Эффект искажения - Диана Удовиченко

Выход на поверхность находился совсем неподалеку от реки Арно. Граф выбрался из узкого лаза, вдохнул влажный воздух, позвал:

– Роман!

– Приветствую тебя, великий мулло, – проговорил, подбегая, очень смуглый мужчина.

На нем была алая рубаха, поверх которой красовался зеленый жилет с меховой опушкой, и синие широкие штаны. Черные кудри блестящей волной ложились на плечи. Роман поклонился:

– Плоты ждут, великий мулло.

Плоты, стоявшие у пристани, скорее напоминали плавучие дома. Они были большими, рассчитанными на нескольких человек. Посередине каждого возвышался пестрый шатер. Возле шатров ожидали плотогоны с шестами.

В сопровождении Романа граф с женой поднялись на плот. Следом потянулись остальные стриксы.

– Переоденься, великий мулло. – Черноволосый мужчина отвернул полог шатра.

Войдя, Паоло обнаружил внутри разложенную на полу одежду, точно такую же, как у Романа. Лукрецию ждало платье с широкой юбкой, состоящей из одних оборок, алая косынка, шальвары и пестрый теплый плащ.

Супруги переоделись и вышли из шатров.

– Мне идет? – весело спросила Лукреция, воспринимавшая все происходящее как забавное приключение.

Красный платок красиво оттенял ее черные кудри, тело, не затянутое в привычный корсет, выглядело гибким и соблазнительным.

– Ты всегда прекрасна, дорогая, – искренне ответил Паоло.

Он и сам был хорош в одежде кочевого племени. Здоровяк Луиджи, переодевшийся после графа, тоже весьма живописно выглядел в доставшихся ему лохмотьях. Карлики, шуты и слуги смотрелись гораздо скромнее, но Паоло остался доволен. Теперь вряд ли кто-нибудь мог узнать в них обитателей виллы делла Торре.

– Хей! – крикнул Роман.

Повинуясь его кличу, плотогоны двинули плоты вниз по реке, унося Паоло и его подданных прочь от Флоренции.

Одиннадцатый закон детей ночи: в мире существует множество кланов стриксов. Все они враждуют между собой.

Глава 6

Владивосток, ноябрь 2009 года

– Убедился? – спросил Харитонов.

– Это не человек, – медленно, взвешивая каждое слово, проговорил Сергей. – Но я не могу только поэтому называть его вампиром. Может быть, это лабораторное существо, мутант или вообще обычный генетический урод.

– Можешь не называть вампиром, конечно, – легко согласился Николай Григорьевич. – Вурдалак, упырь, стриколакос, стрикс, стригой – выбирай любое имя. Тебе нужны доказательства. Понимаю… – Он передал Сергею ружье, – Здесь пули посеребренные. Держи его на прицеле. Если что, стреляй на поражение.

Сергей прицелился в беснующееся существо. Может, оно и не было вампиром, но от него исходила опасность. Харитонов между тем достал из одних ножен охотничий нож, из других – тонкий стилет, похожий на подарок покойной бабки Глаши. Пояснив:

– Чистое серебро, – он вытащил из кармана ключ и отпер решетку. Осторожно, медленно, стараясь не делать резких движений, вошел в камеру, выставив перед собой правую руку с зажатым в ней стилетом.

Тварь подалась вперед, жадно глядя на приближающегося человека. Пасть ее наполнилась слюной, которая капала с клыков, текла по подбородку. В светящихся глазах читалось голодное вожделение.

– Сидеть, – как собаке, приказал Харитонов. – Сидеть, или ты знаешь, что будет. – Сидеть! Сидеть!

Несколько раз повелительно повторив это слово, он сумел сквозь безумие существа достучаться до его сознания. Шипение и вой перешли в разочарованный стон. Не сводя со своего мучителя горящих желтых глаз, монстр медленно опустился на колени.

– Хорошо, – одобрил Николай Григорьевич. – Смотреть в пол! Руку вперед!

Тварь заскулила, но ослушаться не посмела: опустила взгляд, вытянула руки перед собою, растопырив пальцы и упершись ладонями в пол. Вжала уродливую голову в плечи, съежилась, точно бродячая собака, ожидающая удара.

Сергей продолжал держать существо на прицеле. Харитонов склонился над пленником и на несколько секунд загородил его широкой спиной. Видно было только, как хозяин взмахнул левой рукой. Вдруг в уши ударил полный боли визг. Тварь орала так отчаянно, что вопль ее резал душу, вызывая жалость пополам с гадливостью. Николай Григорьевич убрал охотничий нож в ножны, попятился к выходу, а узник упал навзничь и пополз, отталкиваясь ногами. Уперся головой в стену, на мгновение замер, потом осторожно поднялся и уселся в угол, скорчившись и не переставая верещать.

Харитонов вышел из камеры, запер решетку и только тогда расслабился, перевел дыхание.

– Можно глянуть на стилет? – спросил Сергей.

– Ты сначала на это погляди.

Николай Григорьевич продемонстрировал что-то белое, дергающееся, похожее на живого червя. Он держал это двумя пальцами, брезгливо отстранив как можно дальше от себя. Предмет сочился прозрачной розоватой жидкостью, извивался и, казалось, пытался вырваться. Когда он особенно сильно дернулся, Харитонов швырнул его на пол. Нечто попыталось уползти в камеру, и только тут Сергей понял, что это вовсе не червь, а палец. Тонкий, с узловатыми суставами и длинным черным когтем, скребущим по камню. Отрубленный палец, который не желал становиться мертвым.

Существо, скрючившееся в углу, продолжало орать, баюкая левую руку.

– Ты отрезал ему палец… – растерянно сказал Сергей, пытаясь понять, зачем это было нужно.

За три года службы в милиции он видел всякое – и расчлененку и сгнившие трупы. Но вид костлявого пальца, живущего отдельной от тела жизнью, показался ему гораздо страшнее.

– Средний, – уточнил Харитонов. – Погоди.

Он растер дрыгающийся обрубок тяжелым ботинком, хладнокровно, будто давил таракана. Раздался противный хруст. К горлу подкатил вязкий ком тошноты, рот наполнился слюной. Николай Григорьевич достал из сумки прозрачный пластиковый пакет, наполненный темной жидкостью.

– На, жри! – Он швырнул пакет в камеру.

Существо подавилось криком, стремительно подскочило и на лету схватило подачку. Гортанно заклекотало от нетерпения, отгрызло угол пакета и жадно присосалось к нему, причмокивая и урча.

– Это кровь, – пояснил Харитонов. – На станции переливания покупаю.

Он что-то говорил о группе и резус-факторе, но Сергей слушал вполуха. Он не мог оторвать взгляда от твари, с которой происходили жуткие метаморфозы. Лицо преобразилось еще сильнее, превратившись в курносую гиенью морду. Спина согнулась, образовав горб, руки удлинились почти до пола, ноги выгнулись подобно задним лапам животного. Перед Сергеем стоял дикий зверь, невиданный, а потому особенно страшный. Отшвырнув опустошенный пакет, он высунул синеватый длинный язык и облизал окровавленную пасть. Припал на передние лапы и угрожающе зарычал.

– Сейчас успокоится и обратно перекинется, – прокомментировал Николай Григорьевич.

И точно: вскоре рычание стало затихать, желтый блеск в глазах потускнел, а пленник приобрел прежний облик получеловека. Но это больше не было слабое, вызывающее брезгливую жалость существо. Даже в мертвенном свете было заметно, что кожа его утратила бледность и старческую сухость, а на скулах появился слабый румянец. Движения сделались гибкими и полными силы.

– А теперь внимание, фокус, – объявил Харитонов. – Покажи левую руку, чудище.

Огрызнувшись, тварь с детским упрямством спрятала руки за спину, посмотрела злорадно.

– Мне снова к тебе зайти? – грозно осведомился Николай Григорьевич.

Вместо ответа существо издевательски оскалилось и выкинуло вперед левую руку с вытянутым в общеизвестном жесте когтистым средним пальцем.

– Как это? – с туповатым видом спросил Сергей.

Он же видел, точно видел, как Харитонов сначала отрубил этот палец, а потом и вовсе раздавил его на полу!

– Регенерация, – спокойно проговорил Николай Григорьевич. – Все отрубленное отрастает снова.

– То есть их почти невозможно убить?

– Почему невозможно? Серебро – стопроцентная гарантия. Пуля в голову или в сердце – мгновенная смерть. И если бы палец был отрублен серебряным ножом, он бы не вырос снова. Правда, страшилище? Покажи правую лапу!

Вампир неохотно вытянул руку. Только сейчас Сергей заметил, что на ней отсутствует большой палец.

– Регенерация происходит при одном только условии, – продолжил Харитонов, – упырь должен питаться человеческой кровью. Иначе все процессы замедляются.

– А если крови не будет? Он умрет?

– Он бессмертный, – поправил Харитонов. – Так что просто постепенно впадет в полубессознательное состояние. Вроде комы или анабиоза. Вампиры могут спать сколь угодно долго. А потом, как почуют добычу, просыпаются. Я этого два года продержал на голодном пайке. Ничего, не издох, завонял только сильно. Еще отупел и не может полностью в человека перекидываться. Они от долгого голода зверьми становятся.

– Два года? Сколько же он у тебя?

– Да лет уж… – Николай Григорьевич поднял глаза к потолку, пошевелил губами, вспоминая. – Около двенадцати.