Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он в полиции.
– Я ничего не знаю.
– Посмотри на меня. На меня! Я не он.
– Я ничего не знаю. – Она начала раскачиваться в кресле, не сводя глаз с Фриды и напевая эту фразу, словно колыбельную. – Я ничего не знаю. Я ничего не знаю. Я ничего не знаю.
– Мама, – сказал Алан. Он осторожно взял ее за руку, поморщился и неуверенно произнес: – Мамочка.
– Непослушный. Очень непослушный.
– Тебе было абсолютно все равно, ведь так? Ты обо мне даже не думала никогда. Что же ты за человек?!
Фрида встала и взяла Алана за руку.
– Идемте, – решительно заявила она. – Достаточно. Вам нужно вернуться домой, туда, где ваше место.
– Хорошо, – послушно кивнул он, и она увидела, что лицо у него покрыто дорожками слез. – Вы правы. Она всего лишь противная старуха. Она не моя мать. Я даже не ненавижу ее. Она ничего для меня не значит, совсем ничего.
Они молча сели в такси. Алан опустил глаза на руки, а Фрида задумчиво уставилась в ночь за окном. Снова пошел снег, на сей раз ложась на тротуары, крыши и ветви платанов. Надо же, белое Рождество, впервые за многие годы. Она вспомнила, как в детстве с братом каталась на санках с холма возле дома бабушки. Щеки щиплет мороз, к ресницам липнут снежинки, она широко открывает рот и что-то вопит от восторга, а мир вокруг белый и размытый от скорости, которую развили санки. Сколько лет прошло с тех пор, как она каталась на санках, или лепила снеговика, или играла в снежки? Сколько времени, если уж о том зашла речь, прошло с тех пор, как она видела брата или сестру? А родителей? Весь мир ее детства исчез, а на его месте она построила мир из взрослых обязанностей, из боли и нужд других людей, порядка и ячеек, тщательно охраняемых границ.
– Это здесь, слева, – сказал Алан водителю, и тот остановил машину.
Алан вышел. Он не закрыл дверь, но Фрида не последовала за ним.
– Разве вы не пойдете со мной? – удивился он. – Я не знаю, как ей обо всем рассказать.
– Вы о Кэрри?
– Я хочу, чтобы вы помогли ей понять.
– Но, Алан…
– Вы не представляете, что я чувствую после того, что сегодня узнал, после всего, что со мной случилось. Я не смогу все правильно объяснить. Она будет потрясена.
– Почему вы считаете, что мое присутствие поможет?
– Благодаря вам все будет выглядеть… ну, не знаю… профессионально, что ли. Вы можете сказать ей то, что сказали мне, и это прозвучит, понимаете, спокойнее, нормальнее – как-то так.
– Выходим здесь или дальше едем? – спросил водитель.
Фрида задумалась. Она посмотрела на взволнованное лицо Алана, на снежные хлопья, падающие в свете фонаря на его седые волосы, подумала о Карлссоне, который ждет ее в участке и от злости на всех бросается.
– Я вам не нужна. Вам нужна Кэрри. Расскажите ей все, что узнали, расскажите, что чувствуете. Дайте ей шанс понять вас. А завтра в одиннадцать приходите ко мне. Тогда и поговорим. – Она повернулась к водителю. – Не могли бы вы отвезти меня к участку?
Глава 37
Фрида думала, что в участке уже темно, тихо и пустынно, но реальность не оправдала ее ожиданий. Как только она переступила порог, на нее навалился шум: скрежет металлических стульев о пол, хлопанье дверей, звон телефонов, отдаленные крики – то ли гневные, то ли испуганные – и топот ног по коридору. Фрида догадалась, что полицейский участок особенно бурлит деятельностью на Рождество, когда пьяные становятся более пьяными, одинокие – более одинокими, грустные и безумные больше не могут сдерживать грусть и безумство, и вся боль и тяжесть жизни поднимаются на поверхность. В дверь в любую минуту может ввалиться человек с ножом в груди или с иглой в руке, а к стойке дежурного рвануться женщина с разбитым лицом, твердя, что «он сделал это не со зла».
– Как успехи? – спросила она Карлссона, который подошел к стойке, хотя и так все было ясно.
– Пустая трата времени, – признался он. – Придется их отпустить. Они победили. Никакого Мэтью Фарадея, никакой Кэти Райпон…
– Чего вы хотите от меня?
– Понятия не имею. Вы могли бы поговорить с ними? Вы ведь в этом специалист.
– Я не ведьма. У меня нет ни одного завалящего заклятия.
– Жаль.
– Я поговорю с ними. Все официально?
– В каком смысле?
– Вы будете присутствовать? Разговор будет записываться на пленку?
– А как вы хотите его провести?
– Я хочу встретиться с ними наедине.
Дин Рив уставшим не казался. Более того, он выглядел бодрее, чем Фрида прежде его видела, словно высасывал из сложившейся ситуации все соки. Придвигая стул к столу, она подумала, что Дин получает удовольствие от происходящего. Он улыбнулся.
– Значит, теперь они вам поручили поговорить со мной. Это хорошо. Вы симпатичная женщина.
– Не поговорить, – поправила его Фрида, – а выслушать.
– Ну и что вы собрались слушать? Это?
И он, не переставая любезно улыбаться, принялся постукивать по столешнице указательным пальцем.
– Значит, вы его близнец, – начала Фрида.
Тук, тук-тук, тук.
– К тому же однояйцевый. И что вы по этому поводу чувствуете?
Тук, тук-тук, тук.
– Вы этого не знали, верно?
Тук, тук-тук, тук.
– Ваша мать никогда не рассказывала вам о брате. Каково это – знать, что ты не уникален? Что где-то есть человек, который выглядит, как ты, говорит, как ты, думает, как ты. Ведь все это время вы считали, что такого, как вы, больше нет. – Он улыбался, тем не менее она продолжала: – Вы словно клон. И вы ничего об этом не знали. Она все это время держала вас в неведении. Разве вы не чувствуете себя преданным? Или, возможно, глупым.
Он стучал по столу коротким толстым пальцем, не сводя глаз с Фриды. Улыбка на его лице не изменилась, но она ощущала его гнев, да и комната теперь казалась уродливой, как никогда.
– Все пошло не так, как надо. Что вы почувствовали, когда все, что вы держали в тайне, внезапно получило огласку? Вы ведь хотели, чтобы он стал вам сыном, правда? Таков был ваш план?
Постукивание стало громче. Фриде казалось, что стук раздается у нее в мозгу, звучит там коварной барабанной дробью.
– Если вы чувствуете себя отцом Мэтью, то не можете подвергать его опасности. Ваша обязанность состоит в том, чтобы защищать его. Если вы скажете мне, где он, то спасете его, а заодно и себя. При этом контроль останется в ваших руках.
Фрида понимала: он не намерен ничего говорить, он намерен и дальше мягко ей улыбаться и барабанить пальцами по столу. Он не сломается; он выдержит всех, кто войдет в эту комнату и сядет напротив; он выиграет эту игру в гляделки, будет цепляться за свое молчание и одерживать очередную маленькую победу, которая будет придавать ему сил.
Она встала и ушла, спиной чувствуя его насмешливый оскал.
С Тэрри все было иначе. Она спала, когда Фрида вошла в комнату; спала, положив голову на руки и громко, с присвистом, похрапывая. Рот у нее был открыт, и оттуда стекала тонкая струйка слюны. Даже когда она проснулась и уставилась на Фриду мутным взглядом, словно не понимая, кто пришел, то продолжала полулежать на стуле. Время от времени она снова клала голову на стол, словно намереваясь уснуть. Макияж у нее поплыл. На зубах отпечаталась помада. Волосы свалялись. Фрида не уловила волн страха или гнева, идущих от нее, просто мрачное негодование из-за того, что ее заставляют сидеть в этой неудобной комнате с голыми стенами. Она хотела вернуться в свой натопленный дом, к своим кошкам. Она хотела курить. Она замерзла. Проголодалась, а та пища, которую ей здесь дали, была отвратительной. Она устала – и это было очевидно: лицо у нее опухло, а глаза казались воспаленными. Время от времени она обхватывала руками свое крупное, грустное тело, пытаясь обрести покой и утешение.
– Как долго вы знакомы с Дином? – спросила Фрида.
Тэрри пожала плечами.
– Когда вы поженились?
– Давным-давно.
– Как вы познакомились?
– Много лет назад. Еще в детстве. Можно мне наконец покурить?
– Тэрри, вы работаете?
– Кто ты такая? Ты ведь не коп. Не похожа на них.
– Я уже говорила вам, я врач.
– Меня ничего не беспокоит. Кроме того, что я торчу здесь.
– Вы считаете, что должны делать то, что вам велит Дин?
– Мне нужно покурить.
– Вы не обязаны делать то, что вам говорит Дин.
– Ну да, конечно. – Она преувеличенно громко зевнула. – Закончила?
– Вы можете рассказать нам о Мэтью. Вы можете рассказать нам о Джоанне и Кэти. Вы бы совершили очень смелый поступок.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь. Ты считаешь, что знаешь, как я живу, но на самом деле ни черта ты не знаешь. Такие, как ты, ни черта не знают о таких, как мы.
Глава 38
Фриде пришло электронное письмо от Сэнди. Он написал его в час ночи, и там говорилось, что он честно пытался не связываться с ней, но в конце концов понял, что это невозможно. Он так скучает по ней, что испытывает почти физическую боль. Он не верит, что больше никогда не увидит ее, не сможет обнять. Он предлагал встретиться. Он уезжает в Америку через несколько дней, но перед отъездом хотел бы увидеть Фриду. Обязательно. «Пожалуйста, – писал он, – пожалуйста, Фрида, прошу тебя».