Русские дети. 48 рассказов о детях - Роман Валерьевич Сенчин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну как? По-прежнему считаете яхтенное дело безмятежной увеселительной прогулкой?..
Лоция и навигация мне всегда казались делом очень увлекательным, поэтому, будучи в этом первом походе самым что ни на есть простым матросом, я не упускал возможности свериться с картой, провести пеленгацию для определения места, почитать нужный раздел в лоции, благо этому никто не препятствовал.
Как ни смешно – очень неплохо освоив науку морских карт (я был рулевым первого класса, что соответствует КМС в других видах спорта), с обычными картами и городскими атласами я неоднократно оказывался совершенно беспомощен. Когда моё место за рулём семейного автомобиля перешло к дочери, я стал выполнять обязанности штурмана – и временами справлялся с ними так, что дочь называла меня «преподавателем той школы, где учился Сусанин».
Всё относительно…
Внутри яхты для приготовления пищи был оборудован небольшой закуток, который язык не поворачивается назвать камбузом. Там на специальном кардане подвешивался примус. Штатного кока не было, и еду готовила очередная вахта. Теперь примуса не в моде, а тогда это был единственный инструмент. Для приведения его в действие надо было в специальную чашечку налить керосина и поджечь его. Этот коптящий факел накалял горелку, после чего полагалось накачать примус воздухом и вывести его на нужный режим. Форсунка горелки часто засорялась, и её прочищали специальными иголками.
Я об этом так подробно рассказываю, чтобы вы, любезный читатель, могли себе представить, каково это делать в свежую погоду, в шторм, когда яхту не то чтобы качает – просто швыряет. Половина команды валяется с приступами морской болезни и ни на что другое не реагирует, вахту несут только те, кто не подвержен качке или научился справляться. А ведь во время шторма работы особенно много: надо следить за курсом и за обстановкой, брать рифы, менять паруса… К счастью, меня морская болезнь не брала совершенно, и поскольку из-за своей ноги я в палубную команду не годился, мне поручали или держать курс на руле, или варить упрощённые штормовые обеды. Тем, кто мок и трудился на палубе, горячая еда была очень нужна…
Есть устойчивое мнение, будто подверженность морской болезни определяется врождёнными свойствами вестибулярного аппарата: тебя либо укачивает, либо нет, и ничего поделать с этим нельзя. Зря ли от качки всю жизнь мучился знаменитый адмирал Нельсон: даже на его надгробии изображён больной лев! Тем не менее на самом деле всё сложней. Когда я привёл на яхту подросшую дочь, её поначалу укачивало едва ли не у причала. Однако постепенно, года за два, она адаптировалась – да так, что никакая штормовая качка уже её не брала.
А вот то, что укачивание очень зависит от морального состояния и занятости делом, это правда святая. Однажды мы с дочерью затащили на яхту, в короткое путешествие на выходные, мою жену. Галя была человеком не просто сухопутным. Её жестоко укачивало и в самолёте, и в троллейбусе, и даже в трамвае. А тут – яхта!.. Уступив наконец нашим уговорам, она запаслась всеми средствами от морской болезни, какие только продавались в аптеке, и всё равно приготовилась погибнуть в страшных мучениях.
Переход «туда» – на кронштадтский форт Обручев – прошёл как по маслу. На обратном пути мы сперва заштилели, потом налетел очень неслабый шквал. Совсем рядом полыхали молнии, яхта бешено неслась вперёд, кренясь, проваливаясь и взмывая… Кое у кого зеленели лица даже на палубе. А внизу, у камбузного кардана, где под кастрюлей полыхал уже не примус, а газовая горелка, увлечённо трудилась моя жена. Она не обращала на качку никакого внимания.
В советские времена бытовала одна шутка, я как-то встретил её даже в кроссворде. Фраза выглядела так: «Спортсмен, который, по мнению пищевой промышленности, только завтракает». Ответ гласил: «турист». Мы, яхтсмены, в зависимости от обстоятельств считались то гонщиками, то туристами. Значит, по крайней мере завтракать нам полагалось. И не только консервами, ведь какой-никакой камбуз на яхте всё же устраивался. А вот что касается наоборот… Когда где-нибудь на стоянке появлялась яхта с обустроенным гальюном, остальные экипажи сбегались посмотреть на экзотику. На большинстве яхт, даже крупных крейсерских, туалетов не наблюдалось. Для отправления естественных потребностей приходилось, держась за ванты подветренного борта, просто свешивать пятую точку над водой. А ведь эти потребности имеют свойство настигать в самый неподходящий момент, к примеру в холодную штормовую ночь, на «мокром» курсе, когда с каждой волной яхту «моет» – гребни волн захлёстывают через борт, так что вахтенные работают в непромоканцах…
Ещё конструкторы яхт, кажется, понимают, что яхтсменам, свободным от вахты, иногда требуется поспать. В корпусе устроены спальные места, по числу которых, собственно, и набирается экипаж для дальних походов. Два самых, на мой взгляд, удобных места – никуда не свалишься ни при какой качке – расположены прямо под палубой, между кокпитом и бортами. Яхтсмены их называют «гробами». Человеку с клаустрофобией делать там нечего, да и вахтенные бегают у тебя прямо по голове, но после серьёзной работы всё равно спишь как убитый.
В первом же большом походе дочери достался в качестве спального места пресловутый гроб. Потом наступил сентябрь, а с ним и школьное сочинение, посвящённое летним впечатлениям. Я наполовину шутя предложил озаглавить его «Жизнь в гробу, или Как я провела лето». Дочь пришла в восторг, но к тому времени она уже знала, что с чувством юмора у школьных преподавателей напряжённо. Поэтому эксперимент решили не запускать.
На парусной яхте море совсем рядом с тобой. Можно опустить руку за борт и потрогать волну. Или волна сама приходит к тебе – летит прямо в лицо. Это совсем не то что на большом корабле. Здесь ты с морской стихией общаешься без посредников. Иногда во время трудной ночной вахты, когда мокнешь и зябнешь и до смерти хочется спать, из глубины сознания помимо воли выползает вопрос: «А оно мне надо?..»
Это быстро проходит.
Праздный вечер перед телевизором не оставляет воспоминаний. Как и та безмятежная увеселительная прогулка. А вот если можешь сказать: «Я преодолел! Я смог! Я сумел!» – это совсем другое дело…
Мой товарищ рассказывал, как во время свирепого шторма они вынуждены были укрыться от непогоды
