Астровитянка - Николай Горькавый

Густые брови профессора поднимались всё выше и выше, а Никки не спеша продолжала:

— Звёзды светят и днём, поэтому, кроме молодого солнечного света, который летел в космосе восемь минут, на бабочку одновременно падает и древнее излучение далёких звёзд. Этот звёздный свет покинул фотосферы своих светил сотни и тысячи лет назад, преодолел огромное пространство и закончил существование на крыльях земной бабочки, слегка нагрев их древним теплом, возможно, уже погасших звёзд. Цветовая непрозрачность бабочки спектрально условна. Сквозь хитиновую броню легко проникают космические и земные излучения, включая гравитационные и радиоволны, гамма-лучи и нейтрино. Бабочка быстро машет крыльями и сама оказывается источником низкочастотного звукового и гравитационного излучения. Она находится в искривлённом пространстве-времени вокруг Земли и движется, опираясь на воздух, тем самым полёт бабочки — это непрерывное бегство от падения по геодезической линии… Достаточно? — спросила Никки Ван-Теллера.

— Нет… — зачарованно протянул старый профессор, — я бы ещё послушал…

— Бабочка эффективно оперирует временем и его энергией. Согласно следствиям из специальной теории относительности Эйнштейна, бабочка и её крылья, двигаясь с разной пространственной скоростью, обладают разными скоростями времени в каждой точке крыла и корпуса. Мускулы бабочки, махая крыльями, меняют скорость времени вдоль крыла. Молекулы воздуха двигаются с наибольшей скоростью в пространстве и с наименьшей скоростью во времени. Результат соударения молекул воздуха с молекулами крыльев описывается на языке классической физики как давление или передача энергии, но его правильнее рассматривать как обмен пространственно-временными параметрами между атомами. Порхающий полёт бабочки — это танцующее взаимодействие личных времён и пространств бабочки, гравитационного поля Земли и атмосферных молекул… Продолжать? — снова спросила Никки.

— Если есть что добавить, то — да, — по-прежнему заинтересованно проговорил Ван-Теллер.

— Ну… бабочка — термодинамически открытая, самоорганизующаяся система по Пригожину и обладает целым букетом нестабильностей, например неустойчивостью Тьюринга в средах диффундирующих химических реагентов, отвечающей за образование структур тела бабочки и за узор на её крыльях. Можно отметить нелинейное распространение электрических импульсов в нервных клетках, волновую нестабильность в виде кишечной перистальтики, а также образование солитонов в длинных цепях белковых молекул. Бабочка — это метастабильный объект, образованный букетом структурообразующих неустойчивостей. Бабочка жива, пока нестабильна — если она избавится от неустойчивости, то умрёт. Абсолютно стабильная система всегда мертва.

Никки решила остановиться без всяких вопросов о продолжении. Профессор Ван-Теллер смотрел на неё с острым интересом.

— Кто вас научил такому… видению? — заинтригованно спросил он. Студенты сидели не дыша.

— В основном — вы, профессор, — улыбнулась Никки.

— Как так? — совсем высоко поднял седые лохматые брови профессор Ван-Теллер.

— Я взяла вашу книгу «Общий курс системного моделирования», — весело пояснила Никки, — чтобы почитать о функционировании квазизамкнутых биосистем. Книга оказалась очень полезной для расчётов моей оранжереи. А потом я так увлеклась, что прочитала её всю. Многие места были весьма непростыми, но я их одолела, и ваша книга… перевернула моё представление об этом мире.

— Спасибо, — помолчав, сказал профессор Ван-Теллер тихим удивлённым голосом. — Самый ценный отзыв, который я когда-либо получал о своей книге… К сведению остальных, — обратился он к аудитории, — «Общий курс» — не школьный, а университетский учебник.

Он повернулся снова к Никки.

— Я узнал вас, вы — мисс Никки Гринвич, прожившая на астероиде десять лет?

Никки согласно кивнула.

— У меня к вам просьба, — пристально глядя на Никки, произнёс профессор. — Скоро выходит новое издание «Общего курса». На суперобложке издатели любят размещать похвалы книге от всяких знаменитостей. Как практичный человек, я хотел бы привести ваш отзыв о моей книге крупным шрифтом на обложке. — Профессор поднял руку с т-фоном, записывающим всю лекцию. — Я уверен, это заметно поднимет уровень продаж. Вы согласны?

— Конечно, профессор, — легко согласилась Никки.

— С вашим портретом? — уточнил профессор.

— Как вам будет угодно, — не возражала Никки. Аудитория еле слышно, но дружно загудела.

— Скажите, — продолжил профессор, наклонившись к Никки, — а вас не удивила моя такая… очень деловая просьба? — Он смотрел на неё со странным вниманием.

— Нет, — улыбнулась Никки, — это полностью соответствует системной парадигме, изложенной в вашей книге. А могу я рассчитывать на десять процентов от роста продаж вашего учебника?

— Можете! — Профессор расхохотался, и глаза его торжествующе блеснули. Он медленно заковылял к кафедре, опираясь на огромную клюку. — Вряд ли кто понял, — весело произнёс Ван-Теллер, — но я проверял, насколько мисс Гринвич усвоила последнюю главу моей книги. Она усвоила её отлично! Но это был не просто тест, — обернулся профессор к Никки, — все наши договорённости остаются в силе.

— Нисколько не сомневалась, — сказала Никки.

Школьники не выдержали и забубнили.

— Принцесса Дзинтара, — профессор остановился возле передних столов, — а вы что-нибудь хотите сказать о бабочке, которая порхает в этом зале в вашу честь?

— Она красива, — сказала Дзинтара, — и это её главная загадка. Когда я смотрю на полёт бабочки, моё сердце трепещет от счастья и тоски. Почему? Может, мы в древности дружили с этой бабочкой, и генетическая память о тех временах ещё жива? Или во мне существует эстетический контур, резонирующий с музыкой, бабочкой, стихом? А может, это вечная мечта о крыльях и свободе бьётся и плачет во мне?

Принцесса замолчала. Профессор неподвижно постоял возле неё, потом доковылял до кафедры и повернулся к аудитории лицом.

— Браво всем, — сказал он, улыбаясь.

Он уже не походил на буйного агрессивного старика с первой лекции. Лицо его стало светлее и мягче.

— Вы сегодня помогли мне принять важное решение, — негромко произнёс профессор Ван-Теллер. — Я собирался отказаться от очередного курса омоложения — больно, дорого, надоело… — и уйти на окончательный покой в конце этого семестра. Сейчас я решился ещё раз отдать свои старые кости этим эскулапам — пусть мучают… Поработаю несколько лет, погляжу на ваш набор… что из вас получится… — Профессор посмотрел на Дзинтару, Никки, обвёл взглядом аудиторию. — Все свободны.