Испанские репортажи 1931-1939 - Илья Эренбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Англичане предлагают шведам и норвежцам: «Проверьте». Конечно, все это хорошо, но это политика, дипломатия. Есть в жизни и другое. Пускай сюда приедут все. Шведы? Да, не только военный атташе – Сельма Лагерлеф. Пускай приедут философы, художники, писатели – Уэллс, Шоу, Валери, Драйзер. Пускай приедут и те, кто защищал фашизм, – я хочу увидеть рядом с трупом этого ребенка старого Гамсуна. Он все же любил жизнь, лес, детство.
Правды требуют камни и капли крови. Правды требуют эти подернутые мутью голубые глаза убитого мальчика. Правды требует горсточка сухого песка.
Фигерас, 13 июня 1938
Семьсот дней
Проезжая мимо испанских городков, повсюду видишь горы мусора и оконные рамы без стекол. Люди роют землю, взрывают камень: они готовят убежища. 10 июня в Аликанте один налет следовал за другим, тревога длилась сутки, и сутки люди просидели в темных норах. Томительна эта вторая подземная жизнь. Окопы фронта незаметно переходят в тыловые убежища. Близость смерти вошла в быт: воздушные налеты на города, крик сирен, атаки, контратаки, скудный паек, побывки, знаки различия, могилы. Войне скоро два года…
Не случайно этими строками о человеческих чувствах я предваряю очерк, посвященный судьбам республиканской армии. Наступил тот период войны, когда нервы народа, его усталость или упорство значат не меньше, нежели подсчет самолетов и орудий. Давно забыты первые горячечные месяцы войны, демонстрации, флаги, речи. Испанский народ, по природе столь веселый, столь безмятежный, узнал горечь молчания, тяжесть героики, лишенной внешнего пафоса. Он дышит повседневным [259] горем, он устал, но сейчас, еще пуще прежнего, молча, яростно он тянется к победе.
Я уехал из Испании в декабре в суматошно-радостные дни – накануне взятия республиканцами Теруэля. В моем рассказе об этой операции я предостерегал читателей от излишнего оптимизма. Мы знали, что противник сосредоточил сильный кулак, что у него огромное преимущество авиации, что армия республики молодая и наспех сколоченная, еще недостаточно закаленная для серьезного наступательного движения. Захват Теруэля был только удачно проведенной диверсией. Он показал, что многие республиканские дивизии умеют превосходно драться; он показал также, что, несмотря на рост вооружения, противник морально ослабел: защитники Теруэля не повторили толедского Алькасара.
Мартовское наступление фашистов было тем «решительным ударом», который первоначально был намечен на декабрь. Газеты не раз отмечали численное превосходство фашистской авиации и перевес фашистской артиллерии. К этому надо добавить, что до недавнего времени некоторые республиканские части не умели выдерживать первого натиска врага. Требовались недели, чтобы они снова могли обрести военную выдержку. Так было в свое время под Мадридом, у Гвадалахары, возле Пособланко. Так было и в Арагоне. Конечно, далеко не все республиканские дивизии поддались. Многие части успешно отражали атаки неприятеля и отошли только тогда, когда того потребовало выравнение фронта. Фашисты все быстрее продвигались вперед. За границей услужливые перья писали о близкой развязке. Все ждали, что фашисты двинутся на Барселону. Они перешли реку Сегре и вдруг остановились: перед ними оказались стойкие части республиканцев. Так началось сопротивление.
На арагонское поражение испанский народ ответил новым правительством. Это было не только сменой министров, но вторым национальным подъемом. Еще раз сознание непосредственной опасности спасло Испанию. Мы помним Мадрид, безрассудный и растерянный осенью 1936 года. В первые дни апреля вся Испания повторила это чудесное преображение Мадрида. Легко было идти добровольцем в июле тридцать шестого, война тогда казалась увлекательным фильмом. Добровольцы апреля тридцать восьмого знали, на что они идут. [260]
В середине апреля фашисты, использовав мартовские успехи, дошли до побережья. Республиканская Испания оказалась разрезанной на две части. Случись это в марте – до набата, до Негрина, – это могло бы вызвать отчаяние. Это вызвало ожесточение.
Я увидел Испанию после шестимесячной разлуки, увидел в тяжелые дни. Фашисты медленно продвигаются в Леванте. Каждую ночь нас будят сирены, зенитки, бомбы. Позади семьсот таких ночей. Семьсот дней, как этот высокий парень с медным обветренным лицом не выпускает из рук винтовки. Я вижу все трудности, и все же я должен сказать, что излишний пессимизм сейчас преступен. Пути победы сложны, извилисты, они не помещены на тех картах, по которым читатели следят за военными действиями. Все видят, что фашисты продвинулись к Валенсии. Кто знает, не продвинулась ли тем временем республика к победе?
Конечно, выход фашистов к морю был тяжелым ударом. Он не был отнюдь ударом роковым. Сообщение между двумя частями регулярно поддерживается. В Барселоне можно купить мадридские газеты, письмо, опущенное в Таррагоне, доходит относительно быстро в Хаэн. Мадрид лучше прежнего обеспечен продовольствием. Как и прежде, республиканская авиация легко перебрасывается с одного фронта на другой. Обе части республики имеют свою промышленность и не страдают от отсутствия боеприпасов. Что касается населения, оно скорее знает о прорыве, чем его ощущает. Я видел груды писем, полученные за последние дни министерством земледелия: крестьяне из-под Альмерии или Куэнки пишут о своих нуждах в Барселону.
За шесть месяцев армия возмужала, закалилась. В декабре я встречал солдат, которые не знали толком, за что дерутся. Теперь, пожалуй, таких не сыскать: работа комиссаров заставила по-новому биться сердце армии. Слабым местом республиканцев остается недостаточная подготовка низшего командного состава. Однако и здесь заметна перемена к лучшему. При всех дивизиях налажены курсы, которые подготовляют унтер-офицеров. Военные школы в тылу объединены. Они выпускают после трехмесячного обучения командиров. Больше половины вновь назначенных лейтенантов вышли из этих школ.
Фашисты сосредоточили все свои силы в Леванте. Они хотят взять Валенсию – порт и промышленный центр, а [261] также расширить брешь между двумя частями республики, дабы усложнить переброску истребительной авиации. Однако в Леванте республиканцы оказывают упорное сопротивление. Каждый километр фашисты оплачивают сотнями жизней. За первые сорок дней наступления они продвинулись на тридцать шесть километров. Мы не можем в точности подсчитать, во сколько десятков тысяч солдат им обошелся путь от Теруэля до Кастельона. Но можно с уверенностью сказать, что противник сейчас особенно щедро расходует свои силы. Республиканцы тем временем впервые создают мощные резервы. В этом залог возможной победы, несмотря на все трудности теперешнего положения.
Силы фашистов доходят до 450 тысяч. Однако далеко не все свои части фашисты решаются кинуть в бой. Мобилизованные крестьяне – плохие солдаты. Их пробовали было рассовать по наваррским дивизиям, – это было еще в декабре, – тогда прославленные дивизии стали сразу нестойкими, мобилизованных пришлось отослать в тыл. В боевых действиях участвуют только ударные группы фашистской армии: наваррские дивизии, корпус «Марокко», наконец, итальянцы. Все эти части целиком сосредоточены в Леванте. Мадридский фронт стал тем, чем был в первый год войны Арагонский фронт: час-два в день вялой артиллерийской перестрелки. В Эстремадуре республиканцы время от времени производят успешные атаки, которые тревожат противника. Наступления республиканцев в северной Каталонии не дали прямых результатов. Они все же заставили противника подбросить туда резервы. Следует отметить роль, сыгранную 43-й дивизией, которая два месяца сражалась в тылу у противника, защищая горный район Синка – три долины, сорок вершин, тридцать деревушек. Фашисты, желая во что бы то ни стало ликвидировать этот республиканский островок, бросили к Биельсу четыре дивизии под командой генерала Сольчага, 60 германских самолетов. Конечно, это только небольшой эпизод войны, но он показателен. В первый год войны фашисты были стойкими солдатами, а республиканцы – толпой, охваченной энтузиазмом, но не способной на серьезное сопротивление. Фашисты тогда гордились защитниками Алькасара или Овьедо. Второй год войны дал иные примеры: капитуляцию Теруэля, с одной стороны, двухмесячную борьбу 43-й дивизии – с другой. Это дает нам [262] право с надеждой на лучшие времена ждать третьего года этой жестокой войны.
Артиллерия республиканцев выросла. Разумеется, интервенты по-прежнему подвозят в Испанию тяжелые орудия, и нелегко военной промышленности Испании – ей от роду год – бороться против германской индустрии. Теперь, более чем когда-либо, республиканские артиллеристы могут потягаться с фашистскими. В боях возле Балагера и Тремпа артиллерийский огонь впервые нанес врагу большие потери.
Высокое качество республиканских самолетов, мужество республиканских летчиков известны всему миру. Несмотря на численный перевес, в последних воздушных боях фашисты неизменно терпят поражения. Я могу напомнить хотя бы поражение над Люсеной 9 июня, когда фашисты потеряли два бомбардировщика и семь истребителей, в то время как республиканцы потеряли всего три истребителя. Все республиканские летчики спаслись. Один из них был ранен, это – восемнадцатилетний сын председателя совета министров Ромуло Негрин. 13 июня четырнадцать республиканских истребителей вступили в бой с шестьюдесятью шестью фашистскими самолетами и сбили один вражеский.