Пикассо сегодня. Коллективная монография - Коллектив авторов

Теперь производители драгоценностей, в изделиях которых главную роль всегда и во всех отношениях – и художественном, и коммерческом, играли уникальные, коллекционные камни и материалы, вели себя осмотрительнее. Они более не полагались исключительно на самоценность художественной концепции. Они сделали ставку на громкие имена известных мастеров изобразительного искусства первой половины ХХ века.

Но и эта среда творчески не была единодушна. Диапазон включенности в процесс создания художественных драгоценностей колебался от продолжения в «малых» формах ювелирного искусства – украшениях, своих творческих концепций, разработанных в живописи, скульптуре или арт-объектах, до реплик и прямых цитат своих станковых произведений.

Оригинальное и коммерчески беспроигрышное решение впервые было найдено ювелиром из Экс-ан-Прованса Франсуа Уго. Он сделал ставку на воплощение в драгоценных материалах рисунков и реплик произведений художников, привыкших работать в крупномасштабных, монументальных формах. Приглашенные мастера не слишком интересовались и не углублялись в специфику ювелирного искусства – миниатюрной пластики. В лучшем случае по просьбе ювелира они делали наброски неких украшений, которые тому предстояло перевести в материал, сохранив почерк и стиль художника.

Пабло Пикассо был первым, кому Франсуа Уго в 1954 году предложил перевести в золотые изделия рисунки и керамику художника. Так началось двадцатилетнее сотрудничество ювелирного дома Уго с Пикассо.

Известно, что Пикассо и раньше делал украшения для членов своей семьи[460]. До недавнего времени были хорошо известны только ювелирные произведения художника 1950–1960-х годов. Даже эксперты в сфере модернистского ювелирного искусства, в основном, связывали его имя только с коммерческим сотрудничеством с домом Уго.

Однако, как стало известно в 1998 году после смерти подруги Пикассо, французской художницы и фотографа Доры Маар, он делал для нее множество украшений уже в конце 1930-х годов. То есть именно тогда, когда в США работал Александр Колдер и только начинала формироваться американская школа авторского ювелирного искусства. К этому же времени относятся эскизы сюрреалистических ювелирных произведений Ман Рэя и Мерет Оппенгейм, итальянские сувениры – «римские» и «помпеянские» украшения работы Андре Дерена, созданные им для жены.

Возможно, Пикассо испытал некоторое косвенное влияние их работы в этой сфере. Или, по крайней мере, укол ревности. Во всяком случае, известен его прохладный, несколько высокомерный комментарий на «Меховой браслет» и объект «Меховой чайный прибор» 1935–1936 годов Мерет Оппенгейм: «Вы можете покрыть мехом что угодно»[461].

Ювелирные произведения Пикассо этих лет, в отличие от работ его коллег, не предназначались для экспонирования на выставках, а всецело принадлежали их владелице Доре Маар. Они являли собой довольно брутальные камерные миниатюрные портреты в обрамлении, представляющие вставки для подвесов, брошей и колец. Большая часть этих изделий сделана в первые три года их романа – с 1936 по 1939. В течение лета, которое они провели на Юге Франции, в местечке Жуан-ле-Пен, Пикассо сделал шесть гравированных женских портретов на терракоте, используя только перочинный нож. Все они имеют в верхней части отверстие для подвешивания.

По свидетельству Джеймса Лорда[462], со слов Доры Маар, первое украшение было сделано в качестве компенсации за потерянные ею по вине художника золотые кольца с рубином и агатом. Она выбросила кольцо в Сену во время ссоры, которой закончилась прогулка по Пон-Нёф.

Среди других ювелирных произведений Пикассо во владении Доры Маар Дж. Лорд видел серебряную зажигалку с ее гравированным портретом в виде двойного профиля в стиле рисунков Пикассо конца 1930-х годов. Кроме него о существовании этих работ художника знали очень немногие из современников, кто общался с Маар и Пикассо в течение их романа, и никто из специалистов по модернистскому ювелирному искусству.

Многие вещи из этой коллекции свидетельствуют о том, что и в 1950-е Пикассо продолжал использовать для украшений портреты Доры Маар 1930-х годов. По-видимому, к их числу принадлежит известный подвес из терракоты «Голова женщины» (1956).

Помимо образа Доры Маар среди таких амулетов встречаются и изображения головы сатира. Мотив хорошо известный в творчестве художника 1930-х годов.

В 1967 году работу продолжил Пьер Уго, унаследовавший фирму у своего отца. По рисункам Пикассо, сделанным еще в 1956 году, были исполнены золотые подвесы – «Лицо фавна», «Нарождающийся лик», «Голова быка», «Расстроенное лицо», «Рыбы», «Лицо из гафрированного картона», «Профиль Жаклин», «Маленький фавн», «Лицо в виде трилистника» и другие.

На оборотной стороне подвеса «Лицо-маска», из частной коллекции в Париже, помимо подписи художника начертаны цифры: Picasso, 12/20, что означает существование серии из двадцати изделий, в которой данное изделие было двенадцатым. Факт этот сам по себе очень интересен, так как свидетельствует, что обратившись к сотрудничеству с такими ведущими мастерами искусства ХХ века как Пабло Пикассо, ювелирный дом Уго, в отличие от своих предшественников, вовсе не предполагал изготовление художественных драгоценностей как уникальных произведений ювелирного искусства. Напротив, им был найден разумный компромисс. Авторские художественные идеи приравнивались к традиционным для имиджа французских ювелирных домов коллекционным драгоценным камням. Их (идеи) поставили в один ряд с бриллиантами, изумрудами, сапфирами, рубинами, скрепив все это авторской подписью великого маэстро.

Ювелир из Прованса приложил все возможные усилия, чтобы выполнить работу, не исказив первоначальных замыслов Пикассо, отображенных в эскизах. Применив разные техники – чеканку, ковку, резьбу и гравировку – П. Уго добился несомненного успеха. Подвесы и броши, обычно имеющие около 50 миллиметров в диаметре, некоторые историки ювелирного искусства сравнивают с античными монетами[463]. Однако такое сравнение представляется весьма условным, так как Пикассо никогда не вдохновлялся формами как таковыми. И если бы подобное предположение было верным, то, скорее всего, мы увидели бы в ювелирных произведениях Пабло Пикассо трехмерное пластическое пространство греческих рельефов – пропорциональность, контрапост, контрастное распределение тяжести между точками опоры, асимметричная сбалансированность композиции. На такую связь в греческих монетах и украшениях указывает историк ювелирного дела Герман Шадт[464]. Но ничего подобного в художественных драгоценностях Пикассо нет. Художник и здесь не изменяет своим эстетическим принципам. В трех медальонах «Лицо в виде часов», «Лицо из гафрированного картона» и «Нараждающийся лик» (1956–1967) в центр диска-циферблата с буквами греческого алфавита, обозначающими в соответствии с традициями древних греков и ряда других народов цифры, он помещает подчеркнуто упрощенный рисунок, изображающий ухмыляющуюся усатую личину. В другом случае – это едва проступающие черты человеческого лица, передающие ощущение сопричастности происходящему на глазах зрителя. А в третьем – нарочитая схематичность конструкции композиции, имитирующей часы, подчеркнута сопоставлением древнего образа и современного материала. Все богатство и эстетические нюансы древних культур вдруг стали частью западной художественной лексики. Художник здесь не просто визуализирует увиденное или заинтересовавшее, а сосредотачивается на концепции образа и стилизации тех или иных эмоций.