Сиротская Ойкумена - Игорь Старцев

– Ну что ж вы никак не приморозитесь, звери? – заорал надзиратель. – А ну притихли оба, пока не досталось для ума!

– Молчу, начальник! Хулиганов нет.

Махина тяжело пришла в движение и поехала по взлетной полосе. Вдоль проходов побежала охрана, раздавая пинки и удары дубинками тем, кто замешкался с пристяжными ремнями. Лайнер оторвался от земли, и сразу заложило уши, вслед за чем на голову Постникова насело непобедимое обморочное забытье. Вывалился он из него еще более внезапно, чем отключился. Несмотря на ровный ламповый свет в трюме, чувствовалось, что за бортом был светлый день. Не исключено, что улетели в другой часовой пояс. Уши снова стало противно закладывать – борт шел на посадку.

Через час с небольшим после приземления началась выгрузка. Разъехались толстые створки в тыльной части фюзеляжа, внутрь победоносно вошла белая северная свежесть и обожгла морозом.

Пассажиров оповестили:

– Ну что, красавцы, давайте по одному! Без резких движений!

Постников оказался первым, кто ступил с пандуса на асфальтовую площадку, обнесенную кирпичной оградой с колючей проволокой. По ней плавали волны снежной поземки.

– Куда теперь нас? – полюбопытствовал он. Отозвались ему сразу двое:

– Известно куда. В баню да в карантин. А солярия тут, похоже, нету.

– На промзону. В горный комбинат.

По одному подъезжали восьмиколесные автозаки, и в них неспешно, с перекличкой и проверкой, загружали людей. Пока не выкликнули его имя, Постников успел рассмотреть, что здешний аэродром пристроился возле самого обрыва. Глубоко внизу стыло серно-черное льдистое море. За морской морозной мглой вдалеке прорисовывались очертания – там угадывалась скала, точнее, большое каменистое плато, высоко торчащее над хмурым морем. Дальний обрыв был заметно выше посадочной площадки, он выдавался высоко и загораживал треть неба, и без того по-зимнему пасмурного. Нигде не было видно удобного места для подъема наверх, все здесь круто обрывалось в море, и только пять-шесть десятков неугомонных белых птиц носились под обрывом. Но тут Постникова подтолкнули в плечо – уже кричали «Загоруйко», и он полез в машину.

По приезду в колонию всех развели по каким-то безликим корпусам отчаянно казенного вида. Вопреки предположениям Постникова, он не был немедленно брошен в многолюдный изолятор временного содержания или в иное подобное место. Вместо того он его отделили и проводили в опрятный офисный комплекс, неописуемо казенный на вид. Негромкие адвокатские коридоры, винтажного вида мебель из фанеры и стружечного листа – самое конторское убранство, какое только можно вообразить. Невозможно было отделаться от впечатления, что сюда умышленно закупалась самая тоскливая мебель, и точно в таком же стиле были выдержаны потолок, стены и весь интерьер – казалось, все было устроено так, чтобы входящий с первых шагов смирился с неизбежностью судьбы.

Было видно, что это еще не была собственно тюрьма, а некий внешний ее отдел для дорасследований. И что теперь надлежало делать с ним, задержанным, здесь не особо понимали, поэтому посверкивало вокруг Постникова в воздухе опасливое отчуждение встречных официальных лиц. Но как бы то ни было, обходились с ним вполне корректно и даже не называли «подозреваемый» – хотя и старались при этом избегать любых обозначений, говорили «пожалуйста, секунду, извините».

Началось фотографирование, видеозапись. Вопросы: «время и цель прибытия».

Постников сказал, что около трех недель тому назад был проецирован в Сырой Брод. Ищет пропавших жену и дочь.

«Черт знает что творится, – проносилось в его голове. – Сплошной Кафка».

Вопреки его опасениям, происходило все быстро. Вместо нудных часов в одиночке и многократных обысков после опроса его отвели в душноватый не то лекционный зал, не то в комнату для приватных конференций на десяток человек. В ней находились два ряда стульев, миниатюрная кафедра и выдвижной проекционный экран, развернутый с непонятной пока целью. Из-под белого полотнища на вошедшего с интересом уставились двое – сотрудник в форме и неизвестный в штатском. Предложив ему присесть, они вернулись к разговору. Мундирный то и дело оборачивался и поглядывал на Постникова, будто пытаясь разгадать, что он такое.

Между удивленными поворотами он высказывал штатскому, человеку на удивление неприметного и какого-то стертого облика:

– Вот вы говорите – вопросы? Да, есть вопросы. Во-первых, что это за безобразие? Каким образом его сюда занесло? Кто он вообще такой? Во-вторых, почему материалов в его деле кот наплакал? Где отчеты экспертиз, где свидетельские показания, откуда вообще взялся этот Загоруйко – или как его там? И в-третьих, с чего вдруг его сразу понадобилось помещать в колонию? Уж как вы хотите – но история темная, и мне не хотелось бы вляпаться, у нас сотрудники дико перегружены и без этих ваших игр. Под свою ответственность не имею права!

– Вот и прекрасно, забудьте, – с хладнокровием отвечал его собеседник. – Материалы будут изъяты, и вам нечего беспокоиться. Задержанный Загоруйко освобождается по решению комиссии Верховного суда республики за отсутствием состава преступления. У вас к нему имеются вопросы?

Форменный беспокойно переступил с ноги на ногу, как гость в балетной сцене, и продолжал гнуть свое:

– Без генпрокуратуры я ничего подписывать не буду! Дело поступило на регистрацию? Поступило. Что я – в печку его теперь брошу, что ли? Но по нашей канцелярии он пока не зачислен. И если дело будет передано вашей структуре, то и проблем никаких – он может отправляться за периметр хоть немедленно!

– Генпрокурор даст добро в течение пары минут. Дело вернется на пересмотр в Эфраим. Так устроит?

– Ну а вы как думали! Считайте, я ничего не видел и не слышал ни о каком вашем – как его там.

– Ага… Да вот и он сам, легок на помине! – штатский помахал Постникову и представился:

– Старший консультант республиканской службы безопасности Конев Александр Алексеевич. Имею честь также рекомендовать вам начальника колонии товарища подполковника Сапогова Антона Валерьевича. Учреждение свое он содержит, как видите, в образцовом порядке.

– Добро пожаловать! – сказал подполковник Сапогов и неожиданно подмигнул Постникову. Тот пробормотал, что ему очень приятно.

– Ну, один вопрос решили! – с оптимизмом подытожил консультант Александр Алексеевич. – Теперь, дорогой товарищ псевдо-Загоруйко, не угодно ли вам будет окинуть взглядом одно зрелище…

Так вот зачем оказался нужен проекционный экран: на его белоснежной глади загорелась и ожила картинка, проснулся звук. В кадре тяжело набычился в объектив человек – это был сержант Лыцусь. Он оказался обрит наголо и одет в шафраново-желтую футболку, вследствие чего смахивал на недовольного персональной кармой буддийского монаха.

Консультант между тем, не теряя времени, бегло зачитывал:

– Задержанный Лыцусь Иван Петрович