Сладкая боль - Татьяна Истомина

Выйдя на вокзале Сен-Лазар в Париже, Валерия растерялась. В таком жутком виде показываться Эрве было нельзя. Что он подумает? Лера достала телефонную карту и набрала номер Тамары.

— Томочка, слава Богу, что ты дома. Умоляю, — со слезами в голосе запричитала она, — приезжай за мной на вокзал Сен-Лазар.

— Лера, что случилось? — встревожилась старшая сестра.

— Ой, Тома! Умоляю, приезжай скорей. Я буду ждать с левой стороны у выхода на перрон.

— Еду! Успокойся! — ответила Тамара и резко бросила трубку.

Минут через тридцать она появилась на перроне и сразу же увидела жалкую фигурку младшей сестры. Что-то шевельнулось в ее сердце, и с тревогой в глазах она бросилась к Лере. Ободранная, затравленная Валерия, с голыми ногами в разодранных туфлях, разрыдалась, обняв сестру.

Тамара крепко обняла ее за плечи и, ласково приговаривая, что все будет хорошо, повела к машине.

В черном пеньюаре сестры Валерия сидела на диване и с наслаждением пила кофе. Ее ссадины на лице были тщательно замаскированы тональным кремом. Тамара курила сигарету за сигаретой, время от времени криво усмехаясь своим мыслям.

— Но ведь то, что произошло с тобой, в самом деле ужасно, — наконец произнесла она. — Ты бы могла разбиться! Или еще того хуже… И как тебя угораздило… Не понимаю.

Лера обреченно пожала плечами.

— Он, наверное, опять будет меня преследовать…

— Я ему попреследую, — со злостью проговорила Тамара, — до дверей психдома. Ну ладно, главное, что ты жива и здорова.

— Да, — плаксиво протянула Валерия, — а что я скажу Эрве, как объясню свое исчезновение?

Тамара досадливо поморщилась.

— Глупости какие! Даже не думай об этом! Я все беру на себя.

Эти слова как-то сразу успокоили Леру.

«Боже! Как хорошо, — подумала она, — что можно вот так спрятаться за кого-то, кто решит твои проблемы. — Она блаженно потянулась. — И не стоит мне больше бороться с Тамарой за первенство, она сильнее меня во всех отношениях».

Переполненная чувством благодарности к сестре, Лера крепко обняла ее.

— Спасибо… что бы я без тебя делала?..

Тамара чуть иронично улыбнулась.

— Да не будь меня, ты бы преспокойно в довольстве и радости жила в Петербурге…

Валерия задумчиво опустила голову.

— Ладно! Давай номер телефона твоего Эрве, — бодро потребовала старшая сестра.

Лера испуганно посмотрела на нее.

— Ты уже решила, что сказать?

— Да не волнуйся!

Валерия дрожащей рукой протянула ей визитную карточку Эрве Мишлана. Тамара взяла телефонную трубку и крикнула сестре:

— Одевайся!

Та послушно кивнула.

Когда Эрве услышал голос Тамары, который словно благую весть сообщил, что Валери у нее, он не мог прийти в себя от радости.

— Я ее сейчас привезу, — благосклонно произнесла Тамара, игнорируя вопрос.

— Валери! Валери! Сокровище мое! — раздалось сразу же на лестничной площадке, едва открылась дверь лифта.

И полненький Эрве заключил в объятия Леру, опешившую от столь бурной радости своего возлюбленного.

Он прыгал, крутился вокруг Валерии, подкладывал ей под спину подушки.

Тамара подошла к столику, уставленному бутылками, и налила всем виски.

— Господи, что же случилось, что же с тобой было? — уставился Эрве своими блестящими миндалинами глаз на Леру, глаза которой в поисках помощи метнулись к Тамаре.

Тамара, в мрачно-бордовом свитере, черных лосинах и высоких сапогах, подошла к дивану, протянула Эрве бокал и, многозначительно посмотрев на него, голосом, не терпящим непонимания, произнесла:

— Эта у нее бывает… лихорадка… последствия жизни в СССР.

Эрве хотел было кое-что уточнить, но, встретив тяжелый взгляд молодой женщины, понимающе закивал лысеющей головой.

Тамаре понравились и квартира, и обстановка, и сам Эрве, ровно настолько, насколько вообще могут нравиться толстенькие, лысеющие, ужасно заботливые чужие мужья. Ими восхищаются, говорят, что подругам повезло, но сами думают: «Мне такого добра не надо».

Взаимную симпатию вызвала Тамара и у Эрве.

«Хорошо проводить время в компании такой женщины, но только чтобы она была женой друга и ни в коем случае твоей, — мельком подумал Мишлан. — Жизнь с такой женщиной — это каждый день театральная премьера: возбуждает, но и выматывает… долго не протянешь. С Валери — другое дело — это уже сотни раз сыгранный спектакль, не лишенный, однако, каких-то свежих, порою даже неожиданных нюансов».

Непринужденно беседуя, они просидели весь вечер и, довольные друг другом, расстались. Когда за Тамарой закрылась дверь, Лера прижалась к теплому, мягкому Эрве и в избытке нежности, гладя его по пухлой щеке, прошептала:

— Медвежонок!

Эрве забавно по слогам повторил за ней несколько раз свое новое прозвище, а потом, смешно подпрыгивая по комнате, весело выкрикивал:

— Я — медвежонок… Я — медвежонок…

«Увы, медвежонка хорошо лелеять, ласкать, гладить, но вот заниматься любовью… лучше с кем-нибудь другим, ну, например, с львенком, что ли…» — грустно подумала Валерия, засыпая в «косолапых» объятиях.

Наконец Валерия почувствовала, что нагулялась по парижским улочкам, улицам, бульварам, насмотрелась до боли в глазах на сверкающую единственными в мире золотисто-желтыми бриллиантами Эйфелеву башню, налюбовалась на мрачно-торжественные круглые башни Консьержери, наслушалась мудрых звуков органа Нотр-Дам, и разноцветные гирлянды радостной парижской жизни стали приобретать неизбежную буднично-сероватую окраску.

С Эрве, конечно, было весело. Он взрывался, бурлил, как шампанское, но часто уезжал в командировки, и потом, ей уже надоело все время пить шампанское одной и той же марки — «Эрве Мишлан», она уже пресытилась его терпким, но, увы, нестойким букетом. Скучно…

Правда, Валерия всеми силами боролась со своей хандрой, она хотела быть счастливой, прекрасно понимая: быть счастливой с Эрве для нее — невозможно.

«И все-таки, — размышляла она, — у меня есть Париж… А что такое Париж?.. Размеренный, распланированный ряд улиц, бульваров, площадей, темный гранит набережных… фантазия архитекторов… восхитительный дизайн витрин… аромат парфюмерных бутиков… Да, я люблю, безумно люблю все это… но ему, всему этому, нет никакого дела до меня: ему, Парижу, все равно, кто бродит по его бульварам и улицам, кто сидит за прозрачными стенами ресторанов. Так к чему же я так привязана?.. К камням, к людям, живущим в этом феерическом городе?.. К чему? Что меня здесь держит? Ведь я хочу только одного — любви! А может быть, я ее уже нашла? Любовь без взаимности к прекрасному Парижу». Валерия глубоко вздыхала, не находя спасительного ответа.