Простые вещи, или Причинение справедливости - Павел Шмелев

— Ннну… На них можно купить товар. Колбасы или там… телевизор, — осипшим от вчерашнего портвейна голосом неуверенно мямлил патлатый. — Они напечатаны на бумаге. А еще их всегда не хватает.

— Ход ваших мыслей понятен, присаживайтесь, — небрежным взмахом сухонькой ладони Изосимов привычно успокаивал хохотавшую аудиторию. — Деньги! Деньги есть вещественный эквивалент свободного труда. Иными словами, деньги и есть труд, заметьте — свободный. Там, где есть свободный труд, обязательно появляются деньги.

Тут Изосимов делал многозначительную паузу, и, обыкновенно не дождавшись никакого оживления аудитории, продолжал.

— А умеют ли деньги работать? Вот, вы? Да, да, в розовой кофточке. Прошу!

— Мне кажется, работать умеют люди. Или там… станки, машины, заводы, — скромная Лилия Брюхачева, профорг группы, отличалась практичностью мышления. — Деньги — это же средство платежа, а не средство производства?

— Хм. В смысле физического значения термина «работа» вы, возможно, и правы. Однако предпосылка ваша порочна в части рассмотрения специфики производства и распределения. Деньги выше любых средств производства, поскольку средства и предметы труда имеют свою стоимость, стало быть, покупаются и продаются. А еще деньги умеют работать, и даже зарабатывать, как это ни странно. Товарищи, запомните — деньги умеют делать деньги, но это присуще только экономике империализма. Для советской экономической системы это чуждый подход.

После этих слов Изосимов обычно добавлял вполголоса что-то вроде: «Поэтому на наши деньги можно купить только немного плохих телевизоров».

Пресытившись теорией, Наталья сочла свои начальные знания достаточными и перешла к практике. Скрупулезно изучив рейтинги профессиональных участников рынка ценных бумаг, выбрала две компании, находящиеся в «топе» — «Ферих» и «Цинам». Обе предоставляли брокерские услуги и тестовый доступ к биржевым площадкам. Требовалось только скачать клиент-серверное приложение, и можно было начинать торговлю, имея на счету условные тридцать тысяч рублей на демо-счете. Отзывы об удобстве управления приложением оказались в пользу «Цинама», который и был выбран как учебный полигон. Наталья скачала программу торгового терминала QUICK, затем зарегистрировалась под вымышленным именем и по почте получила реквизиты доступа к системе.

Оказалось, что тестовый аккаунт демотивирует — деньги-то ненастоящие, учебные, легко появились, легко ушли. Демо-счет Наталья «слила» на вторые сутки работы с системой. Вдобавок выявилась «замануха» для простаков. «Цинам», как и «Ферих», при взаиморасчетах с клиентом в рамках демо-счета не учитывали брокерский процент и комиссионные со сделок и делали это, скорее всего, умышленно. Подобный подход создавал иллюзию прибыльности любых операций, совершенных на минимальной марже. В действительности такие сделки обернулись бы убытком. Ну что ж, инструкции Центробанка не распространяются на демо-счета, а маркетинг — он и в Африке маркетинг. Это их дела, а у меня свои, так мыслила Наталья. Пора начинать работать по-взрослому.

Сапарова отложила вазочку с кизиловым вареньем и подошла к открытому настежь окну. Сентябрь в разгаре, а тепло, как летом. Вид открывался изумительный: обширный и ухоженный участок с голубыми подростковыми елочками в полметра, отливающая старым серебром гранитная крошка в междурядьях, пышная малина, саженцы облепихи, липы, и яблоньки прижились, вон, какие листочки зеленые. По резной беседочке в уголке участка начал виться виноград. А года через два и плодоносить начнет, пожалуй. Эх, увидеть бы…

Глава 48

Марат Юрьев в подборе гардероба предпочитал smart casual, но «прессуха» обязывала к чему-то более консервативному. Джинсы оставим, но добавим белую сорочку и твидовый пиджак. Дорогущий галстук от Germes, пожалуй, в карман, на месте сориентироваться можно.

График пресс-конференций верстался пресс-службой правительства области загодя, на год вперед, а потом публиковался на сайте и рассылался в крупнейшие СМИ региона. Пресс-конференцию министерства Нестерюка проводили обычно в конце октября, подгадывая ко Дню работников автомобильного транспорта и дорожного хозяйства.

Марат имел возможность подготовиться во всех смыслах. Собрал немногочисленные долги, есть вероятность, что перестанут узнавать и отвечать на звонки. В укромной нычке, в бане на даче старинного школьного друга припрятал загранпаспорт и немножечко денег. Купил пару новых телефонов и сим-карт, на всякий пожарный. Позвонил родителям — дескать, могу уехать в командировку, не волнуйтесь. Разгреб всю накопившуюся переписку и архивы, лишнее удалил, ценное перенес в облако. Купил перцовый баллончик. Вроде смешно, прошли уж те времена, ан нет. Вот год назад в соседнем городе-саттелите главреду «Ведомостей» так трубой по голове врезали, что до сих пор в коме лежит, пузыри пускает. Не хотелось бы так.

С руководителем пресс-службы правительства Юрьев знался поверхностно, хотя и давно. Опытная тетка, волк, она благоволила к молодому и вежливому журналисту. А вот с пресс-секретарем министра транспорта Марат был знаком куда ближе. Лизка Шелест, его однокашница, всегда отличалась цинизмом, смекалкой и откровенно порочной красотой. Слабая «на передок», она любила «зажигать» еще с первого курса журфака, и уже на втором у них случилась необременительная связь, плавно и безболезненно перетекшая в приятельство. Обоих это более чем устраивало. Замужем нынче Шелест была в третий раз, но девичью фамилию так и не сменила. По дурацкому совпадению в мужья ей попались Пирогов, Пряничников, а нынешний, крайний — был Твердохлебов.

В холле перед залом совещаний министерства царило сдержанное оживление. Коллеги по цеху переходили от группы к группе, обменивались новостями, погромыхивали штативами, шелестели бумагами, прихлебывали минералку из пластиковых бутылочек. Аккуратная девочка в стильной юбке покроя «карандаш» и белоснежной блузке взглянула на маратово журналистское удостоверение, сверилась с перечнем фамилий и с улыбкой вручила пресс-релиз со списком предполагаемых вопросов к министру.

— Рады вас видеть, Марат. Можете пока выпить кофе, автомат в углу. Начнем через десять минут.

— Угу… — Марат по-хамски разглядывал фигуру девушки. Новенькая, наверное. — А где Шелест?

— Она в зале совещаний. Скоро выйдет и пригласит всех. Вам еще что-то нужно?

Грустно улыбнувшись, Марат виновато поднял обе ладони, отошел в сторонку. Сегодня, буквально через час он совершит самоубийственный поступок, и вся его карьера, а, возможно, и жизнь изменятся. Не факт, что в лучшую сторону. Но в этом болоте (Юрьев оглядел журналистскую когорту) ему надоело.

— Уважаемые коллеги, прошу занять места, — появившаяся в дверях Шелест пригласила всех на пресс-конференцию.

Прессуха шла гладко, как по маслу. Министр, излучая сытую энергию, дружелюбно и по-простому отвечал на сложные вопросы, изредка советуясь со своими двумя заместителями, расположившимися по обе руки начальника. Почему так медленно строят новые дороги (увы, скудно выделяются деньги из федерального бюджета), отчего не ремонтируются имеющиеся (да ремонтируются же, дорогие мои, вот цифры), но, если ремонтируются, то зачем подрядчики пренебрегают качеством (а мы плохих уже уволили, оштрафовали и заклеймили). По какой причине разрушены остановочные павильоны (хулиганы, это к полиции!), когда будет новая станция метро (все по плану, к октябрю двадцать седьмого года). Министр и терпеливые замы представали перед аудиторией этаким Робином из Локсли в компании с лесными братьями. Лишь на них вся надежда, только они ценой своего здоровья (да что там — жизней!) защищают граждан от произвола шерифа Ноттингемского, то бишь государства, жуликов и противоестественных экономических законов.

Пропаганда, которая выглядит как пропаганда, — плохая пропаганда. Потому на любой приличной пресс-конференции надлежит задать нелицеприятный для власти, острый и совершенно скандальный вопрос. Сегодня на роль рупора назначили маститого журналюгу Льва Степановича Баркасова. Огромный и бородатый, в жилетке с оттопыренными карманами, Лева смахивал на Анатолия Вассермана, который впервые в жизни выпил бутылку водки. Тридцать лет оттрубивший в печатном органе обкома КПРФ, Баркасов отличался парадоксальной ненавистью к почившему почти сто лет назад Александру Львовичу Парвусу и давно утратил чувство объективного восприятия реальности. В сущности, он был безобиднее пачки макарон, за что его и держали — в каждом уважающем себя журналистском пуле наличие клоуна является традицией. Гулко откашлявшись, журналист, опершись пудовыми кулачищами о спинку стула, начал вещать.