Власть молнии - Тимур Литовченко

— Эй, Читрадрива!

За спиной звонко стучали по утоптанной дороге конские копыта. Ничего, он уже миновал мост, скоро начнётся лес. Не догонит!

И Карсидар тут же нагнал его, спрыгнул на землю и, взяв Ристо под уздцы, пошёл рядом.

— Ну, и куда же ты направляешься, позволь спросить?

«А то ты не знаешь», — зло подумал Читрадрива, а вслух сказал коротко:

— Отвяжись.

— Мы ведь собирались на юг, — напомнил Карсидар.

— Я убью его, — без видимой связи с предыдущим бросил Читрадрива.

— Князя?

— Его самого.

— А как же Ральярг?

Читрадрива шёл не отвечая.

— Как же наш поход? Ты ведь сам говорил, что всю жизнь мечтал найти эту страну.

— Теперь мне всё безразлично, — ответил наконец Читрадрива. — Теперь я нашёл нечто иное — папашу. А его я поклялся убить. Не теперь поклялся, давно. Пришло время сдержать обещание.

На плечо Читрадривы легла рука Карсидара.

— А твоё тайное общество? Уже забыл, что ли?

Читрадрива остановился, как вкопанный, обернулся к нему и проговорил с болью в голосе:

— Да никому всё это не нужно. Подумаешь! Нет в этом народе настоящих людей. Была когда-то моя мать, был я. Но мать влюбилась в гохи. И родила меня… мне на горе. Всем на горе! А я… я… ранен…

Читрадрива помолчал, затем вынул из кармашка пояса перстень, потряс им в воздухе и продолжил:

— Так что я убью князя. Столько лет ждать этого момента, найти отца так внезапно… Не могу простить его. Не могу забыть! Он у меня помучается! Я испытаю на нём худший из видов хайен-эрец. И перстнем твоим поиграюсь… Из-за него меня столько унижали, и не только меня! Теперь я понял, отчего матушка так быстро зачахла…

— Вот именно, — оборвал его горестные словоизлияния Карсидар. — Ты не прав. Подумай только хорошенько, и сам всё поймёшь. Ты был рождён не от ненависти, но от любви. От большой любви, Читрадрива. Твои родители расстались из страха перед злой молвой. Ты вот давеча толковал мне насчёт всемирной власти гандзаков. Подумай, если бы они не были презираемым народом, вдруг всё сложилось бы удачнее. А, Читрадрива?

Тот лишь с потерянным видом молчал.

— Кроме того, разлука разбила их сердца. Князь ведь так и не женился, как видишь. А твоя мать умерла совсем молодой. Как знать, вдруг она сильно затосковала по любимому…

И Читрадрива не выдержал. Опустившись прямо на землю, обхватив свою несчастную сумасшедшую голову обеими руками, он тихонько заныл, застонал и заговорил:

— Я не понимаю, что происходит. Совершенно не понимаю! Моя дорогая матушка оказалась на поверку добровольной любовницей гохи, а папаша нашёлся в виде миленького знатного дедушки… Но я представлял его всю жизнь! И всю жизнь представлял, с каким наслаждением убью его, разорву в клочья… А теперь… Теперь не знаю, что делать. Совсем! Даже более того — не подозреваю. Спаси меня, Карсидар! Спаси, если можешь. А нет, так убирайся, не мешай презренному гандзаку гибнуть в одиночестве. Пошёл прочь!

Но Карсидар не уходил.

Глава X

НОЧЬ В ПРЕДГОРЬЕ

Темнота наползала с непривычной стремительностью. Вскоре мрак окутал всё, лишь пламя костра выхватывало из него неширокий круг, на размытой границе которого притаились неверные полутени.

— Ох, далеко же мы забрались! — прошептал Сол, боязливо оглядываясь кругом. Хотя что можно различить в такой тьме…

Пеменхат поплотнее закутался в шерстяное одеяло. Холодно. А ему, старику, вдвое холодней, чем прочим. Впрочем, гандзаку, видать, тоже не слишком уютно. То ли они оба действительно плохо переносят холод, то ли сам Читрадрива любит тепло в силу своего происхождения…

Гм! Ну и оборот получился с этим малым.

— Эй, Дрив, чего приуныл? — как можно дружелюбнее спросил Пеменхат.

Читрадрива тяжело вздохнул, завозился под своим одеялом, натянул его до самого подбородка и промолвил:

— Я и не думал унывать. Так, просто.

— Что, переход сегодня выдался тяжёлым?

— Ага. Да и холодновато становится.

— Ну, что ты хочешь! Горы.

Действительно, теперь уже трудно было поверить, что ещё несколько дней назад они изнывали от жары. Чем выше поднимались, тем холоднее становилось. Спасибо Векольду, одеяла дал. Дорогу показывать наотрез отказался (как же! сыночка на гибельный путь самолично подталкивать?!), но пару полезнейших вещиц подбросил. Вот и одеяла тоже — хорошие такие, тёплые и одновременно лёгкие. И продукты пришлись как нельзя более кстати. Особенно приправа из сушёных грибов. Хороша южная кухня, но в грибах здесь явно ничего не смыслят. Вот он сейчас приготовит такой суп, что просто пальчики оближешь! То-то спутники порадуются…

— Слышь, Дрив, помешай в котелке, как бы не пригорело.

Читрадрива снова вздохнул.

— Послушай и ты, почтенный Пеменхат. Мы же договорились, что вы станете называть меня Дривом на людях, чтобы те не заподозрили чего о моём происхождении. А здесь горы, здесь свидетелей нет…

Вновь всплыла опасная тема! И старик почти физически ощутил, до чего плохо, до чего неуютно Читрадриве. А тот то ли застонал, то ли охнул, затем повернулся на бок и докончил:

— В общем, довольно язык ломать. Называй меня моим настоящим именем. Полным. Читрадрива я. Понял?

Настоящее имя! Если так, то к имени Читрадривы следует добавлять титул «ваша светлость», потому что он оказался княжичем, пусть и незаконнорожденным. Правда, он отнюдь не рад этому факту. Да и «ваша светлость Читрадрива Люжтенский» звучит, мягко говоря, несколько странно.

А глаза-то его как сверкали, когда Векольд распространялся насчёт прошлого своего господина! И то сказать, Пеменхат пару раз слышал, как Читрадрива обещал убить своего папашу, если таковой найдётся. И вот пожалуйста — объявился. Да не простой солдафон, не грубый мужлан какой-нибудь, а сам князь Люжтенский! Утончённой души человек, коллекционер редкостей и ценитель всего необычного. И вдобавок оказалось, что он вовсе не бесчестил мать Читрадривы. У них была любовь! Настоящее большое чувство, какое не всякому в жизни выпадает. И ребёнок их был зачат не в отвращении и ненависти, но в любви…

А мать всю оставшуюся жизнь лгала. Лгала всем, в том числе и сыну. Бедная Ханая! Из рассказов Читрадривы было ясно, что после его рождения она прожила недолго. Ещё бы. Каких усилий стоило ей представлять перед всеми любимого человека низменным подонком! Вдобавок зная, что и князь любит её, и что он тоже ранен неотвратимой разлукой на всю оставшуюся жизнь. Ранен в самое сердце…

Милосердные боги! Спасибо вам, что вы так быстро отняли жизнь у несчастной женщины. Странно только, что сохранили жизнь князю. Может, он вовсе не любил свою Ханаю? Хотя нет, ведь он так и не женился. Очевидно, по каким-то соображениям, ведомым одним лишь высшим силам, было решено оставить Люжтена в живых. Скорее всего, чтобы он рассказал обо всём сыну. Либо мужское сердце просто крепче женского. В этом Пеменхат имел несчастье убедиться на собственном опыте.