Американская фантастика. Том 14. Антология научно-фантастических рассказов - Роберт Хайнлайн

— Служить “Объединению” было таким счастьем, что я не считал годы, — сказал Джонатан. Он хорошо усвоил науку. Подобные заявления давались ему теперь без труда. Но тем не менее он был несколько ошарашен. — Неужели прошло столько лет? — спросил он.

— Да, сын мой, — ответил Лис. — И я уверен, что оставляю отдел в надежных руках. Вы поднимались на Тринадцатый?

— Да, сэр.

— А на Четырнадцатый?

— Конечно. Ведь вы так приказали.

Лис покачнулся. С огромным трудом он собрал остатки изменявших ему сил.

— Прежде чем вы примете от меня должность, — замирающим голосом произнес он, — выполните еще одно дело, еще один последний ритуал. Вы должны познакомиться с нашим Президентом. Поднимитесь на Пятнадцатый.

И он поник на своем начальственном кресле.

— Лестер! — рванулся к нему Джонатан.

Очень медленно Лис воздел к потолку белый указательный палец.

— Пятнадцатый, — прошептал он и скончался. Джонатан с нежностью закрыл за собой звуконепроницаемую дверь, которая отныне была его собственной.

— Мисс Теблейн, — сказал он, — вызовите, пожалуйста, управляющего. Мистер Лис навсегда покинул “Объединение”.

Кабина появилась у двери лифта в то же мгновение, как он нажал кнопку, как будто известие о его возвышении проникло в темные глубины шахты по проводу звонка.

— На самый верх, — резко бросил он лифтеру, едва показав свой пропуск.

Замелькали маленькие лампочки: открылась дверь.

— Но ведь я же сказал, что мне нужно на самый верх! — с возмущением воскликнул Джонатан. Он был заведующим отделом рекламы; он получал в год пятьдесят тысяч; его время стоило “Объединению” слишком дорого, и он но мог допустить, чтобы его понапрасну тратил какой-то лифтер. — Ведь это — Четырнадцатый, а не Пятнадцатый.

— Простите, сэр, но выше мы не поднимаемся, — сказал лифтер. — Обратитесь к охраннику.

— И обращусь! — рявкнул Джонатан.

Охранник уже стоял рядом: тот самый парень, который сопровождал его по директорским кабинетам.

— Что это значит? — набросился на него Джонатан. — Мне, черт возьми, нужно на Пятнадцатый!

— Все в порядке, сэр. Пройдите сюда, сэр, — сказал охранник.

Он подвел его к гладкой бронзовой двери без ручки и без замочной скважины.

— Опустите ваш пропуск в эту прорезь. Он замкнет электрическую сеть, и дверь откроется. То же самое вы проделаете с другой стороны, когда будете возвращаться.

— Не хотите ли вы сказать, что, поднявшись сюда, мистер Седеруэйт дальше идет по лестнице пешком? — недоверчиво спросил Джонатан.

— Я никогда его не видел, сэр, но, должно быть, он так и делает.

От побережья до побережья гудели заводы “Объединения”. Сто девяносто три тысячи рабочих создавали четыре тысячи видов различной продукции. А здесь, в самом центре страны, возвышалась эта колоссальная пирамида — сердце всего гигантского механизма; здесь, на самом верхнем этаже, четко работал тот мозг, который в своей гениальности понимал все его тонкости и управлял им. И здесь, именно здесь, стоял он, Джонатан Джербер, человек, которому предстояло пожать руку этого высшего существа! Сверкая глазами, Джонатан расправил плечи, опустил в узкую прорезь свой пропуск, вошел и закрыл за собой дверь.

Перед ним была обыкновенная крашеная железная лестница с перилами. Взбираясь по ней вдоль шершавых неоштукатуренных стен из оранжевого пустотелого кирпича, он не переставал восхищаться. Как это пристойно, что мистер Седеруэйт, обладая столь неограниченной властью, пренебрегает ее внешним оформлением! Множество раз Джонатан писал в своих статьях, что Президент “Объединения” скромный человек, и, как это всегда бывает, вымысел обернулся действительностью — Седеруэйт был таким на самом деле. Преодолев последние ступени, Джонатан вступил на голый цементный пол, усеянный обрывками обоев, дохлыми мухами и заставленный банками с высохшей краской, В воздухе пахло чем-то вроде стильтонского сыра. Он приоткрыл дверь налево и заглянул в мрачную пещеру, где на огромные колеса со спицами наматывались покрытые смазкой тросы лифтов. Он приоткрыл дверь направо и увидел точно такую же пещеру.

Пять, десять минут стоял он в затхлой духоте, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, отыскивая глазами сам не зная что: потайную дверь, тайник, грифельную доску, на которой его предшественники могли по крайней мере оставить хотя бы свои подписи. Но он видел лишь банки с краской, мух и четыре крохотных, похожих на глаза круглых окошка, по одному в каждой наклонной стене. Окна были затянуты паутиной и покрыты толстым слоем грязи, но он заметил, что в нескольких местах на стекле пыли не было, будто ее кто-то стер рукавом пиджака. Шагнув к ближайшему окну, он сделал просвет пошире и выглянул наружу.

Он увидел часть города, который отсюда мог сойти за хаотичное нагромождение источенных временем кусков дерева, а дальше простирались бескрайние равнины Миннесоты. И он увидел то, о чем совершенно забыл. Он увидел, что в прериях стояла зима. Над фермерскими постройками и изгородями в порывах ветра кружился сухой снег. До самого горизонта насколько хватал глаз, лежала посиневшая от холода земля. И надвигались еще большие снегопады, еще более суровые холода. Потому что лето — это всего лишь каникулы, антракт; реальностью, постоянным спутником была зима; зима всегда царила в нескольких милях к северу, ожидая своего часа, чтобы вернуть себе то, что принадлежит ей по праву. Словно глубокое море синела оплетенная белыми жилами земля, и жилами ее был лед.

— Как холодно, как же холодно, — поежившись пробормотал Джонатан.

И, стряхнув пыль со своего теплого твидового костюма, он придал выражению лица подобающую степень благоговения и преданности и стал тяжело спускаться по лестнице; каблуки его со звоном ударялись о крашеное железо, а под подошвами скрипели, как песок, куски штукатурки.

“Было бы совсем некстати поскользнуться и упасть, — предупредил он себя. — Нет, нет, теперь мне никак нельзя поскользнуться”.

Джеймс Ганн

Где бы ты ни был

Мэт не верил своим глазам. Несколько секунд он стоял как вкопанный, глядя вслед подпрыгивающему на ходу колесу. Затем, опомнившись, помчался вслед.

— Стой, — орал он, — стой, черт тебя подери!

Словно забавляясь, колесо высоко подпрыгнуло и, опустившись на землю, покатилось еще быстрее, чем прежде. Мэт пробежал по пыльной, нагретой солнцем дороге почти сто ярдов, прежде чем ему удалось поравняться с колесом и толкнуть его ногой в бок. Вращаясь, оно упало на дорогу и замерло, словно опрокинутая на спину черепаха.