Музпросвет - Андрей Горохов

Минимализм — это сомнительный термин. Иногда имеют в виду минимум использованных средств, порой — минимальное воздействие. А это вещи противоположные. Что касается меня, то я сторонник минимальных средств, которые имеют максимальные последствия. Последствия, которые оказываются в высшей степени богатыми и насыщенными».

В конце 50-х американский композитор Ла Монте Янг (La Monte Young) уже начал сочинять музыку, в которой почти ничего не происходило, его ансамбль бесконечно тянул и повторял один и тот же аккорд. В начале 60-х схожими опытами занялся Терри Райли (Terry Riley), Стив Райх (Steve Reich) стал третьим, а Филип Гласс (Philip Glass) — четвертым композитором-минималистом.

Минималистическая музыка собрана из не очень сложных пассажей, которые, непрерывно повторяясь, смещаются относительно друг друга, отчего возникает постоянно изменяющийся муаровый узор, лишенный очевидного центра тяжести. Эту музыку можно слушать с любого места и любой инструмент считать солирующим.

Муаровость возникает от постепенного накопления мельчайших сдвигов. Все использованные элементы могут быть геометричными и угловатыми, а общий эффект получается мягкий, плавный и органичный.

В любом месте минималистической музыки можно моментально распознать повторяющуюся мелодически-ритмическую фигуру, такие фигуры называют пэттернами (pattern, загогулина или пятно характерной формы). Но вот уследить, что происходит с этой музыкой на всем ее протяжении, невозможно. Вблизи, под микроскопом, она устроена очень просто, а чуть отодвинешься назад — она расплывается как в тумане. Очень многим такая музыка кажется физически невыносимой. Для сторонников минимализма была очевидна ее родственность звучанию струнного инструмента тампура, который является традиционным сопровождающим инструментом в северо-индийской классической музыке. Тампура издает низкий дребезжащий гул на одной ноте.

В 60-х употреблялось выражение Pattern Music, a Minimal Musk вошло в употребление в 70-х.

Само слово «минимализм» взялось из художественного жаргона, термином Minimal Art называли продукцию таких художников, как Сол Ле Витт и Доналд Джадд. Геометризм вовсе не был причудливой выходкой, геометризм доминировал в дизайне 50—60-х, это был послевоенный интернациональный стиль, фактически возвращение к довоенному конструктивизму

Стив Райх изучал европейскую музыку XX столетия, но особенного энтузиазма по ее поводу испытывать так и не научился. Райх любит напоминать, что он более пятидесяти раз присутствовал на концертах Джона Колтрейна, пылким поклонником которого был, а Колтрейн в свою очередь был поклонником индийского ситариста Рави Шанкара.

В своих интервью Райх часто говорил о том, что американским композиторам чуждо характерное для европейцев противопоставление музыки высокой, серьезной, теоретически подкованной, элитарной и музыки популярной, примитивной, народной. Европейский авангард казался ему мертвым и чересчур далеким от современной американской действительности делом, а современный джаз, наоборот, очень близким и живым.

В 1965-м Райх записал на магнитофон пламенное выступление уличного проповедника, который вел речь о конце света и всемирном потопе. Кусок пленки со словами «It's gonna rain» («Пойдет дождь») Стив склеил в кольцо. Второй магнитофон крутил точно такую же пленку. Музыкант долго пытался добиться синхронности двух магнитофонов, но уже после нескольких циклов между двумя пленками набегал едва заметный сдвиг — из-за того, что скорости магнитофонов слегка отличались. Внезапно Стив понял, что это и есть его музыка. Музыка сама себя строила, возникали интересные акустические моменты, которые были крайне неустойчивыми и нежизнеспособными — они исчезали столь же неожиданно, как и появлялись.

Перед композитором встал вопрос: можно ли подобного рода эффект сочинить, а потом исполнить с живыми музыкантами? Как быстро выяснилось, вполне можно. Райх писал пьесы, в которых несколько одинаковых музыкальных инструментов, скажем два фортепиано или четыре органа, с очень близкой, но все-таки разной скоростью воспроизводят один и тот же короткий пассаж. Наблюдаемый эффект вполне можно назвать муаровым, впрочем, Райх предпочитал более техническое выражение phase shift («фазовый сдвиг»).

В 1966-м композитор создал ансамбль Steve Reich and Musicians. Райх и его коллеги жили в своем изолированном от окружающей жизни мире, принимали наркотики, слушали музыку и репетировали. Их музыка никого не интересовала. «Были периоды, — вспоминал композитор, — когда мы не выступали целый год просто потому, что у меня не было денег, чтобы взять напрокат два фортепиано».

В 1970-м Стиву Райху попала в руки книга о традиционной западноафриканской музыке для ударных инструментов. Он настолько впечатлился, что тут же поехал в Гану, где поступил в местный университет. Этого ему показалось мало, и он пожил в одном из племен и поучился мастерству барабанного боя. Результатом его самоотверженных усилий стала пьеса «Drumming» (1971), образец минималистического саунда.

Нельзя сказать, что музыка Стива Райха находила восторженный прием. Как раз наоборот. В Европе ее исполнение вызывало шумные протесты.

Швейцарский композитор Ханс Ойген Фришкнехт: «Мир, который нам предлагают, — это мир принуждения. Бесконечные повторения демонстрируют нам общество, в котором существуют лишь приказ и подчинение. Так мог бы звучать тоталитаризм, образец которого мы находим у Джорджа Оруэлла. Жертвой террора бесконечного повторения современный человек становится, когда нанимается рабочим на конвейер. Общество принуждения, из которого нет спасения, — это армейская казарма».

Особенно возмущали еврея Стива Райха обвинения в фашизме, которые он слышал от своих немецких критиков. Более трезвые критики писали, что эта музыка требует от слушателя предельной концентрации. Главный эффект состоит в том, что иногда неожиданные скачкообразные изменения все-таки происходят, и слушатель воспринимает их необычайно сильно и ярко. Аналогичного эффекта, когда легкий сдвиг одной ноты воспринимается как изменение всей картины, никакими другими средствами не достигнешь. Но внимательное вслушивание в такого рода звуки может привести к состоянию транса, когда концентрация уже неотделима от медитации. А вот тут уже возможны серьезные эстетические возражения, главным образом связанные с тем, что исчезает дистанция между произведением искусства и зрителем. Можно сказать, что американский минимализм — это психоделика в рамках околоакадемического авангарда.

В 1973-м внимание Стива Райха привлекла музыка с острова Бали. Музыка гамелана, индонезийского оркестра ударных инструментов, устроена крайне причудливо для уха, воспитанного в западноевропейской школе.

Стив Райх: «Один музыкант стучит все 64 ноты цикла, другой — в два раза реже, то есть 32, третий еще в два раза реже. У каждого свой ударный инструмент. И есть музыкант, который сидит перед огромным гонгом, а в гонг полагается бить один раз в конце цикла из 64 нот. Функция этого музыканта — как правило, это седой старик — и состоит в этом тяжелом „бу-у-ум“. Я вовсе не собирался воспроизводить звучание гамелана, я хотел понять, как эта музыка устроена внутри себя, как можно вообще по-другому организовать музыку, не так, как это предусматривает западноевропейская классическая традиция».

Результатом увлечения индонезийской музыкой явился опус «Music for 18 Musicians» (1976), предположительно самое известное произведение Стива Райха. Удивительно в нем то, что оно еще не вполне нью-эйдж.

Цифровой фотоснимок во многих отношениях отличается от старого, аналогового. Цифровое изображение куда более яркое, контрастное и резко очерченное. Но одновременно оно и куда менее атмосферное, менее пространственное: у него нет воздуха и нет глубины.

Любопытным образом то же самое можно сказать и о нашем сегодняшнем восприятии истории музыки. Компакт-диск (носитель цифровой записи) приблизил к нам каждый элемент музыкальной панорамы и музыкальной истории: музыка европейского барокко, музыка японских психоделических рок-групп, музыка туарегов или латиноамериканский джаз уравнялись в правах. Все эти музыки выглядят одинаково и даже имеют одинаковую длину: час CD — это стандартный порционный кусок. Вся она стерео, вся она неплохо звучит, всю ее можно найти в интернете.

Чего же нет? Какой аналоговой атмосферы сегодня нет, какого такого пространства? «Аналоговый» значит «непрерывный», а пространство компакт-дисков состоит из отдельных точек. Этих точек-компакт-дисков много, и становится все больше, но между ними ничего нет. Если нет компакт-диска, нет и музыки, не о чем говорить, появится диск — послушаем. Общей картины новый диск в любом случае не меняет. А раньше, еще совсем недавно, у каждого музыкального события была длинная предыстория, между отдельными музыкальными событиями зияли большие расстояния, которые надо было заполнять своей жизнью. Отдельные музыкальные произведения были окружены аурой, они были надолго. Тот, кто чувствовал, что в воздухе что-то носится, искал, и при этом сам не знал, что именно он ищет.