Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок) - Жюль Верн

— Нет чтобы зарыть! — сказал Нед Ленд, когда навстречу снова попались несколько трупов.

— Там не зарывают, — сказал я ему, — там об усопших заботятся одни грифы. А кого они не успеют расклевать, тех докончат акулы.

Около семи часов вечера мы вдруг увидали, что «Наутилус», поднявшись на поверхность, плывет по молочному морю. Океан на необозримом пространстве превратился, казалось, в молоко. Что это такое? Игра лунного света?

Нет, потому что молодой месяц еще не взошел на горизонте. Все небо, хоть и освещенное звездным сиянием, казалось совершенно темным в сравнении с белизной вод.

Консейль не верил своим глазам.

— С позволения их чести, — спросил он, — что это такое?

К счастью, я мог ему разъяснить, в чем дело.

— Это то, что называют молочным морем, — отвечал я, — такое обширное пространство белых волн часто видят у берегов Амбоина и в этих широтах.

— С позволения их чести, — возразил Консейль, — я бы желал знать, отчего волны побелели. Ведь вода не превратилась в молоко, как вы сказали?

— Нет, друг мой, нет, — отвечал я. — Белизна эта вызвана присутствием мириад инфузорий, маленьких с ветящихся червячков, студенистых, бесцветных, толщиной в волосок и длиной в одну пятую миллиметра. Эти инфузории слепляются между собой и образуют сплошные поля в несколько лье.

— Несколько лье! — вскрикнул Консейль.

— Да, дружище, многих лье. Ты не старайся вычислять, сколько здесь этих инфузорий: понапрасну время потратишь. Если я только не ошибаюсь, некоторым мореплавателям случалось плыть по таким молочным волнам более сорока миль.

Не знаю, послушался ли Консейль моего совета, но он умолк, глубоко задумавшись. Что же касается меня, то я продолжал наблюдать это любопытное явление.

В продолжение нескольких часов «Наутилус» разбивал носом беловатые, словно мыльные, волны. Он скользил без всякого шума, точно плыл среди пены, которая образуется при встрече двух течений.

Около полуночи море снова приняло свой обычный цвет, но позади нас еще долго отражалась на темном небе белизна волн, и это отражение несколько напоминало неясный свет северного сияния.

Глава вторая

Капитан Немо делает новое предложение

28 января в полдень «Наутилус» всплыл на поверхность океана. Мы находились на 9°42 северной широты. В виду у нас была земля, лежавшая в восьми милях к западу. Я различил какое-то скопление гор, высотой около двух тысяч футов, очень причудливой формы. Скоро я узнал, что мы находились около острова Цейлон.

Я отправился в библиотеку и стал искать какую-нибудь книгу, где бы можно было почерпнуть сведения об этом острове, который считается самым плодородным на свете. Я нашел, что искал — книгу Сирра «Цейлон и сингальцы», — и узнал, что остров лежит между 5°552 и 9°492 северной широты и 79°422 и 82°42 долготы на восток от гринвичского меридиана, что в длину он простирается на двести семьдесят пять, а в ширину на полтораста миль, что его площадь около шестидесяти шести тысяч квадратных километров.

Я стоял с картой в руке, когда появился капитан Немо со своим помощником.

— Остров Цейлон знаменит своей жемчужной ловлей, профессор, — сказал капитан Немо. — Не угодно ли вам ее посетить?

— Разумеется, я буду рад, капитан, — ответил я. — Очень рад!

— Это легко устроить. Но вот в чем дело: мы только место увидим, а не ловцов. Сезон ловли жемчуга еще не начинался. Ну да ничего. Я распоряжусь, чтобы «Наутилус» направили к Манарскому заливу. Ночью мы туда придем.

Капитан Немо сказал несколько слов своему помощнику, и тот вышел из салона. Вскоре «Наутилус» погрузился в водную стихию. Манометр показывал, что он придерживается тридцатифутовой глубины.

Я снова взял карту и начал искать Манарский залив. Он находился на девятой параллели, у северо-западных берегов Цейлона. Залив этот образуется продолговатой линией маленького острова Манар. Чтобы достигнуть залива, надо было обогнуть весь западный берег Цейлона.

— Профессор, — сказал капитан Немо, — вы знаете, что жемчуг добывают в Бенгальском заливе, в Индийском море, в Китайском и Японском море, в морях Южной Америки, в Панамском и Калифорнийском заливе, но на острове Цейлон самый знаменитый промысел морского жемчуга. Мы приедем туда, правда, немного раньше времени. Ловцы жемчуга появляются в Манарском заливе только в марте и целых тридцать дней занимаются добыванием морских сокровищ. Обыкновенно в Манарском заливе собирается до трехсот лодок. На каждой лодке десять гребцов и десять водолазов. Водолазы разделяются на две партии и ныряют поочередно. Они опускаются на глубину двенадцать метров с помощью тяжелого камня, который они сжимают между ног и который прикреплен к лодке веревкой.

— Еще до сих пор употребляют этот первобытный способ?

— До сих пор, — ответил капитан Немо, — хотя здешние жемчужные россыпи принадлежат самой промышленной стране в мире — Англии. В 1802 году она получила их по Амьенскому договору.

— Мне кажется, ваши усовершенствованные скафандры оказали бы большую помощь при этих операциях.

— Да! Эти бедняки не могут долго оставаться под водой. Правда, англичанин Персиваль в своем «Путешествии по Цейлону» рассказывает про какого-то кафра, который будто бы оставался целых пять минут под водой, но факт этот кажется мне очень сомнительным. Я знаю, что некоторые ныряльщики могут пробыть под водой пятьдесят семь секунд, а самые выносливые — до восьмидесяти семи секунд. Однако, когда они возвращаются в лодку, у них начинает изо рта и ушей литься вода с кровью. Я полагаю, что в среднем ныряльщики остаются тридцать секунд под водой. В эти тридцать секунд они торопливо собирают в свою сетку раковины жемчужниц, которые им удается найти. Эти водолазы-ныряльщики почти никогда не доживают до старости; зрение у них ослабевает, глаза гноятся, на теле образуются язвы, и очень часто они умирают на дне морском от кровоизлияния в мозг.

— Да, — сказал я, — это невеселый промысел. И служит он только для удовлетворения женских прихотей! Скажите, капитан, сколько раковин можно приблизительно выловить в день?

— От сорока до пятидесяти тысяч. Говорят даже, что в 1814 году английское правительство устроило такую ловлю, что за двадцать дней добыто было семьдесят шесть миллионов раковин.

— Что ж, ловцы много получают?

— Очень немного, профессор. В Панаме они едва-едва зарабатывают один доллар в день. Обыкновенно они получают одно су за каждую жемчужину. А сколько таких раковин попадается, в которых жемчужин нет!

— Одно су! Ничего не скажешь, справедливый дележ! Это просто отвратительно!