Осажденная Одесса - Илья Азаров

Роняя пожелтевшие листья, шептались на улицах каштаны. Спокойно шли по тротуарам люди, раздавались гудки машин, лязгали трамваи.

Машина поворачивает на улицу Пастера. Памятный угол — здесь в помещении эвакуированного консервного института жили разведчики-моряки. Я взглянул на дом, где не раз приходилось бывать, провожая храбрецов на отчаянные дела. На сероватой стене выделяется светлый мраморный прямоугольник. Я вышел из машины, в глаза бросились знакомые фамилии: Алексеев Василий, Безбородько Олег, Зуц Арсений, Калина Алексей, Конвиссер Лазарь, Макушева Анна, Нестеренко Леон, Поженян Григорий, Рулев Константин, Сурнин Михаил, Твердохлебов Петр, Урбанский Георгий, Гура Иван…

Я долго не мог оторвать взгляд от этой скромной мемориальной доски. Запомнилось, как через минные поля, по лиманам и плавням друзья пронесли в Одессу тело Олега Безбородько.

Почти все они, как Олег, отдали свои молодые жизни в боях с врагом. Уцелели только Поженян, Аннушка Макушева и Арсений Зуц.

О том, что Аннушка живет в Одессе, я уже знал. Незадолго перед моей поездкой Григорий Поженян, вернувшийся оттуда, рассказал о судьбе славной разведчицы.

Тяжело раненную в последние дни обороны Севастополя, Макушеву захватили в плен фашисты. Морская форма, из-за которой в свое время Леонид Соболев принял Аннушку за краснофлотца, вызвала особую злобу гитлеровцев. Девушку истязали, а потом начался ее мученический путь по фашистским лагерям. Отважная разведчица совершила побег, но была поймана и брошена в тюрьму…

Вернувшись после тяжких злоключений в Одессу, Аннушка целовала камни родного города, обливалась слезами от счастья. Но… ее встретили жестокими вопросами: была ли на оккупированной территории? была ли во вражеском плену? была ли на службе у фашистов?

Нет, ее не лишили снова свободы, как случилось в недобрые времена культа личности Сталина со многими прошедшими через ужасы фашистских застенков. Она просто влачила жалкое существование, ютясь в сырой лачуге. И в это тяжелое в ее жизни время Аннушку случайно встретил приехавший для работы над сценарием кинофильма «Жажда» Григорий Поженян. Радостной и печальной была встреча двух боевых друзей.

Вернувшись в Москву, Григорий рассказал мне об этой встрече. Его рассказ меня ошеломил. Мы вместе поехали в редакцию «Литературной газеты», и через несколько дней, 22 декабря 1956 года, на ее страницах появилась корреспонденция Поженяна «Друг наш Аннушка». А потом я послал письмо секретарю Одесского обкома партии…

На другой день, освободившись от дел, связанных с командировкой, я захотел повидать Аннушку. Но прежде чем удалось ее разыскать, узнал, что в Одессе живет и капитан 2 ранга запаса Семен Иванович Бондаренко.

Мы вместе едем по Николаевской дороге к Чебанке, где некогда стояла знаменитая 412-я батарея.

— Вот здесь шахтеры с гранатами выручали батарею, — показал Бондаренко рукой вправо, когда мы были в трех километрах от старой батареи.

С непокрытыми головами ходили мы по ровному, уже не раз вспаханному полю, где ничто больше не напоминало о минувших боях. А у меня стояло в ушах: «Ты знаешь, какой ценой мы выручали батарею?! Помнишь роту шахтеров с одними гранатами?!»

Мы шли туда, где когда-то меня удивили домики на орудиях. И там тоже ничто не выделялось над землей. Медленно вслед за нами шла к Чебанке машина.

И вот она, 412-я… Бывшая… Только гнезда бетонные. И входа в потерну нигде не найти. Земля… Бурьян…

Машина идет к Григорьевне — месту, где высаживался первый в истории Великой Отечественной войны морской десант.

Миновали Чебанку. Две молодые женщины, опустив на землю свои сумки, попросили подвезти до Григорьевки. Дорогой я спросил, помнят ли они, где высаживались моряки.

— А мы тут народ новый, — ответила одна.

— Говорят, тут крепко воевали, — показала свою осведомленность другая. — Григорьевка-то вся разбитая была. А кто воевал да где, откуда же знать?

Отпустив случайных попутчиц, мы проехали мимо свежевыбеленных домиков села, спустились на дамбу. Справа ровный песчаный пляж. Проехав немного, мы вышли из машины. Сели на омытую волнами каменную глыбу. Шумело море. Может быть, оно пело песню своим сынам-черноморцам, высаживавшимся здесь 22 сентября 1941 года…

Но расскажет ли море вот этим, не видевшим войны людям, как здесь с барказов бросались в холодную воду бойцы 3-го морского полка, как захватывали они стрелявшие по Одессе фашистские пушки, как падали под вражеским огнем и снова поднимались, идя в атаку?..

— Кто расскажет людям о том, что тут было? — произнес Бондаренко, задумчиво глядя на набегавшие волны.

— Святой наш долг, — ответил я. — Наш с вами долг, Семен Иванович… Долг живых…

И в ту минуту мысль — описать славные дела защитников Одессы, возникавшая и раньше, окончательно овладела всем моим сознанием. Чтоб люди знали, кому они обязаны счастьем мирных дней.

— А вы помните, Илья Ильич, подвижную батарею? — перебил мои мысли Бондаренко.

— Как же не помнить? Не раз был в гостях у Гусева. Хороший был командир, боевой артиллерист…

— А теперь моряк — штурман теплохода «Иван Богун», — спокойно произнес Семен Иванович. — Сейчас как раз здесь стоит.

Да, батарею эту я помнил хорошо. Взорвав 412-ю, мы лишились мощного огневого заслона у Чебанки. Тогда Военный совет создал в Восточном секторе шестиорудийную подвижную батарею, включив в ее состав четыре счетверенные пулеметные установки на полуторатонных машинах. Командиром ее был назначен лейтенант Е. В. Гусев. В первые же дни своего существования она подавила минометную и артиллерийскую батареи противника. Военный совет за это геройское дело объявил Гусеву и его подчиненным благодарность. Появляясь в самых неожиданных для противника местах, батарея открывала огонь прямой наводкой.

Как-то Осипов спросил Гусева, нельзя ли сбить вражеский наблюдательный пункт с силосной башни у Фонтанки — уж очень он мешает полку продвинуться вперед. Ночью в кусты неподалеку от башни артиллеристы затащили 76-миллиметровую пушку, и только занялся рассвет — пушка прямой наводкой не только сбила наблюдательный пункт с башни, но до основания снесла и самую башню.

Кому довелось бывать в боях, поймет то чувство, которое охватывает человека, узнавшего, что где-то недалеко от тебя старый фронтовой товарищ. Мне захотелось увидеть Гусева.

Вечером я поехал в порт и разыскал «Ивана Богуна». Матрос, встретивший у трапа, провел меня в каюту штурмана. Гусев, сидевший за столом, поднял глаза и на миг застыл, удивленный.

— Здравствуйте, Евгений Васильевич, — поздоровался я, сразу же узнав героя-артиллериста.