Лучший друг моего парня - Мария Манич

— Мир, там полиция подъезжает, — голос Соколова доносится как через вату. — Пора валить.

Чёртов ревнивый Саша! Оборачиваюсь и смотрю на парня, сверлящего нас — по большей части меня — гневным взглядом налитых кровью глаз.

— Поехали, — говорит Мирон и, переплетя наши пальцы, тянет за собой.

Без пререканий забираюсь на заднее сиденье «майбаха», Гейден садится рядом, притягивая к себе за плечи. Откинув голову назад, зажимает нос, пока Саша, дав по газам, увозит нас от этого страшного поля.

24

Я думала, мы поедем в больницу, поэтому немного удивляюсь, когда Соколов заворачивает к своему жилищному комплексу. Три высотки, аккуратно вписанные в исторический центр города. Искусственный свет бликует в панорамных окнах и смешивается с первыми красками рассвета. Светать, как назло, начало почти сразу, как мы выехали на знакомую трассу, ведущую к городу.

Мирону определённо нужно оказать первую медицинскую помощь, а лучше показать его врачам. Я хотела отстраниться и сесть ровнее, чтобы не доставлять ему ещё больше дискомфорта. Но он не позволил.

Всякий раз, когда машина наезжает на неровности, его лицо кривится от боли. Саша будто специально не пропускает ни одной ямы или лужи на дороге, затянутой тонкой пленкой льда, и подглядывает за нами в зеркало заднего вида. Иногда мы встречаемся взглядами, и в его глазах бурлят истеричные эмоции, которые он больше не прячет. Ненависть, ярость и боль.

Вот и сейчас, машина тормозит — правда, не у Сашиного дома, а у соседней высотки, похоже, и Гейден является владельцем квадратных метров в этой буржуйской недвижимости, и Соколов, не глуша мотора, стискивает до скрипа кожаную обшивку руля, еле справляясь с самообладанием.

Я, наоборот, остаюсь внешне спокойной и безмятежной, усталой и вымотанной. Хотя внутри буря эмоций так до конца и не стихла. Иногда по телу проходит волна дорожи и озноба, и я сильнее жмусь к боку Гейдена, безмолвно ища у него защиты.

После сегодняшней ночи я доверяю ему больше, чем кому-либо. Он просто перевернул мой мир с ног на голову и встряхнул. Даже если он решит в ближайшее время предать меня и выкинуть из своей жизни, я уверена, сделает это открыто.

Мирон кивает своему другу и тянется к дверной ручке.

— Я отвезу Лину домой, — произносит Соколов, всё ещё не оставляя попыток выдернуть меня из лап Гейдена.

— Она останется. Со мной, — с нажимом произносит Мир, ставя одной этой фразой жирную точку в наших отношениях с Сашей.

Не чувствую по этому поводу никаких сожалений.

Мир выбирается из машины и, опираясь на дверь, ждёт, когда я последую его примеру.

— Понял, — бубнит мой бывший парень и, уже не таясь, старается прожечь во мне дыру взглядом. А потом добавляет ещё тише, чтобы слышала только я: — Повезло тебе, Ангелина.

— У тебя не было ни одного шанса, Саша. Разве ты этого ещё не понял? — говорю, стреляя в упор, и выхожу наружу.

Я бы не стала его добивать, не будь он напрямую причастен к тому, через какую эмоциональную мясорубку мне сегодня пришлось пройти. Что-то подобное тому, что было сначала в его машине, а потом при выезде на трассу с Гейденом, я ощущала, когда мне сообщили, что мои родители мертвы. Сгорели заживо в нашей небольшой муниципальной квартире, пока я была в школе. Допились до такого состояния, что уснули, не потрудившись затушить сигаретный бычок. Я знаю, что это был отец. Он всегда курил как паровоз, разбрасывая смятые сигаретные пачки по всей квартире.

Мирон обнимает меня за плечи, направляя в сторону нужного нам подъезда, и я безропотно иду рядом. За нашими спинами раздаётся агрессивный визг шин, и «майбах» срывается с места.

— Саня заревновал? — чувствую, как Мир усмехается, прикладывая к замку таблетку от домофона.

— Скорее тебя, чем меня, — вскидываю голову, стараясь поймать на заостренном и запачканном кровью лице парня какие-то эмоции.

Он безэмоционален. Поразительно спокоен. И, как всегда, дьявольски порочен.

Это либо какая-то магия, либо я просто на нём помешалась. Отпустила на волю собственных демонов, и они, расправив крылья, радостно побежали к Гейдену, зная, что их там ждут и приласкают.

— Это его проблемы.

— Он в тебя влюблён, ты в курсе? — ответом мне служит красноречивое молчание. — Ты в курсе. И всё равно с ним общаешься. Называешь другом. Почему?

— Гомосятина не передаётся воздушно-капельным путём. Это его выбор и его жизнь, — спокойно произносит Гейден. — Меня это не касается, даже если он представляет меня, пока дрочит.

— Фу, — меня передёргивает от отвращения.

Мы пересекаем холл и дожидаемся лифта в комфортной тишине. Одновременно шагаем к открывающимся дверям. Мирон нажимает тринадцатый этаж и поворачивается ко мне. Теснит к металлической стене и ставит обе руки рядом с моей головой. Нависает сверху, запирая в капкан.

Смотрю на него снизу вверх. Губы инстинктивно приоткрываются, ловя его тёплое дыхание. Он не целует первым, хотя явно хочет этого не меньше моего. От предвкушения пальчики на ногах подгибаются, а в районе солнечного сплетения зарождается тёплая волна, которая согревает моё продрогшее тело получше любого обогревателя.

Забываю обо всем на свете. Оставляя на земле все страхи, сомнения и проблемы. Сашу, неоплаченные платья, учёбу, вечно недовольную соседку по квартире и сегодняшнюю ночь.

— Ты чего такая смурная? — скалится Мирон.

— Устала, замёрзла и хочу есть, — пожимаю плечами. — А ещё целоваться, забравшись к тебе на коленки.

— Ты в курсе, что, несмотря ни на что, сегодня у нас будет секс? Даже если у тебя месячные. Мне уже по хер.

Ему на лоб падают тёмные нитки волос, убираю их, поглаживая его затылок. Его дыхание вмиг тяжелеет. Притягиваю Гейдена за шею ближе. Он подстраивается, моментально вдавливая себя в меня. Делает выпад бёдрами, показывая, что уже чертовски возбуждён.

— Я буду сопротивляться, — тихо выдыхаю.