Засекреченные трагедии советской истории - Игорь Кузнецов

25 сентября, отдыхающие в Сочи Сталин и Жданов, направляют в адрес Кагановича и Молотова телеграмму с оценкой действий наркома: «Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года». Через день, 27 сентября, Ягода отстраняется от должности наркома внутренних дел и становится наркомом связи вместо снятого с этого поста А. Рыкова. Фактически участь его была предрешена, и перемещение являлось своего рода тактическим ходом.

Представляется, что выдвинутое в телеграмме обвинение против Ягоды является чисто формальным. Ведь, именно он первоначально загнал троцкистов и других оппозиционеров в ссылку, а затем пустил их по второму кругу через тюрьмы и исправительно-трудовые лагеря. Под его руководством были подготовлены политические процессы в отношении «правых» после убийства Кирова.

Поэтому упрек в адрес Ягоды крайне не убедителен. После подобного обвинения, чтобы удержаться в своем кресле, Ягода вполне мог решить задачу по тотальному разгрому оппозиции, выполнив пятилетку за один год. Было бы наивно полагать, что Сталину и Жданову потребовался «козел отпущения».

Между Москвой и Сочи был разыгран политический спектакль с заменой главного действующего лица, и жаловаться было некому. Со Сталиным ему просто не дали связаться. Дело, очевидно, заключалось в другом, Сталин и его ближайшее окружение вполне отчетливо осознали ту силу, которую приобрел Ягода за годы работы в ведомстве.

Мимо Сталина не прошла и та информация, которой владел Н. И. Ежов, заведуя орготделом ЦК ВКП(б). Кому-кому, а Ежову было достаточно отчетливо видно, с каким усердием и настойчивостью Ягода повсеместно расставлял на ключевых постах не только своего ведомства, нужных ему людей. Ягода стал слишком опасным, пришло время его убрать с политической арены.

29 января 1937 г. ЦИК СССР принимает решение о переводе Генерального комиссара государственной безопасности Г. Г. Ягоды в запас. Это был второй чувствительный удар. Высокое специальное звание, оставленное ему при отстранении от руководства Народным комиссариатом внутренних дел, если и не гарантировало прежних должностных привилегий, то являлось прочным связующим звеном с высшими структурами. Теперь разрывалось и оно.

Но не столько этот факт обеспокоил Генриха Ягоду, сколько ясно просматривавшийся в решении ЦИК подтекст: о нем не забыли, за ним следят, опала продолжается. Новых потрясений можно было ждать в любую минуту.

Опала продолжается

3 апреля 1937 г. за ним пришли. Люди в форме, которую некогда сам же Ягода и ввел своим приказом, предъявили ордер на арест, вежливо предложили пройти в машину. Узкое нервное лицо Ягоды дернулось, как от удара. Быть может, как никто другой, бывший руководитель НКВД почувствовал, что его жизнь кончена. Оттуда, куда его сейчас повезут, выхода уже нет. По иронии судьбы, именно Ягода приложил столько стараний, чтобы ни один, оказавшийся там, уже никогда не вырвался на свободу. И вот теперь ему самому предстояло пройти этим путем обреченных.

По официальной версии, в апреле 1937 г. Генрих Ягода был привлечен к ответственности ввиду «обнаруженных должностных преступлений уголовного характера». На предварительном следствии бывшему руководителю НКВД предъявили множество обвинений — от контрреволюционной троцкистской деятельности до шпионажа в пользу фашистской Германии. Это еврея, когда Германия уже покрылась сетью концентрационных лагерей по уничтожению еврейского населения.

Обвинили его и в организации так называемых «медицинских убийств» Горького, Куйбышева, Менжинского и других. Бывшему наркому инкриминировали и покушение на жизнь секретаря ЦК Николая Ежова. Фабула поражала воображение непосвященных. Согласно материалам дела, нарком внутренних дел Ягода опрыскал стены и портреты кабинета своего преемника сильнейшим ядом, испаряющимся при комнатной температуре.

Следствие по делу Ягоды длилось почти год. На процессе он отрицал обвинения, в отличие от других подсудимых. «Прокурор, — говорил в своем выступлении на процессе Г. Г. Ягода, — безапелляционно считает доказанным, что я был шпионом. Это неверно. Я — не шпион и не был им». Совсем недавно ставивший аналогичные спектакли на процессах, он прекрасно понимал ожидавший его финал. Это понимание давало ему силы иронизировать и даже заявить, что если бы он был шпионом на самом деле, то «…десятки стран могли бы закрыть свои разведки — им незачем было бы держать в Союзе такую сеть шпионов, которая сейчас переловлена».

Не нашлось места даже на канале

Завершая свое последнее выступление, Ягода произнес замечательную фразу: «Граждане судьи! Я был руководителем величайших строек-каналов. Сейчас эти каналы являются украшением нашей эпохи. Я не смею просить пойти работать туда хотя бы в качестве исполняющего самые тяжелые работы».

Даже там ему места уже не было. На рассвете 13 марта 1938 г. суд огласил приговор. Подсудимый Генрих Ягода признавался виновным, приговаривался к высшей мере наказания и подлежал расстрелу.

Как последний вздох обреченного — его обращение к высшей власти:

В Президиум Верховного Совета

от приговоренного к в.м. Г. Г. Ягоды

Прошение о помиловании Вина моя перед родиной велика. Не искупить ее в какой-либо мере. Тяжело умереть. Перед всем народом и партией стою на коленях и прошу помиловать меня, сохранить мне жизнь.

Г. Ягода 13.03.1938 г.

Президиум Верховного Совета СССР прошение отклонил. Надежды больше не оставалось.

Приговор был приведен в исполнение в подвале того же большого дома на Лубянке, где осужденный некогда чувствовал себя полновластным хозяином.

Фактическое падение Ягоды началось с момента организации волн «большого террора». Став соучастником строительства социализма по той модели, которая виделась Сталину, Ягода сам стал его жертвой.

«ЖЕЛЕЗНЫЙ» НАРКОМ

В исторической памяти народа имя Николая Ежова стало нарицательным. «Ежовщина» — этим понятием обозначают сегодня свирепый режим тотального беззакония и произвола. Известны и так называемые «ежовые рукавицы» — выражение, весьма распространенное в 30-х гг. Сохранились плакаты тех лет: могучие руки в громадных рукавицах с железными гвоздями мертвой хваткой сжимают горло несчастного доходяги, видимо олицетворяющего гидру контрреволюции.

Впрочем, уже в те времена было у Ежова и еще одно имя, которое лишь весьма немногие решались произнести вслух, да и то шепотом. «Кровожадный карлик» — так называли этого человека не столько за низкий рост (около 154 м), сколько за патологическую жестокость.

Нельзя забывать, что Николай Ежов был сыном своего жестокого времени, которое не только сокрушало самые возвышенные натуры, но и порождало невероятно причудливые характеры. Именно в этом времени и попробуем отыскать истоки той дьявольской энергии, с которой этот невыразительный человек расправлялся со всеми, кто выделялся из толпы.

Путь наверх

Начало биографии Николая Ивановича Ежова не обещало не только головокружительной карьеры, но и просто заметного существования.

Родился в 1895 г. в бедной рабочей семье на окраине Петербурга. Получил лишь начальное образование. Продолжать его не стремился, да и возможностей не имел. С четырнадцати лет на заводе. Сменил несколько рабочих специальностей. В этой среде и формировались классовые инстинкты молодого пролетария.

Февральскую революцию встретил восторженно. Низвержение власть предержащих, разрушительный вихрь перемен, необузданную вольницу толпы принял сразу и безоговорочно. Вместе со всеми громил витрины фешенебельных магазинов на Невском проспекте, кричал на многотысячных митингах на Знаменской площади, бросал камни в сверкающие стекла петроградских дворцов.

В мае 1917 г. Н.Ежов становится членом РСДРП(б). После победы большевиков назначается военным комиссаром красноармейской части, участвует в гражданской войне. По возвращении с фронта направляется на партийную работу. В 1922 г. он уже секретарь Казахского краевого комитета РКП(б).

В 1927 г. Николай Ежов переводится на ответственную работу в Москву.

В период коллективизации он назначается заместителем наркома земледелия СССР. На этой должности энергичный замнаркома обнаружил своеобразные организаторские способности, заметно выделявшие его среди других сотрудников наркомата.

В 1930 г. он назначается заведующим Распределительного отдела ЦК, а спустя некоторое время становится заведующим Отдела кадров ЦК ВКП(б). Перед Ежовым открываются новые перспективы. На горизонте явственно замаячил путь в высшие эшелоны власти. На XVII съезде партии в 1934 г. он избирается членом Центрального Комитета при ЦК ВКП(б). Через год он уже председатель этой комиссии. В феврале 1935 г. Ежов избирается секретарем Центрального Комитета партии. Ему поручают курировать правоохранительные органы.