Семь минут - Ирвин Уоллес

Закончив рассказ, он внимательно посмотрел ей в лицо, стараясь обнаружить признаки понимания.

Когда она неожиданно широко улыбнулась и наклонила голову, Барретт увидел, что женщина все поняла.

Предстоял последний шаг.

— Миссис Воглер, теперь вы знаете, что мне нужно. Ваша помощь. Надо, чтобы вы выступили свидетельницей защиты. Мне требуется от вас только правда о том, что вы видели и слышали в доме Гриффитов, пока работали там. Я не хочу, чтобы вы мстили Фрэнку Гриффиту. Я хочу, чтобы вы помогли мне добиться справедливости. Конечно, мы заплатим вам за ваше время и сведения. Не состояние, естественно, но столько, сколько вы заработали бы за три-четыре месяца своей обычной деятельности. По крайней мере, достаточно, чтобы вы еще немного приблизились к Топике. Что скажете? Вы поможете мне?

— Сначала мне нужно знать, во что это выступление может для меня вылиться?

— Ни во что, если вы будете говорить только правду. В самом худшем случае Фрэнк Гриффит, наверное, больше никогда не возьмет вас к себе на работу.

Она засмеялась булькающим смехом, ее щеки и подбородок затряслись.

— Вот это беда! — Миссис Воглер встала, и ее лицо порозовело от волнения. — Мне это понравилось, мистер Барретт. Я выступлю у вас свидетельницей. Я бы сделала это бесплатно, но мне очень нужны деньги. Теперь с нетерпением буду ждать выступления в суде, чтобы рассказать, что этот святоша Гриффит сделал со своим сыном. Это будет самый радостный для меня день.

— Превосходно, миссис Воглер. Вам никогда не придется раскаиваться в этом. — Он взял ее пухлую руку. — Я провожу вас до лифта. Суд скоро начнется, поэтому нам необходимо встретиться, чтобы разработать план вашего поведения. Давайте встретимся завтра, это займет не больше часа-двух. Я позвоню вам, чтобы вы были дома. Вы никуда не уезжаете?

— Я только раз выйду из дома, мистер Барретт, чтобы купить новую шляпку для своего первого появления на публике.

После ухода Изабель Воглер Майк Барретт быстро вернулся в квартиру. Ему хотелось петь от радости. Впервые за последние несколько дней у него появился повод для радости. Сейчас хотелось побыстрее поделиться новостями с Эйбом Зелкином, который тоже пребывал в унынии.

Майк позвонил в контору и попросил Донну соединить его с Эйбом.

— Мистер Барретт, — удивилась секретарша. — Что с вашей памятью? Вы забыли? Мистер Зелкин во Дворце правосудия в комнате номер сто один вместе с судьей Натаниэлем Апшо отбирает присяжных заседателей. Мистер Зелкин звонил во время последнего перерыва и просил передать, что все идет хорошо. Он считает, что они отберут все жюри и приведут его к присяге завтра к вечеру, а это значит, что процесс начнется в понедельник.

Естественно, Барретт забыл. Они долго обсуждали с Зелкином возможность отказаться от присяжных и потребовать, чтобы дело слушалось одним судьей, но в конце концов пришли к выводу, что их шансы будут выше, если изложить дело не перед одним человеком, а перед двенадцатью, поскольку в таком случае возможен дополнительный вердикт. Судья мог вынести одно из двух решений: виновен или невиновен, а когда дело слушалось жюри из двенадцати мужчин и женщин, существовал и третий вариант: жюри могло не прийти к общему согласию, что было бы в некотором смысле победой защиты.

Донна тем временем докладывала о телефонных звонках, почте и посетителях. Барретт понял, что его бремя потяжелело почти вдвое. В оставшиеся несколько дней придется работать не только за себя, но и за Эйба. Возможно, кое-что удастся переложить на Кимуру, но немного, потому что у того и так хватало работы.

Майк услышал, как Донна упомянула имя Кимуры.

— Он позвонил и попросил напомнить, что, если вы сегодня будете выходить из конторы, даже на обед, он хочет знать, где вас искать в случае необходимости.

— Он что-то выяснил?

— Кажется, да. Только не сказал что.

— Я скоро приеду и пообедаю в конторе.

— И еще, мистер Барретт. Минут пятнадцать назад звонила ваша знакомая, мисс Осборн. Она просила вас перезвонить, как только вы освободитесь.

— Хорошо. Сейчас позвоню ей и выезжаю.

Положив трубку, Майк задался вопросом, зачем звонила Фей. Он сам собирался позвонить и отменить совместный ужин. Сейчас, когда Зелкин занят отбором присяжных, когда начало процесса уже не за горами, ему придется вкалывать целыми днями с утра до ночи.

Он набрал номер Осборнов, и к телефону подошла Фей.

— Я знаю, что ты занят. Просто захотелось услышать твой голос, Майк.

— Мой голос? Ты что, прослушиваешь меня на роль?

— Нет, дорогой. Я хотела узнать, сердишься ты на меня или уже нет. Я имею в виду наш ночной разговор о книге.

— Каждый человек имеет право говорить о любой книге все, что думает.

— Но здесь разговор идет не о каждом человеке, а о нас с тобой. Может, я выбрала неподходящее время и употребила слишком сильные выражения. Я совсем забыла, что ты так переживаешь из-за этого проклятого процесса. Я боялась, что обидела тебя. Но ведь я искупила свою вину, дорогой, да?

— Я не обиделся, — солгал Майк.

— Я же тебе доказала, что люблю тебя? Ты сейчас видишь, что мое отношение к книге не имеет ничего общего с тем, как я занимаюсь любовью. — Она понизила голос. — Может, сегодня я докажу тебе это еще раз.

Он вспомнил, зачем собирался позвонить ей.

— Ты молодчина, Фей, но, боюсь, сегодня ничего не выйдет. Эйб сейчас в суде выбирает присяжных, и мне придется тянуть весь воз самому. Бумаги, встречи, телефонные звонки. Сегодня вечером и в следующие несколько вечеров мое либидо будет полностью направлено на юридические дела. Ты меня простишь? Я постараюсь возместить тебе потери на той неделе.

На другом конце провода воцарилось недолгое молчание, потом Фей сказала:

— Я просто задумалась: отказываешь ты мне из-за работы или из-за того, что злишься за мою критику Джадвея?

— Дорогая, я совсем забыл о нашем вчерашнем разговоре. Поверь, все дело в работе. Я так рад. У нас появились шансы. Сегодня утром мы нашли потрясающую свидетельницу, которая в пух и прах разобьет Дункана, когда тот начнет утверждать, что «Семь минут» виноваты в преступлении Джерри Гриффита.

— Я рада за тебя, Майк, но не понимаю, какой смысл поднимать этот вопрос, если сам Джерри Гриффит признался, что во всем виновата книга.

— Но его признание еще не значит, что это правда, Фей. Многие люди не совсем отчетливо понимают, почему совершают те или иные поступки. Им кажется, будто они знают. Но все это причины, которые лежат на поверхности. Настоящие причины могут быть запрятаны глубоко. Послушай, дорогая, я сейчас слишком занят, чтобы вдаваться в теорию Фрейда. Скажу только, что появилась женщина, которая работала у Гриффитов, то есть показания будут даваться не понаслышке. Она докажет, что в кругу семьи Фрэнк Гриффит — далеко не образец добродетели, как считается. Старик мог несознательно причинить Джерри больше вреда, чем дюжина порнографических книг. Я знаю, что Гриффит друг твоего отца, но уверяю тебя, что ни ты, ни твой отец не имеете ни малейшего представления, каков он дома.

— Какой ужас! У кого может хватить наглости говорить такое о мистере Гриффите? Только Мэгги Рассел, больше некому. Она твоя свидетельница-предательница? Кроме нее некому. В доме больше нет прислуги.

— Зачем ты втягиваешь во все это мисс Рассел? — раздраженно поинтересовался Майк Барретт. — Конечно, не она. Перед ее приездом в доме жили и другие женщины. Например, Изабель Воглер.

— Та толстуха? Помню, я видела ее пару лет назад. Вот штрейкбрехер!

— Человек, который для разнообразия хочет рассказать правду, для меня не штрейкбрехер. Поверь мне, наша свидетельница не будет сводить счеты. Подожди, ты еще не видела, кого набрал себе в свидетели наш честный Элмо Дункан.

— Неужели ты можешь верить этой женщине?

— Ты имеешь в виду миссис Воглер? Да, могу, а почему бы и нет? Она такая же свидетельница, как и все остальные. Она знает, что ее приведут к присяге и, стоит ей раз соврать, как ее обвинят в лжесвидетельстве.

— Я говорю не о лжи, а о…

— Преувеличениях. Не беспокойся, Фей, наш окружной прокурор такой же рьяный искатель нужной ему правды, как и я. Так же, кстати, как и ты в данную минуту, если уж на то пошло, Фей, с чего такой внезапный интерес к моей свидетельнице? Боишься, что, когда все узнают настоящего Фрэнка Гриффита, твой отец расстроится и произойдет землетрясение?

— Не говори гадости, Майк. Дело вовсе не в моем отце, и ты прекрасно знаешь это. Меня беспокоит, что ты все больше и больше погружаешься в эту зловонную жижу. Извини, что я повторяюсь, но меня беспокоишь ты и мы с тобой. Я не могу спокойно смотреть, как грязь засасывает тебя все глубже, как ты окружаешь себя отвратительными отбросами.

— Фей, меня ничто не может запачкать. — Майк Барретт едва сдержался. — Но я ценю твою заботу.