Вместе. Синдром Керчепина (СИ) - "Awelina"

— Да, — подтвердил тот. — Все остальные студенты, преподаватели и сотрудники уны были на своих местах или же в комнатах.

Молчание. Жуткое и страшное. Размываемое усиливавшимся непонятным гулом.

Нет. Этого не может быть.

— Дайте воды студентке, — отрывисто распорядился менталист. Едва его слышала сквозь нараставший звон в ушах.

Губ коснулось что-то прохладное, инстинктивно сделала глоток. Мою голову грубо наклонили к коленям. Зависшая перед глазами темнота не желала уходить.

Не может. Такого. Быть.

— Останови запись. — Годас.

— Может, ее снова в медблок, а позже продолжить? — Смуглый уродец Лосский.

— Если полуобморочное состояние свидетельствует о том, что она не замешана, то лучше и вовсе отпустить, а то как бы родня не налетела… — Брезгливый блондин.

— У нее нет родни, Зеус, но есть покровительство небезызвестной тебе семьи. Для протокола мы обязаны получить ответы еще на ряд вопросов. И убедиться в том, что она даже косвенно не замешана. — Годас.

— Дадим ей минуту. — Менталист.

Это бред. Сон. Галлюцинация. Фарс и грубая подделка под реальность. Этого просто не может быть. Деймос не мог погибнуть. Меньше суток назад я разговаривала с ним, прогоняла, раздражалась. Как он вообще выпал из окна этой своей берлоги? До него не доберешься просто так, нужно действовать целенаправленно: что-то подставить, выбить пакет…

Он жив. Он не может умереть. Нет. Они солгали!

— Артемия. Артемия, вы меня слышите? — Годас тряс меня за плечо, вырывая из круговерти шока и отчаяния.

Я осторожно выпрямилась, ощущая, что дурнота отступает, посмотрела в лицо замдиректора, суровое, потерявшее свою доброжелательность и часть фальшивого обаяния.

— Вы лжете, он не мертв, — проговорила обвиняюще.

— Рад был бы, если бы это было так, — проронил мужчина, поджал губы, вернулся на место к остальным, сверлившим меня изучавшими взглядами.

Что-то внутри оборвалось. Ощутимо, неотвратимо. Похожее чувство испытала, когда мне в двенадцать сказали, что мама безнадежна… Потеря. Тоска. Точно могильная плита, она и тогда, и сейчас опустилась на сознание, сковала тело, уничтожила краски, смысл и эмоции.

— Продолжим, — Годас кивнул молодому, приказывая возобновить запись.

— Артемия, судя по всему, вы последняя, кто видел живым Элдора Густова. Вы были рядом в виртархиве. Разговаривали? — Задавая вопрос, Лосский что-то перекинул на планшеты остальных, мужчины погрузились в изучение.

— Недолго.

Вспомнила тот больной, полный сочувствия, грустный взгляд, когда он сказал, что постарается смягчить для меня удар. Неужели то был последний наш разговор?.. Последняя встреча?.. Не верю.

— И о чем?

«Ты должна знать, Мия. Обязана». Жесткий голос, испытующий взгляд темных глаз. Он пытался убедить меня в том, что я в ловушке… Будто сама не знала.

— Об учебе.

— Какие отношения у вас были?

«Его слишком много в твоей голове». Да, много. Нир не напрасно ревновал к нему. Знал и видел, насколько близок стал его бывший партнер. Злился на себя, ведь сам подсунул его мне в качестве помощника и друга.

— Обычные.

— Обычные — как с остальными членами группы или другие обычные — как с приятелем? Вы часто и долго общались. Кроме того, связаны с его проступком, а именно участием в ментальном поединке.

Тот дерьмовый день… Не вмешайся я и проверни Иоданир свой план, было бы сейчас все по-другому? Деймос бы жил. Просто оказался бы исключенным. Но живым…

— Обычные. Мы не враждовали.

— Что вы скажете об Иоданире Тэппе? Он враждовал с Элдором Густовым?

«Угрозу тебе или мне я немедленно уничтожу любыми способами». Деймоса Нир расценивал как первостепенную опасность. Для себя, для нашего вместе. Ненавидел.

— Этот вопрос задайте ему.

— Вы общались со студентом Тэппом в ту ночь?

«Никогда больше не смей скрывать что-то от меня». Мне следовало убедиться, что Иоданир ни о чем не догадался, не узнал о разговоре в виртархиве. Почему не сделала этого? Беспечная. Жалкая.

— Нет.

— А с Элдором Густовым?

— Нет, — горло пекло от сухости.

Могла ли я повлиять? Конечно. Я замешана. Я виновата.

— У студента Тэппа были причины и возможности навредить Густову?

Были. Почему так думаю? Я не полагаю, а знаю: были. Он сделал это… Деймос — ценный свидетель, готовый разрушить наши с Тэппом жизни как карточный домик.

— Артемия, Иоданир Тэпп был в то время рядом. Система безопасности отметила его в четырех точках поблизости. Как менталист третьего уровня и бывший партнер Элдора Густова Тэпп мог повлиять на него опосредованно или прямо…

Он сделал это! Хотелось прокричать, проорать так, чтобы из глаз брызнули слезы. Эти слова застряли в горле, которое будто сжималось, не пропуская кислород в легкие. С хрипом вырвались другие:

— То есть столкнуть или вызвать желание спрыгнуть?

— Мы разбираемся в этом. Изучаем данные с сирса погибшего. Они указывают на то, что он сделал это сам. Но на это должна быть причина. Артемия, была у Иоданира Тэппа возможность навредить, подтолкнуть?

Была. Одна и веская. Нир отличный стратег и аналитик. Хладнокровный, терпеливый. Очень долго мог строить план, поэтапно воплощать его.

— Я не знаю.

Почему я его защищаю? Потому что люблю, потому что больна им?

— А у вас была?

— Он мой друг. Я ему не желала зла.

И просила, умоляла его остановиться… Но он не послушался.

… Ветер. Редкое явление в этой области Дель-Эксина. Рядом с Рийском скорее застывают атмосферные фронты, чем перемещаются или спешат куда-то. Застывают, нависают, подавляют. Но не сегодня. Сегодня ветер рвал пространство и время на части, гнал по желтовато-серому, полупрозрачному небу фиолетово-синие облака, ревел и ломился в окна.

Сквозь прозрачные стены перехода наблюдала, как сильные порывы пригибают к земле хилые деревца, на ветвях которых налились соком почки. Казалось, будто слышу свист, чувствую кожей холодный напор. Но нет. Если только в воображении.

Деймос однажды рассказал старую семейную байку о том, что ветреный день принес какому-то из его пращуров небывалую удачу: порыв с корнем выдернул забор у дома и открыл спрятанный под ним клад. И якобы с этих пор потомки завели обычай прогуливаться в часы урагана, ожидая какого-нибудь приятного сюрприза.

Странная байка, похожая на сказку. Больно теперь вспоминать о ней. Больно вообще вспоминать о Деймосе. Слезы и чувство потери душили, стискивали сердце, но абстрагировалась от них, словно заперлась, закрылась.

Лучше подумать, сопоставить, проанализировать.

Иоданир сделал это с ним. Не имела понятия, откуда это знала, но я могла поклясться всем, чем угодно: это он.

Каким образом? Вероятно, тем же, каким выбил из уны Вирону. Тем же, каким не единожды воздействовал на меня вне слияний. Да и на членов своей группы. Такое удачное давление на нужные точки, тонкая манипуляция ведь не результат интуиции и тщательно собранной информации. Не может быть только им.

Теперь все сошлось. Ярко осветилось вспышкой, которая смела покров отвлечения, мешавший разглядеть важные детали, сложить их в одно целое.

Защиту ди-чипа нельзя взломать, но разве сама не исключение из правил, сама не достигла невозможного? Разве сама не была свидетелем, как он вскрыл щиты тех отщепенцев, загородивших нам выход к центральному верхнему пассажу?

Устройство такой мощности Дель-Эксину пока неизвестно, пока придумали лишь способ блокировки от дара третьего уровня. Для менталиста четвертого уровня щиты как тонкая перегородка. Достаточно применить усилие, чуть сдвинуть в сторону, и тебе открыты мысли, воспоминания и цели. Ты можешь перебирать их, изучать, управлять, жонглировать как угодно, маскировать одно и подсвечивать другое. Чтобы у твоей жертвы все никак не складывалась головоломка, не находилась разгадка. Или чтобы она выполнила задачу, поставленную тобой.