Врата Валгаллы - Ипатова Наталия Борисовна

Возвращались, придавленные молчанием. Харальд, полулежа на диванчике, пролистывал на дипломатическом считывателе местную прессу. В глазах рябило, в висках стучало, мозаика рассыпалась, и он с большим удовольствием бросил бы это дело, подобрал ноги и уткнулся лицом в диванный валик пассажирского отсека. Именно так уже лежал Кирилл, отходя от дипломатических трудов, и кому-то же надо было тянуть эту лямку дальше. Впрочем, Харальд подозревал, что возбуждение и напряжение нескольких дней самого его отпустят нескоро. Даже когда он закрывал глаза, на внутренней стороне век мельтешили лица чиновников, профессионально услужливых и до отвращения друг на друга похожих. Доминантной расой на Церере были монголоиды. Толпы мелких, дерганых, непрестанно улыбающихся монголоидов.

Десять дней, пока свалившихся на голову высоких гостей показывали на всех каналах, потребовали от зиглиндиан выдержки намного большей, чем Харальд, запоздало каясь, ожидал обнаружить в своем императоре. Каждое утро, знакомясь с распорядком церемоний, Кирилл скрежетал зубами: еще день пустой болтовни и позирования перед камерами! Тогда как у Империи не было ничего дороже времени, бесплодно утекавшего в песок, высокие гости проводили дни по расписанию, утвержденному дипломатическим протоколом.

Будь они неладны, эти вареные осьминоги. Местные экзодиетологи под руководством начальника протокольной службы сбивались с ног, в авральном режиме приводя генные структуры подаваемой на стол провизии в соответствие с биохимией пищеварения гостей. Само собой, все мы люди, но даже в пределах одной планеты рацион, приемлемый для одной группы, для другой может представлять серьезную опасность. Одна неправильная аминокислота — и на дипломатии можно крест ставить. Могильный. Зиглиндианам, собственно, к синтезированной пище не привыкать. «Формула» каждого гражданина вместе с группой крови, снимком сетчатки и еще некоторым количеством формализуемых параметров входила в комплект обязательных документов, и уж конечно группа сопровождения императора, когда ей дозволили сесть на Цереру, предъявила местным биомастерам свои аттестаты и сопряженные с должностью права, заняла предоставленные лаборатории и визировала все, что так или иначе намеревалось проникнуть в императорский организм.

Кажется, в прицеле камер дипломатам пришлось держать фасон двадцать четыре часа в сутки. Демос конфедерации впервые видел живого самодержца и жаждал, чтобы его демонстрировали им еще и еще. Немыслимое количество брифингов, конференций, телемостов… Кирилл казался невозмутимым, как камень, и даже в посольских покоях, оставаясь с Харальдом наедине, не ругался и не швырял об стену мелкие хрупкие предметы, хотя Харальд, признаться, ежесекундно от него этого ждал.

Слитком серьезная велась игра, чтобы остаться ребенком. К тому же и жучков в президентском номере-люкс напихали, что пчел в улье. Ради их же собственной безопасности, конечно. Ничего такого, что отличало их визит от любой другой межпланетной дипломатической встречи. Разве что для Кирилла он был первым… и слишком много зависело от его успеха.

В сущности, никто, кроме них самих, не был виновен во внезапной популярности Кирилла. Федерация, высшим своим приоритетом провозглашавшая индивидуальность гражданина, оказалась покорена личностью непокорного мальчишки, свалившегося на ее коллективную голову, да и личностью его пилота, если уж на то пошло. Поджатыми губами зиглиндиан, их ледяными взглядами, самодостаточной замкнутостью потомственных дворян, за которой чувствовался стальной стержень дисциплины. Сетеновости, флюгер на ветру общественного мнения, среди устаревших форм речи отыскавшие слово «верность», и еще много других слов из той же обоймы, стряхнули с них пыль, и плебс изумился, сколь свежим оказалось их звучание.

— Не стоит нас недооценивать, — сказал им Кирилл. — Зиглинда — щит Галактики и ее меч. Если Зиглинда падет, ее ресурсы и производства достанутся чуждой форме жизни, владеющей техникой гиперпространственного прыжка. Допустим, — помедлил он тогда, — в наших силах уничтожить фабрики, добывающие комплексы и энергостанции, — и только дурак не понял, о чем речь. — Но уничтожить недра невозможно. Я могу, — продолжал император, — рассмотреть как альтернативу эвакуацию населения посредством прыжкового транспорта, практически с поверхности планеты… наобум, обрекая людей на межзвездные скитания или эмигрантскую горькую долю. Лучшие в Галактике специалисты, конечно, найдут себе работодателя. Вот только кто даст гарантию, что подняв однажды голову к небу, простой церерианский обыватель не обнаружит над собой железные брюхи чужих авианосцев, подсвеченные выхлопами дюз? Кто сказал, что даже среди оплавленных осколков нашей родины они не отыщут оружия, которому Федерация просто не сможет ничего противопоставить?

— Я, — сказал Кирилл, — размениваю истребитель на авианосец. — и журналистская камера поймала дернувшийся уголок его рта, и белое как лед лицо министра, стоящего от императора справа. — Мерить нашу стойкость по шкале героизма вы будете позже. Обитаемый мир слишком мал, а истории варварских нашествий — слишком поучительны.

Ваше слово, господа.

Господа, конечно, сказали свое слово. Они сказали много слов, а еще больше написали на бумаге и заверили подписями и печатями. Синдики, правившие Землями Обетованными от лица населяющих их народов, может, слегка ошарашились представившимися им возможностями, но было бы наивным полагать, что они их упустят. Бедственное положение соседа — повод прикупить его имущество на распродаже. И теперь Кирилл вез домой на сердце тяжесть.

— Больше всего мне не нравится этот спутник, — буркнул император в диванную подушку. — На кой им спутник широкого вещания на орбите, если они ежедневно рискуют его потерять?

— Предполагается, будто мы будем беречь штуковину как зеницу ока, — заметил Харальд. — Ибо не приведи силы, если она выйдет из строя. Персонал — их, и зона охвата — на их усмотрение.

— Но это же не военная станция на нашем ближнем рубеже? Какой нам от нее прок?

Эстергази промолчал. Протекторат Федерации на пятьдесят лет, в свете чего наследственный титул превращался в нечто номинальное, а сам император — в представительную марионетку. Хватит с Кирилла принудительной денационализации и акционирования той части производства, которую он более всего желал бы сохранить под контролем Империи. Едва ли у отечественных олигархов, будь они, к слову сказать, хоть сами Эстергази, достанет личных капиталов участвовать в торгах на равных с корпорациями, намеренными кусать от пирога даже под термическими бомбами. Лично он согласен нести эту ношу, но черт его побери, если он в состоянии обсуждать это с Императором.

— Шестьдесят дней. Слыханное ли дело, милорд?! Мы в два часа подняли планету! За шестьдесят дней нас уничтожат шестьдесят раз!

— У них добровольческая армия, — выдавил из себя Харальд. — Едва ли мы получим от них больше, чем людей, заключивших со своей страховой компанией договор на особых условиях. Если они окажутся лучше кадетов-первогодков — что ж, хорошо.

При всей зиглиндианской крутизне и мощи — как мы, оказывается, наивны.

У Эстергази-старого не было времени решать логические задачки извращенным путем. Поэтому он решился принять домыслы Адретт за начало координат, выяснил, какие компании обслуживали рейсы на Сив, ныне оставленную врагу вместе со всеми ее сооружениями, в том числе тренировочной базой Академии, которой все Эстергази непременно отдавали несколько лет жизни, и отправился наносить визиты в кадровые службы. При этом он прекрасно понимал, какое являет собою зрелище. Старая перечница, едва передвигающаяся под тяжестью регалий.

«Я разыскиваю одну молодую леди».

Седина в голову, бес — в ребро. Он бы и сам так думал, глядя на себя со стороны.

«Коротко стриженная брюнетка астенического сложения, в возрасте от двадцати трех до тридцати — с женщинами никогда не понятно! — по имени Натали».