Никогда не было, но вот опять. Попал 3 - Алексей Борков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этих слов все заулыбались. Причины оказались понятны всем, даже Моне.
— Теперь о канкане. Танец, как вы уже поняли, с известным подтекстом. Музыка и движения должны быть задорные и, если так можно выразиться, более разухабистые. И одной скрипки здесь совершенно недостаточно. Кроме того окончание танца совсем не годится, — раскритиковал я будущий танцевальный хит.
— А вы можете что-то другое предложить? — с явной обидой произнёс Арнольдик и выжидательно уставился на меня.
— Разумеется могу. Иначе бы этот разговор не затевал. Показав всё что можно и даже, что нельзя, девицы должны по очереди садиться на шпагат и громко взвизгивать, желательно взвизгивать по разному.
— Что означает садиться на шпагат? — с недоумением спросил новоявленный Раздватрис.
Он что не знает, как садиться на шпагат? А ведь вполне возможно и не знает. Когда это выражение в обиход вошло? Да чёрт его знает когда! И как назывался этот элемент у музы Тулуз-Лотрека знаменитой Ла Гулю, которая впервые его и показала? Или ещё не показала. Читал же про Тулуз-Лотрека, но когда он в этом Мулен Руже тусовался, совершенно не помню. Забавно, но увечный аристократ показал всему миру «прекрасную Францию» в очень неприглядном виде. И Ла Гулю у него выглядит как потасканная дешёвая проститутка, с обвисшей грудью. Вот она точно бюстгальтер не носила.
Ладно, не фиг страдать о «La belle France», надо как-то донести до Арнольдика сермяжную правду о «шпагате». Проще конечно показать. И даже, пожалуй, смог бы, но не солидно, да и нога побаливает. Пришлось выражаться культурно и даже подрыгать здоровой ногой, прежде чем до бедного балеруна дошло.
— А… «сплит»! — заматерился он по английски. — Нет не смогут они, как вы настаиваете «сесть на шпагат». Разве что Метелкина, да и она должна потренироваться.
— Да им и не надо! Достаточно вытянуть правую ногу вперед и плюхнуться задницей на пол, — постарался я описать шпагат на минималках.
— Тут главное взвизгнуть эротично. Проделывать все это нужно по очереди. Сначала одна, потом вторая и так далее, — добавил я необходимое требование.
— Если только так, — под откровенный смех Серафимы и хихиканье Мони, пробормотал Арнольдик и, похоже, задумался.
Задумался — это хорошо. Задумался, значит работает. А вот литератор наш господин Иванцов Павел Степанович не улыбается даже и посматривает на меня как-то косо. Вроде как ширинка у меня не застёгнута. Мне даже пришлось глянуть на свои штаны и убедится, что с одеждой у меня полный порядок. Тогда в чём дело?
— Павел Степанович, вам что-то не нравится? — не стал я ходить вокруг да около и решил спросить напрямую.
— Почему вы так решили? — интеллигентно попытался уклониться от прямых разборок Иванцов.
— Ну как же. Хмуритесь вот, посматриваете искоса и с осуждением. И вообще чем-то недовольны. Давайте, пока дело не зашло слишком далеко, проясним ситуацию. Вы выскажете свои претензии, а я постараюсь на них ответить. Вполне возможно, что разногласия наши мнимые и вполне разрешимые.
Иванцов по-прежнему хмуро, но уже с некоторым интересом взглянул на меня. Видимо мое неожиданное, но вполне интеллигентное предложение его удивило и заинтересовало. Чтобы подтолкнуть его к откровенности пришлось немного надавить.
— Смелее, Павел Степанович, не стесняйтесь, «жгите глаголом», как завещал нам классик.
Тот снова посмотрел на меня и, отведя в сторону взгляд, помолчал несколько секунд и, глядя мне в лицо, заговорил:
— Хорошо! Вы, Алексей, заинтересовали меня как умный, любознательный юноша, который хочет стать культурным, образованным человеком. А вчера вы вдруг предстали перед нами настоящим бандитом. Неужели этого уже пожилого человека нужно было бить так зверски? И потом вы же без всякой жалости избили этих молодых людей, почти детей.
Знакомый рефрен — «они же дети». Показать бы тебе, что могут натворить «онижедети» при случае, хотя, наверное, бесполезно убеждать этого старого чудака.
— Вы хотите сказать, что я неоправданно жестоко обошелся с нашими незваными гостями?
— Да так и есть, но не это главное, — поморщился от неприятных воспоминаний литератор.
— Даже так? — непритворно удивился я. — И что же тогда, по-вашему, главное?
— Видите ли. Когда вы ударили лицом об стол этого беззащитного человека, то мне показалось, что вы сейчас забьёте его насмерть. Боюсь, что если вы и в дальнейшем будете вести себя подобным образом, то превратитесь в зверя или в убийцу.
Нет, ну надо же! Какой проницательный дедок. Боится он! Поздно уже боятся. Правда. зверем не стал, да и не стану. Наверное. А вот убийца из меня вполне проклюнулся. Уже и считать перестал скольких так или иначе на тот свет отправил и возможно ещё кое-кого отправлю, хотя и постараюсь, с очередным желающим продырявить мою шкурку, разойтись мирно. Ну опять же, как получиться. Но рассказывать про это не буду.
— Гм…. Неожиданно! Неожиданно! — пробормотал я собираясь с мыслями. — Так вы Павел Степанович полагаете, что я действовал спонтанно в силу необузданности своей натуры?
Тот, чуть сутулясь и глядя в пол, развел руки в стороны давая понять, что именно так он и полагает.
— И совершенно напрасно. Всё гораздо хуже. Действовал я вполне осознанно, прагматично и расчетливо. На этих молодых шакалов, которых вы, любезный Павел Степанович, обозвали почти детьми, и старого хорька надо было воздействовать теми словами и методами, которые им привычны и понятны, и они давно уже не дети. И потом у этого «хорька» в кармане был револьвер. Взведённый револьвер. Всё, что ему требовалось — это пара секунд, чтобы выхватить. А когда выхватить не получилось, то он стал стрелять сквозь одежду. Молодые шакалята тоже пришли сюда бить и убивать. Они пришли с палками, палками по хребтине своей получили.
Произнеся это, я по очереди оглядел каждого. Увиденное, меня слегка позабавило. Моня-Эммануель слушал, открыв удивлённо рот. Арнольдик приподняв брови, смотрел на меня несколько скептически, видимо не поверив в мою прагматичность и расчётливость. Собственно в некоторой степени он был прав, но сознаваться в этом я не буду. Сара же…. Ну с мадам все понятно. Она западает на плохих парней.
А вот литератор меня несколько озадачил. Он глядел на меня опасливо, но с надеждой, что