Изгой - Лев Пучков

Идущий позади джип вдруг резко сбавил ход, как будто запнулся обо что-то. Разрыв между ним и впереди идущими машинами резко увеличился, и в этот момент со стороны леса что-то отвратительно и резко зашипело.

– Пщщщщ!!!

Шесть коротких инверсионных следов прошили половину луга до проселочной дороги и хищно клюнули в левые борта обе грузовые машины – паритетно, по три на каждый.

– Ту-ду-ду-дух!!!

Рикошетом, вразнобой, шарахнули взрывы, как будто кто-то влупил по колонне из циклопического автомата.

Я инстинктивно ткнулся лицом в землю – а ведь это все рядом, буквально под самым носом у нас – и прикрыл голову руками.

Нет, я в курсе, что после взрыва это бессмысленно, но пойдите, скажите это моему организму!

– А-р-р-р! – дико зарычал Федя, выдавая длиннющую очередь из пулемета.

Я осторожно поднял голову и осмотрелся.

Кто-то долбил по первому «66» из леса – трасс не было, пуль не видно, но били тяжело, навылет – правый борт горящей машины страшно плевался щепой и кровавыми ошметками тента.

Федя проштопывал из «ПК» вторую машину; результата с той стороны я не видел, но из кузова выпали только двое. Их тотчас же кто-то скосил из леса, не из пулемета уже – строка Фединой очереди до них не достала.

Через минуту все было кончено.

Горели на проселке два «66».

Несколько тел валялись рядом, остальные так и не успели спешиться.

Вовсю несло горелым мясом, пороховой гарью и особенно жженым волосом – казалось, весь воздух вокруг пропитан этим отвратительным фимиамом.

Седьмой гулял посреди всего этого безобразия с камерой и снимал горящие грузовики с разных ракурсов. Не ручаюсь за точность восприятия, но мне показалось, что ему это занятие нравится.

Люди Филина грузили в подъехавший сзади «Паджеро» обитателей джипа. Сохранить удалось четверых, и все они, кроме одного, были ранены.

Единственный из всех, кто уцелел, был Яныч. На щеке у него чернела чужая кровь, во взоре сумасшествие – похоже, он никак не мог поверить, что все это с ним случилось. Слишком мало времени прошло: две минуты назад они спокойно ехали на операцию, вдруг – бац! И все, кроме четверых, организованно умерли.

Филин заботливо вытер кровь на щеке Яныча и ощупал его: вроде бы цел и невредим.

– Золотой ты мой! – голос Филина был насыщен неподдельной нежностью. – Бриллиантовый!

Бойцы Филина закончили погрузку раненых, посадили в «Паджеро» и Яныча – и повезли всех в совхоз.

Трофейный джип для сиюминутного использования был негоден: оказалось, что у него продырявлены шины, причем варварски – не просто прострелены, а буквально порваны. Тем, кто не влез, пришлось бежать пешком.

Федя вручил мне пулемет и тоже припустил следом, бросив через плечо:

– Тебя Ленка подберет. Пулемет не бросай, отдать надо!

Я оглянулся: да, со стороны станицы по проселку к месту побоища ехал Федин «жигуль». А за ним, на значительном удалении, пылили «ЗИЛы» – это подтягивался казачий резерв.

Вовремя. Как раз самая тяжелая работа осталась: рассортировать трофеи да трупы убрать...

Вешали на крылечке административного здания.

Более удобного места здесь не нашлось.

Руководил подготовительными работами Седьмой. Он вымеривал длину веревок, подгонял каждому по росту, вязал петли и скрупулезно производил имитацию: вставал на длинную лавку, поставленную у крыльца, и, зачем-то сунув голову в петлю, затягивал ее у себя на шее.

Похоже, Седьмой был недоволен веревками, он рассматривал их с каким-то сожалением и даже разочарованием. Суть реакции я не понял, веревки, на мой взгляд, были что надо: тонкие капроновые шнуры, скользкие и очень прочные, легко выдержат тонну.

– А это обязательно? – спросил я у Филина.

– Не знаю, – Филин индифферентно пожал плечами. – Заказ был такой: это у нас программа-максимум.

– А минимум?

– Всех убить, и – речь на фоне трупов. Ну, это если не удалось бы никого сохранить.

– И что, это работает? – я кивнул на петли. – Я имею в виду, эффект последействия?

– Мы уже так делали, – Филин опять пожал плечами. – Если ты имеешь в виду воспитательный эффект или устрашающий – я ничего такого не замечал.

– В смысле?

– Да им по хрену все, – Филин показал в сторону пленных. – Как занимались, так и продолжают.

– Ну а какой смысл тогда?

– Вожди считают, что это мощная акция устрашения. Мусульманин, повешенный за шею, никогда не попадет в рай, позорная смерть и так далее.

– А на самом деле это не так?

– Ну, Седьмой говорит, что да – позорная смерть. Но я тебе сказал: им это все до лампочки.

– Кстати... Вот Седьмой возится со всем этим...

– И?

– Ну так он ведь мусульманин...

– Вообще, это его инициатива, – Филин грустно усмехнулся. – Я имею в виду... Ну, в общем, он один из первых придумал делать такие вещи. Правда, это было давно... Короче говоря, он добровольно выступает инквизитором от ислама.

– Это как?!

– Седьмой, скажи, зачем ты это делаешь? – переадресовал вопрос Филин.

– Кто путает джихад с разбоем – впадает в куфр, – хрипловато ответил Седьмой, продолжая свои страшные приготовления. – По-вашему, в ересь. И этот еретик заслуживает самого сурового наказания...

Ленку активно мутило: она сдуру взялась снимать крупные планы у горящих машин на дороге. А планы там – сами понимаете...

Кроме того, она там надышалась, да и сейчас ветер вовсю дул в нашу сторону, так что сидела сейчас в машине, бледная как смерть, и старательно отводила взгляд от крылечка.

– Готово, – доложил Седьмой, завершив такелажные работы.

– Кто будет двигать речь? – деловито уточнил Филин.

– Он! – Федя ткнул в меня пальцем. – С меня говорун – сами знаете.

– Зато ты у нас самый харизматичный, – попробовал отбрыкаться я. – Там ведь не надо каких-то ораторских витиеватостей, верно?

– Конечно, – подтвердил Филин. – Коротко и доходчиво, несколько рубленых фраз, и ткнуть списком в монитор.

– Он! – повторил Федя. – Я – пас!

– А что за список?

– А вот, – Филин достал из машины листки бумаги в прозрачном скоросшивателе, на которых были крупным шрифтом отпечатаны какие-то фамилии и адреса. – Держи.

– Это... – я не без содрогания принял список. – Это, в смысле, приговор надо зачитать? Типа «Именем Российской Федерации» – и перечислить, кто приговаривается?

– Да ну, какой приговор! Мы такой херней не занимаемся. Это список родственников тех джигитов, которых вы убили в мае. Надо будет просто сказать: ребята, мы вам нужны – придите и убейте нас. Мы знаем, кто вы, где живете, не надо никого посылать к нашим родным – иначе мы вырежем все ваши семьи вот по этому списку, до последнего младенца в роду. Ну и – показать список. Это не сложно?

– Ну, в принципе...

– Да, тут нюанс, – озаботился Филин. – Список не держи на месте, води им из стороны в сторону, будто показываешь аудитории, расположенной по кругу.

– Зачем?

– Это чтобы не видно было, что руки трясутся. Води медленно, без рывков, справа налево, потихоньку, потом слева направо, оператор будет повторять твои движения, чтобы достигнуть эффекта статичности, и все выйдет нормально.

– Надо Ленке сказать...

– Да она в курсе, это распространенный прием. Когда список в фокус попадет, она автоматом поведет за ним объективом. Тебе повторить суть речи?

– Да нет, я запомнил.

– Ну все, начнем. Так, хлопцы, давай всех на позицию. Лена, иди сюда!

Люди Филина подтащили пленных к лавке, в том числе и Яныча.

Интересно...

Я заметил, что с козырька свисают четыре петли. Они что, собираются и его вздернуть?! Ну и зачем тогда были нужны все эти танцы с бубнами?

Ленка выплыла из машины, взяла камеру и приблизилась к нам.

Филин приготовил свою камеру:

– Я тоже буду снимать, на всякий случай. Дим, готов? Смотри, дублей не будет. И – надо все сделать быстро: в петле люди долго не живут. Давай, встань перед лавкой, лицом к нам.

Я встал, куда сказали, повернулся к виселице спиной и вдруг почувствовал: я не готов...

Нет, это здорово, что спиной к ним...

Это многое упрощает...

Но я не готов! Сейчас они запляшут в петлях, за моей спиной – станцуют последнее танго со смертью, – и я, даже не видя этого зрелища – мне кажется, я просто рухну в обморок...

Нет, я все понимаю, но...

При мне никогда не вешали людей. Это же просто ужас какой-то...

– Я не убивал!!! – тонко крикнул кто-то за моей спиной. – Я никого не убивал! У меня даже оружия не было!!!

Я невольно обернулся: это кричал Яныч, глаза которого побелели от ужаса. Он отчаянно дергался в руках одного из подручных Седьмого, который накидывал ему на шею петлю.

Остальные трое, хранившие до этого гордое молчание, как будто кто-то дал им отмашку, дружно ударились в слезы.

Я заметил: до этого они старались держаться, один даже пытался вымученно улыбаться. Но все они были ранены и душевно сломлены. Им было больно и страшно, кроме того, они были так молоды – и вся эта декларативная шелуха о смерти с улыбкой на устах перед лицом врага, вся эта шахидская пропаганда мгновенно отлетела прочь – с первым же воплем их более слабого духом собрата.