Сиротка. Дыхание ветра - Мари-Бернадетт Дюпюи

Навстречу ей по лестнице поднимался Жослин. Он вопросительно и с тревогой посмотрел на нее.

— Отец, ты пришел узнать, как дела? — спросила она.

— Конечно, я очень беспокоюсь. Что с ней? У меня создалось такое впечатление, будто тебя это вовсе не удивило.

— У Кионы было что-то похожее на обморок, как и в первый вечер ее пребывания здесь. Но это происходит не случайно и я хотела поговорить об этом с тобой, отец.

— Я готов, пойду только переоденусь, — сказал он.

Почувствовав облегчение после его слов, Эрмин решительно спустилась вниз. В коридоре она встретила экономку.

— Мирей, приготовь мне две тарелки супа и немного холодного мяса. Я поем наверху. Киона тоже. Я ей обещала, что буду с ней все время.

Когда Эрмин вошла в гостиную, Луи сидел у матери на коленях и все еще плакал.

— Наконец-то! — проворчала Лора. — Сокровище мое, он ужасно расстроился и не перестает повторять глупости.

— Какие глупости? — спросила Эрмин, гладя брата по щеке. — Не надо так переживать, Луи, Кионе уже лучше.

— Да вот, «я не хочу, чтобы ангел умер!», — рассерженно сказала Лора, бросая гневный взгляд на дочь. — Ангел! Как тебе это нравится? Да она всего лишь ребенок — неухоженный, болезненный с рождения, ее надо отдать на воспитание в религиозное заведение.

— Лучше бы ты помолчала, мама, — посоветовала ей Эрмин. — Если бы ты знала, почему у Кионы случаются обмороки, ты бы не осмелилась так говорить.

Эрмин склонилась над девочками, которые пытались собрать пазл с изображением северного леса и его обитателей. Мукки с горестным видом бросал шары.

— Дорогие мои, я должна вернуться к Кионе. Сегодня вечером вы поужинаете с бабушкой и дедушкой, бабушка уложит вас спать. Если я смогу, то приду почитать вам сказку. Пока Мадлен нет, вы должны вести себя как можно лучше.

Мари и Лоранс кивнули, а Мукки пристально посмотрел на нее, не произнося ни слова. Он был чувствительным ребенком с хорошо развитой интуицией.

— Почему Киона заболела? — наконец спросил он. — У нас, на Перибонке, с ней было все в порядке.

— Я тебе когда-нибудь объясню, — с нежностью в голосе ответила ему Эрмин. — Но будь спокоен, Бог ее хранит, я в этом уверена. Луи прав, Киона — наш ангелочек.

— Бог нас всех хранит, — добавила Лора бесстрастным голосом. — Когда мы страдаем или испытываем страх, надо всей душой молиться Господу, и Он нас услышит.

Вскоре Мукки вспомнит слова своей бабушки, и они даже помогут ему, а пока, не задавая больше вопросов, он вернулся к своим шарикам. Теперь Эрмин мучилась догадками вместо него.

«Все верно, Мукки правильно заметил, что Киона раньше не падала в обморок, — растерянно думала она. — И раньше она никогда не являлась нам, даже когда мы жили в Квебеке. Можно подумать, что именно здесь происходит что-то новое или особое, что делает ее более восприимчивой к предчувствиям. Но что это?» Не обращая больше внимания на Лору, Эрмин вернулась к себе в комнату, твердо решив поразмыслить над этим. Она увидела прелестное зрелище: Киона спала, прижавшись щекой к своему плюшевому медведю. «Вот было бы хорошо ее сфотографировать», — подумала она. У нее был маленький фотоаппарат, но он лежал в кабинете матери. Во всяком случае, снимать им можно было только на улице при дневном свете. «Не важно, я не забуду, какое ты чудо, моя маленькая сестренка».

Погруженная в созерцание девочки, она не услышала скрип открываемой двери. Лора, оставив детей под присмотром Мирей, бесшумно вошла в комнату.

— Эрмин, — сказала она вполголоса. — Нам надо поговорить, и прямо сейчас, пока твоя протеже спит. Пойдем в детскую. Много времени это не займет.

— Хорошо, мама.

Они оказались друг против друга при мягком свете ночника. Веселый беспорядок царил на ковре, но ни та ни другая не обратили на это внимания.

— Эрмин, я буду кратка, — начала Лора. — При всей моей доброй воле я отказываюсь держать Киону в доме во время праздников. У меня есть идея: мы поселим ее в доме Бетти. Маруа всегда рады заработать несколько долларов, а у их дочери Мари будет подружка по играм. И не делай страшных глаз, я знаю, что ты сейчас в сложном положении, ты потрясена отъездом мужа и нападением, которому подверглась, не говоря уже о потере ребенка, этого бедного Виктора, личика которого я даже не видела. Ты можешь привести мне уйму доводов, я все равно буду стоять на своем! Согласись, что для меня оскорбительно видеть ребенка Талы и Жослина в этих стенах, под одной крышей с моим Луи. Пойми, для меня это слишком тяжело! Я не так молода, как ты, но очень люблю своего мужа, и когда я вижу Киону, то каждую секунду она напоминает мне о том, что у Жослина была любовная связь на стороне.

Лора перевела дыхание и умолкла. Эрмин воспользовалась паузой, чтобы высказать свое мнение. Тон ее голоса не оставлял никакого сомнения в том, что раздражение ее достигло предела.

— Мама, ты просто эгоистка! Понимаешь? Эгоистка! Ты думаешь только о себе! Я тебе все простила, так же как и отцу, даже то, что вы меня бросили в детстве. А теперь ты, не колеблясь, намерена выгнать из дома ни в чем не повинную девочку. Как ты можешь переносить на Киону свою ревность? Или у тебя провалы в памяти? Отец тебя не обманывал. Когда он познакомился с Талой, ты собиралась замуж за Ханса Цале. Даже если я каждое утро буду напоминать тебе об этом, ты сделаешь вид, что всю жизнь была верной спутницей отца. Хватит, мне это надоело! Киона всего лишь ребенок, которому нужны любовь и безопасность.

— Она меня пугает, — сказала Лора.

— Ты ее, можно сказать, толком не видела, — возмутилась Эрмин. — Послушай, мама, ты все преувеличиваешь, и это меня просто выводит из себя. Чем она может тебя пугать в ее-то возрасте?

— Я не знаю, но Луи от нее уже в полном восторге. Он считает, что она ангел, посланный нам на Рождество. И Жослин не такой, как раньше: он все время мне перечит. У меня такое впечатление, что эта девочка разрушит мою семью, которую с таким трудом удалось восстановить. В привязанности, которую она вызывает в людях, есть что-то ненормальное. К сожалению, я должна тебе сказать, в первую очередь речь о тебе: ты даже не отдаешь себе в этом отчета, но, похоже, любишь Киону больше собственных детей. Тебе должно быть ясно, что прежде всего именно по этой причине ее надо удалить отсюда. Близнецы скоро это поймут, и Мукки это чувствует.

— Бога ради, мама, замолчи! Просто подло упрекать меня в этом! — почти закричала Эрмин.

Она вспылила еще и потому, что действительно чувствовала себя виноватой. Однако ожесточенно защищалась:

— Ты лжешь. Я люблю своих детей, я готова умереть ради них. К Кионе я испытываю совсем иное чувство. Как она не похожа на всех остальных детей! У меня было намерение сказать вам всю правду этим вечером, только теперь я не смогу: я должна быть рядом с ней.

Доведенная до исступления Лора воздела руки к небу.

— Не похожа! Кроме смешанного происхождения, что в ней такого необычного? Помнится, когда младенцем она лежала в больнице, у нее была чудесная улыбка, однако во многих маленьких девочках есть свое очарование.

— Мне очень хотелось бы, чтобы ты согласилась присмотреться к ней и поговорить с ней, когда она проснется, — заметила Эрмин. — Она очень изменилась за пять лет. Мама, если у тебя хватит честности оценить ее по достоинству, ты увидишь, что Киона не по годам развита и на редкость умна. Она прекрасно говорит на нашем языке и на языке монтанье. И не только это. В любом случае она не пойдет жить к Маруа. Если ты будешь продолжать упорствовать, Онезим отвезет меня в Роберваль завтра около полудня: времени как раз хватит, чтобы собрать чемодан с моими и детскими вещами. Ты больше не та нежная и великодушная мать, прекрасная дама в черном из «Château Roberval», которая признала меня девять лет назад и стала заботиться обо мне. Я полагаю, что деньги, которыми ты владеешь, вскружили тебе голову. Боже мой, ты так богата, а наша страна с трудом приходит в себя после страшного кризиса!

— Не вижу никакой связи, — отрезала Лора. — Ты тоже получаешь приличный доход. Что плохого, если живешь в достатке? Могу напомнить тебе, что я стараюсь помогать тем, кому повезло меньше, чем мне.

Эрмин, хоть и не без раздражения, согласилась: ее мать занималась благотворительностью, этого отрицать она не могла.

— Я знаю, мама. Без тебя Шарлотта ослепла бы, и ты помогала многим нуждающимся. Но я имею в виду другое великодушие — великодушие сердца.

— Чего ты хочешь? Да, я ревнивая, и все тут! — оборвала ее Лора. — Хорошо, я принимаю те обвинения, которые ты бросила мне в лицо, но только не уезжай, Эрмин. Ты не можешь лишить детей рождественского праздника. Я постараюсь совладать с собой — только ради тебя, дорогая, — чтобы доказать тебе, что, несмотря на все мои недостатки, я тебя люблю.

Лора с горячностью принялась приводить свои доводы. Эрмин слушала, заранее зная, что мать в конце концов сдастся и обнимет ее, и все будет спокойно до очередного приступа гнева, до нового и неизбежного проявления властности, вернее, самовластия.