Среди роз - Шеннон Дрейк

Он протянул ей бокал, и Женевьева, рассеянно взяв его, поднесла к губам и глотнула. Сладковатая жидкость приятно согрела горло.

— Что это?

— Уверяю вас, не яд. Зная вашу неприязнь к бордо, я выбрал белое немецкое вино.

Нахмурившись, она отпила еще немного вина, но тут же вспомнила, что оно вызывает ужасную головную боль. Тристан жестом пригласил ее к столу, и Женевьева опустилась на стул.

— Хотите есть? — спросил он.

— Нет, не очень.

Он положил ей на тарелку жареную дичь, пирожки с яблоками и осеннюю зелень.

— Странно. А мне казалось, вы умираете с голоду, — заметил он.

Женевьева не сводила с Тристана глаз. Теперь она видела в нем уже не врага, а мужчину.

— Я полагала, что вам нет до меня никакого дела. — Женевьева взяла вилку и без всякого энтузиазма приступила к еде.

— Вот как? — отозвался Тристан.

— Я знаю, что вызываю у вас только гнев. Мне и в голову не приходило, что вы… — Женевьева смущенно потупилась.

— И мне тоже, — ответил он. — Жаркий румянец залил ее щеки, и Тристан понял: она думает, будто он позвал ее сюда, чтобы утолить страсть. Его мучило раскаяние.

— Я думал, вы не откажетесь выпить вина, поужинать и…

Язвительно усмехнувшись, она перебила его:

— О, разумеется! Вот теперь я чувствую себя придворной куртизанкой, а не деревенской шлюхой!

Он поднялся и подошел к камину.

— Тогда чего же вы хотите от меня?

— Свободы, — бросила Женевьева.

Тристан метнулся к ней и взял ее за подбородок.

— Свободы? У вас она уже есть, а вы мечтаете неизвестно о чем! Вы хотите скитаться по лесу? Голодать, изнывать от жажды, бояться хищников и самого злобного зверя — двуногого? Скажите, Женевьева, что стало бы с вами, столкнись вы с таким чудовищем? Вы могли вновь оказаться в плену, и в куда более затруднительных обстоятельствах! Или вам все равно? Говорите же, я хочу знать!

— Мне больно! — вскрикнула Женевьева и попыталась отвернуться. Тут в дверь постучали, и в комнату впорхнула Тэсс.

— Прикажете унести подносы, сэр?

— Что? Подносы? Да, унеси.

Глядя на горничную, Женевьева почувствовала отвращение. «Это же моя комната, моя кровать!»

Тристан снова отошел к камину и уставился на огонь. Торжествующе улыбнувшись Женевьеве, Тэсс собрала посуду, присела и вышла.

— Женевьева… — начал Тристан. Она в бешенстве вскочила на ноги.

— Я предпочту быть пленницей дровосека — даже седого, беззубого и дряхлого! Глупец! И все это вы называете милосердием? Вы пригласили меня поужинать в моей собственной комнате, предложили пищу, которая принадлежит мне!

К ее удивлению, Тристан не разозлился, а рассмеялся.

— Вы просто спятили! — не помня себя, вскричала Женевьева.

Он направился к ней с улыбкой — но не злобной и не саркастической. Она вдруг осознала, что стоит у самой кровати. Тристан провел пальцем по ее щеке.

— Чем вызвана эта внезапная вспышка?

— Внезапная? Что же в ней внезапного?

— Все! Появившись здесь, вы вели себя тихо, согласились поужинать со мной. У вас было спокойное, нежное лицо. Даже заподозрив, зачем я послал за вами, вы не стали бить тревогу. А вот теперь опять в ярости. При чем тут эта девица, Тэсс?

— Мне все равно, с кем вы спите — с Тэсс или еще с десятком таких же коров!

К ее величайшей досаде, он разразился хохотом и бросился на постель, Женевьева удивилась. Тристан смеялся так, словно никогда не слышал более забавной шутки. Наконец он вскочил и взял ее за плечи.

— Вы заблуждаетесь, миледи. Да, да! Заблуждаетесь, считая, что на вас напали, взяли силой. Бедняжка! Это же наглая ложь! Есть то, что известно нам обоим… — Он галантно поклонился. — Миледи, Ричард III мертв, Англией правит Генрих. Вы сражались и проиграли. Иденби принадлежит мне, как и вы. Мы оба знаем это, но почему-то вы выбрали странный способ выражать смирение!

— Не глупите! Нам обоим известно, что кое у кого в Англии есть гораздо больше прав на престол!

— Вы хотите вновь поднять восстание? Но ведь ясно как день, что оно обречено на провал. На этом ваши ошибки не кончаются: вы уверены, что я околдован чарами этой деревенской простушки!

— Вздор! — бросила Женевьева. Радуясь, что Тэсс оставила на столе бокалы, она взяла свой и залпом осушила его.

— Женевьева, идите сюда.

Она обернулась. Он сидел на постели, скрестив руки на груди. Она не шелохнулась.

— Идите сюда.

Она могла бы воспротивиться. За такие оскорбления Тристан заслуживал пощечины. Но вдруг Женевьева ощутила усталость и страх выдать себя: она слишком хорошо помнила, что сказал ей Тристан в приступе ярости и горечи. Когда-то давно он, вероятно, был обаятельным, веселым и нежным юношей. Наверное, жена считала его самым галантным из рыцарей, охотно принимала его ласки и смеялась шуткам, и это было прекрасно.

А Женевьева видела перед собой совсем другого человека — воина, завоевателя. Именно ему она принадлежала сейчас и не могла ослушаться приказа. Подойдя к нему, Женевьева остановилась. Обняв за талию, Тристан уложил ее на постель рядом с собой и заглянул ей в глаза.

— Женевьева, я привез Тэсс сюда только потому, что ее мать овдовела и в поле было некому работать. Им обеим грозила нищета.

Женевьева судорожно сглотнула.

— Очень жаль… Она без ума от вас.

— Правда? Откуда вы знаете? Женевьева, я к ней и пальцем не притронулся. Теперь вы довольны?

— Я же говорила…

— Я помню, что вы говорили. Но то, что вы слышите, правда. Мне не нужен никто — кроме вас, моя прекрасная белая роза с острыми шипами.

Как ни странно, от этих слов Женевьеву охватила радость. «Все дело в том, что я вновь оказалась в своей спальне», — уверяла она себя. Но когда Тристан прильнул к ее губам в нежном поцелуе, она ответила ему. Обоих охватило желание. Когда же Тристан начал расстегивать ее платье, Женевьева заговорила:

— Тристан… я солгала. В лесу мне и вправду было страшно. Я холодела при мысли, что столкнусь нос к носу с каким-нибудь чудовищем…

Он ласково коснулся губами мочки ее уха, и она вновь ощутила себя живой. Одежда Женевьевы куда-то исчезла, но она не прикрылась руками. Вспыхнув, она опустила ресницы и украдкой поглядывала, как раздевается Тристан. Как бы там ни было, она радовалась тому, что он так силен и красив и что выбрал ее. Подумав об этом, Женевьева снова покраснела.

— Тристан… мне очень жаль.

Он понял, что она имеет в виду, но упоминание о прошлом вызвало у него досаду.

— Не будем об этом, — хрипло отозвался Тристан, а Женевьева, к своему удивлению, протянула ему руку. Их пальцы сплелись, и он придвинулся ближе. — Значит, ты жалеешь не о том, что оказалась здесь?