Мир современных медиа - Алла Черных

Киберпространство, таким образом, онтологизируется как пространство sui generis, отделенное от реального мира. При таком понимании любую деятельность, связанную с виртуальными коммуникациями, можно трактовать как уход или бегство от реальности, что делает возможной аналогию с любым вариантом эскапистского поведения; в таком дискурсе можно проблематизировать, например, интернет-аддикцию, о чем говорилось выше.

Виртуальное может соотноситься с реальным и исследоваться как значимое, важное для реального; влияющее на реальное; сходное с реальным, т. е. управляемое теми же законами, обладающее подобными характеристиками. Многие, в том числе академические работы об Интернете, начинаются с более чем оптимистических утверждений о значимости информационных технологий в современном обществе. Подобное эмоциональное оправдание интереса характерно больше для публицистического, нежели научного текста, и именно к такому типу объяснения традиционно тяготеют и новые направления научного знания, которым не хватает автономного, самореферентного оправдания. В этом случае апеллируют не к истории «разворачивания» дисциплины – высказываниям предшественников и оппонентов, а к самому изучаемому предмету. Например, исследователи указывают на сильное влияние виртуальной среды на способы коммуникации; рассматривают опосредованную компьютером коммуникацию в терминах более общих теорий действия и утверждают, что «компьютеры и информационные системы находят применение во все новых областях человеческой практики, оказывая воздействие на психические процессы и трансформируя не только отдельные действия, но и человеческую деятельность в целом» [Thomas R., 1995], и что «применение компьютерных сетей ведет к структурным и функциональным изменениям психической деятельности человека» [Wright K., 2000].

Исследователи, которые пытаются измерить влияние информационных технологий на интегрированность общества и построить индексы «общности» и «балканизации» знания, ссылаются на социологические теории обмена, абстрактные сетевые модели и мало беспокоятся о внешнем оправдании предмета своего исследования [Van Alstyne M., Brynjolfsson E., 2001. Available at url: <http://web.mit.edu/marshall/www/papers/CyberBalkans.pdf>. P. 2–31]. Самыми «сильными», как представляется, являются высказывания о реальности или сходстве с реальностью виртуальных коммуникаций [Wellman B., Hampton K., 1999; Wellman В.,Gulia, 1999], поддерживаемых привлечением наиболее сложных методических схем и переопределением базовых социологических понятий, например «сообщества» [Hamman R. 2001.Available at url: < http://www.cybersoc.com/magazine/s2intro.html>]. Хотя развитие виртуальных сообществ начиналось под знаком «разрушения социальных границ и освобождения индивидов от социальных влияний и группового давления, обесценивания статусной и властной дифференциации» [Postmes Т., Spears R., Lea M., 1998. P. 689], появление этой «социальной формы» породило новые основания для дифференциации, могущей впоследствии стать четкой и упорядоченной [Van Alstyne M., Brynjolfsson E. 2001].

Один из основных барьеров становления осмысленной дифференциации в Интернете – язык. Пользователи, не владеющие английским языком, исключаются из большинства видов глобальной сетевой активности. Утверждения о том, что графическая природа виртуальной реальности и машинный онлайновый перевод в реальном времени позволит преодолеть языковые барьеры, отражают наивную веру во всемогущество технологий. Язык разделяет людей. Разделение выгодно носителям доминирующих языков, прежде всего английского. Даже в международных академических сетях отмечается доминирование пользователей из США [Postmes Т., Spears R., Lea M., 1998]. Это обстоятельство обычно обозначается как «культурный империализм» в Интернете. Если Интернет – это альтернативная реальность, то следует критически рассмотреть, кто создает эту реальность. Это касается не только доступа к информации в киберпространстве, но и возможности вводить и изменять данные и тем самым строить образы виртуального мира.

Классовые различия также могут оказаться не менее эффективным дифференцирующим признаком в сетевом пространстве, чем в «реальном» мире. Несмотря на заявления о равенстве в киберпространстве, доступ и необходимые навыки – все еще результат привилегированной классовой позиции. Депривилегированных исключает не рука злого тирана, а рынок; свою роль играют также возрастная дифференциация и неравное положение инвалидов в Интернете [Thomas R., 1995; Wright K., 2000].

Ожидания относительно ускоряющегося распространения информации и параллельной гомогенизации общества благодаря информационным технологиям основывались на предположении о том, что структура и культура общества останутся неизменными [Hamman R., 2001]. Однако даже абсолютная доступность информационных технологий не приведет к равенству между людьми, поскольку и в Интернете стратификационные основания все более приближаются к реальным. По этой причине исследователи виртуальной стратификации, как и их коллеги, занятые структурой реального общества, столь же часто исходят из критической традиции.

Письменное/устное. Различение письменного и устного тесно связано с различением реального и виртуального, поскольку формы (и жанры) виртуальных коммуникаций определяются по аналогии с письменными и устными формами традиционной (социальной) коммуникации. Интернет описывается как отличное от реального пространство, в котором трансформируются принципы производства текстов/высказываний. Возможен выбор между эмпирическими микросоциальными моделями коммуникации, специально разрабатываемыми для изучения виртуальных сообществ, и макроисторическими нарративными схемами, описывающими формы организации коммуникативного действия в Интернете как «историческую формацию», вроде способа производства текстов. Так, в исследованиях многопользовательских сред (mud), которые зачастую опираются на концепцию социальной обработки информации (Social Information Processing Perspective), описываются особенности вербального представления внеязыковых элементов коммуникации. Развитие экспрессивных возможностей опирается на паралингвистическую вербализацию, эффективность которой определяется установкой на социабельность (дружелюбие) или скептицизмом по отношению к компьютерной коммуникации. Дружеское общение с помощью паралингвистических знаков, включаемых в тексты онлайновых обменов, успешнее развивается участниками, имеющими низкие показатели по шкале скептицизма [Utz S., 2000; <http://www.behavior.net/job/v 1 n 1/ utz.html>].

Исследователи выделяют две важнейшие характеристики виртуальной среды: сенсорную редуцированность (особенно в текстовых средах) и нелинейность, гибкую организацию, гипертекстовость сети. Сенсорная редуцированность описывается топиком псевдоустной коммуникации. Виртуальные сообщества организуются вокруг онлайновых «публичных форумов», агор, таких как «комнаты» чатов или системы телеконференций. Г. Рейнгольд [Rheingold H., 1993] утверждает, что виртуальные виды деятельности изоморфны реальным. Единственное существенное различие в том, что взаимодействие происходит через письменный, т. е. отображенный на экране, текст. Ссылки на эмпирические данные сравнительно редки, поскольку репрезентативных исследований практически нет, а потому пишущие об этом основывают свои нарративные (по преимуществу) рассуждения на готовых социально-философских концепциях. «Печатание несомненно способствовало замене средневековой организации знания… Компьютерные технологии (текстовые редакторы, базы данных, электронные доски объявлений и электронная почта) начинают вытеснять печатные книги» [Bolter J. D. P. 2].

Гипертекст – основная форма «организации» виртуального пространства – описывается как децентрирование, подобие «ризомы» Делеза [Landow G. P., 1997 P. 36–38], «революции» [Landow G. P., Delany P., 1995. P. 6], как нечто, дающее неограниченную власть манипулировать символами, текстами и образами. Визуальные образы и звуки компьютерных приложений становятся элементами анализа, которые исследователи пытаются интегрировать в общую структуру рассуждений, соотнося их друг с другом [Bolter J. D., 1995. P. 113].

Свобода/контроль — третья важная оппозиция. Коммуникации, опосредованной компьютером, иногда приписывают власть разрушать социальные границы, освобождать индивидов от социальных влияний, группового давления, статусных и властных различий, которые непосредственно проявляются в общении «лицом-к-лицу» [Wellman B., Hampton K., 1999. P. 689]. Виртуальное сообщество описывается как пространство свободы, где контрактные отношения гарантируют равные возможности всем участникам взаимодействия. Такое понимание вполне объяснимо, поскольку исторически развитие Интернета связано с развитием контркультуры, утопических и либеральных идеалов. Однако сами социальные и технологические условия возникновения виртуального сообщества задают неравенство возможностей для некоторых пользователей. В виртуальном сообществе сочетание развитых технических навыков работы на компьютере с высокой языковой/коммуникативной компетентностью (как предпосылка создания и поддержания самого виртуального сообщества) встречаются у пользователей с высоким статусом. Провал проекта реализации полной свободы в киберпространстве был очевиден уже давно. В середине 1970-х гг. Розан Стоун писала: «Настала эпоха надзора и социального контроля в электронных виртуальных сообществах». В начале периода, названного одним из участников сообщества «кануном свободного выражения», появились технические средства, позволяющие системным администраторам отслеживать и подвергать цензуре неприемлемые послания [Wellman B., Hampton K., 1999. P. 107].