Последний поход «Новика» - Юрий Шестера

Адмирал внимательно посмотрел на него, что-то прикидывая в уме.

— А могу я увидеть вашего главного боцмана?

— Главного боцмана ко мне! — приказал командир дежурному офицеру, стоявшему несколько в стороне.

— Есть! — коротко ответил тот и что-то приказал рассыльному, который опрометью метнулся по верхней палубе.

Через некоторое время к ним подбежал старший унтер-офицер:

— Ваше высокопревосходительство, разрешите обратиться к их высокоблагородию господину капитану 1-го ранга?

— Обращайтесь! — разрешил тот.

— Господин капитан 1-го ранга, главный боцман крейсера «Богатырь» старший унтер-офицер Кульков по вашему приказанию прибыл!

Был он среднего роста, но с густым баритоном, привыкшим к отдаче приказаний. Он явно озадачен вызовом командира, да еще в присутствии адмирала с тремя черными орлами на его погонах с золотым плетением.

— Как много трудов положили для приведения верхней палубы в божеский вид? — заинтересованно спросил его адмирал.

— Изрядно, ваше высокопревосходительство, но в радость. За длительное время нахождения крейсера в доке матросы малость разболтались, — он опасливо глянул на старшего офицера, своего непосредственного начальника, — а теперь душа прямо-таки поет при виде флотского порядка на его верхней палубе.

Адмирал хмыкнул, а старший офицер облегченно вздохнул — вроде как пронесло…

— Сдается мне, что главный боцман достоин поощрения за свое усердие? — вопросительно посмотрел адмирал на командира.

— За приведение верхней палубы в образцовое состояние объявляю благодарность!

— Рад стараться, ваше высокоблагородие! — на одном дыхании ответил боцман, еще не веря в свое счастье — ведь его беспокойная должность чаще всего отмечалась замечаниями за упущения, допущенные командой.

— Свободен! — приказал командир.

— Есть! — ответил главный боцман и, четко повернувшись через левое плечо, отошел, печатая шаг.

— Достойный «начальник верхней палубы», как именуют боцманов на флоте, — заметил Степан, когда тот удалился. — Служит на «Богатыре» со дня его спуска на воду, как, впрочем, и мы с Владимиром Ивановичем.

— Полностью согласен с мнением Степана Петровича, — подтвердил старший офицер.

— Думаю после выхода «Богатыря» из дока произвести его в чин кондукто́ра, чтобы закрепить на долгие годы за крейсером. Надеюсь, что последующие командиры «Богатыря» скажут мне спасибо за это.

— Без сомнения, Андрей Петрович! — согласился с мнением командира старший офицер.

— Сдается мне, что Владимир Иванович хоть сейчас готов принять бразды правления крейсером из ваших рук, Андрей Петрович, — рассмеялся адмирал, которого дружно поддержали все, включая дам. И лишь старший офицер не знал, как вести себя — уж очень прозрачным был намек адмирала, который к тому же совпадал с его желанием.

— А почему бы и нет, Петр Михайлович, — заметил Андрей Петрович, видя растерянность своего ближайшего помощника. — Владимир Иванович будет вполне достойным моим преемником. Но всему свое время.

Старший офицер с благодарностью посмотрел на командира.

— Ну что же, Владимир Иванович, раз вложили свою душу в наведение порядка на верхней палубе крейсера, то показывайте ее нашим милым дамам, — распорядился адмирал. — Ведь они и напросились сюда именно для этого, а не слушать наши мужские флотские разговоры.

— Вы не правы, Петр Михайлович! — возразила Александра Васильевна. — Именно в ваших, как вы выразились, мужских флотских разговорах и проявляется та обстановка, в которой служите Отечеству вы, наши дорогие мужчины.

Тот только развел руками:

— Имейте в виду, господа офицеры, что женская логика практически неподвластна нашему мужскому пониманию.

Все рассмеялись и направились на бак за старшим офицером, который, видимо, решил начать осмотр верхней палубы крейсера именно оттуда.

— Какие огромные пушки! — испуганно, но с долей восхищения в голосе, воскликнула Мария, когда они не спеша проходили мимо батарейной палубы.

— Это орудия главного калибра, — уточнил Андрей Петрович.

— А как же из них стреляют, когда их стволы направлены вдоль борта? — не унималась она.

Тот усмехнулся:

— Сейчас увидите, Мария Ивановна. — И повернулся к старшему офицеру: — Объявите учебную боевую тревогу!

— Есть объявить учебную боевую тревогу! — ответил тот с загоревшимися глазами и быстро, чуть ли ни бегом стал подниматься на мостик.

По кораблю раздались прерывистые, требовательные звуки колоколов громкого боя. И женщины, судорожно схватив своих мужчин за рукава, испуганно прижались к ним.

Крейсер тут же превратился в огромный муравейник: из подпалубных помещений высыпали на верхнюю палубу сотни моряков, разбегаясь по своим боевым постам. Раздались короткие, рубленые команды офицеров и унтер-офицеров.

Комендоры быстро, отработанными до автоматизма движениями снимали заглушки с длинных стволов орудий и разворачивали их поперек борта. И корабль буквально на глазах ощетинился многочисленными стволами корабельных орудий. На мостике слышались приглушенные доклады с боевых постов о готовности.

Не прошло и нескольких минут, как быстро подошел старший офицер и, приложив правую руку к козырьку фуражки, доложил:

— Господин капитан 1-го ранга, корабль к бою готов!

— Добро, Владимир Иванович!

Женщины были буквально подавлены слаженностью действий и единым порывом команды и как бы наяву ощутили боевую мощь корабля. «И этими сотнями людей и всем огромным кораблем командует мой Андрюша! — со страхом, смешанным с гордостью за супруга, подумала Мария. — И как же ему не страшно?! Он спокоен и уверен в себе. Но ведь таких и еще бо́льших кораблей, которые я видела в гавани Порт-Артура, десятки. И ими тоже командуют чьи-то мужья или возлюбленные…» И она только сейчас, стоя на палубе корабля, изготовившегося к бою, по-настоящему поняла, что на самом деле скрывается за кораблями, привычно стоящими на рейде.

— Ну и как, Мария Ивановна, у вас есть еще вопросы по поводу боевых возможностей крейсера? — улыбнувшись, спросил ее его командир.

— Ой, Андрюша… — и смешалась, вспомнив, что они не одни. — Извините, господа, Андрей Петрович, — смущенно поправилась она, — это незабываемое зрелище!

— Зрелище бывает в цирке, уважаемая Мария Ивановна, — назидательно заметил молчавший до сих пор Петр Михайлович, — а здесь слаженная работа команды корабля по приведению его в боевую готовность. И незабываемым оно будет лишь до тех пор, пока молчат орудия, а неприятель не осыпает его градом снарядов, сея смерть и разрушения.

Глаза женщин наполнились ужасом.

— И не верьте тем, кто говорит про упоение боем. Бой, как и всякая война в целом, — омерзительная вещь, когда каждому нормальному человеку непременно кажется, что очередная вспышка орудия неприятеля направлена на то, чтобы послать снаряд именно в него. Когда решается, кто кого… Но работа есть работа, и эти страхи становятся ничтожными по сравнению с желанием каждого офицера, каждого матроса как можно лучше выполнить ее. Отсюда и самопожертвование, и героизм воинов по защите своего Отечества. Достаточно хотя бы вспомнить о подвиге команды крейсера «Варяг».

Александра Васильевна в порыве признательности встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Это в вашем лице, Петр Михайлович, всем защитникам Отечества от любящих их женщин.

Мужчины потупились, а женщины вытирали платочками выступившие на их глазах слезы благодарности…

Андрей Петрович, прокашлявшись, приказал старшему офицеру:

— Отбой учебной боевой тревоге!

— Есть отбой учебной боевой тревоге! — ответил он и поспешил выполнять приказ командира.

— А вас, дамы, прошу проследовать в мою каюту, — пригласил гостей гостеприимный хозяин.

— А капитанский мостик? — просительно посмотрела на супруга Александра Васильевна.

Петр Михайлович строго посмотрел на нее:

— Мостик — святая святых на корабле. И далеко не каждый матрос, прослужив много лет на корабле, имел возможность побывать на нем. А уж дамам тем более не престало даже и думать об этом. Тем более что подниматься на него по трапу в туфельках с каблуками и юбках не только неудобно, но и не этично.

Женщины явно смутились от отповеди адмирала: куда это вы собрались, дамочки…

— Так что прошу вас, дамы, проследовать вместо капитанского мостика в капитанскую каюту, — улыбнулся Петр Михайлович своему неожиданному каламбуру.

Андрей Петрович широко открыл дверь своей каюты:

— Прошу вас, дамы и господа, в мою берлогу.

— Ничего себе «берлога»! — восхищенно воскликнула Александра Васильевна, окинув каюту быстрым взглядом. — Да в ней можно годами жить!