Дамасские ворота - Роберт Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Приходили какие-то странные, неуместные продукты. Бесполезное дерьмо, которое дети не могли есть. Икра! Так что мы открывали банки, объедались ею, устраивали вечеринку. Украшали себя ленточками и танцевали. — Она покачала головой. — Чтобы совсем не спятить.
— Понимаю.
— Значит, ты вчера действительно ходил в Яд-Вашем.
— Кажется, это было уже так давно.
— Я тебя предупреждала.
— Да, предупреждала. Сказала: не ходи туда, раз едем сюда.
— Я сказала, не в один день.
— Может, это неплохая идея, — проговорил Лукас. — Организовать такую вот поучительную экскурсию в двух частях.
— Поучительную экскурсию?
— Для прессы. А уж пресса всем разжует и в рот положит. Посадим людей в автобусы, покажем им ту и другую сторону. Таким образом, — объяснил он, — все всё поймут.
— Веришь, что это поможет?
— Обязан верить. Это моя работа.
— Тогда зачем шутить над этим?
— А что еще остается? — спросил Лукас; они поднялись на ноги. — Что с Нуалой, Сония? Что у нее на уме?
— Думаю, она влюблена.
— Это мы уже знаем, — сказал Лукас. — Что еще?
Сония ничего не ответила и отвернулась.
— Ладно, — сказал Лукас. — Пойдем поищем ее.
В палатке по соседству с детской клиникой Нуалы они увидели молодого муллу, который чем-то занимался за белой занавеской. Ему помогали двое служителей, значительно старше его. На больничной койке лежала мусульманка средних лет, а помощник муллы держал в поднятой руке пластиковую бутылку с внутривенным раствором. Мулла громко читал строки Корана. Вокруг палатки на скамьях сидели другие женщины, дожидающиеся своей очереди.
— Что происходит? — поинтересовался Лукас. — Можем мы войти?
— Лучше не надо, — ответила Сония.
— Что он делает?
— Он экзорцист. Изгоняет бесов.
— Внутривенным?
— Наверно, это так делается.
Они нашли Нуалу и Рашида — те пили чай перед маленькой глинобитной, с жестяной крышей хибаркой на краю территории госпиталя. Сидя за огромным расколотым деревянным столом, который выглядел так, будто сотню лет простоял в чьей-то гостиной. Нуала бросилась за чашками для них, а Рашид объяснил процедуру экзорцизма. Он был в свежестираном белом халате.
— В бутылке с плазмой проделано отверстие. В отверстие читают стихи Корана. После этого джинн выйдет из человека через большой палец ноги.
— Всегда? — спросил Лукас.
— Да, — ответил Рашид. — Если джинн — мусульманин.
Лукас вежливо рассмеялся, но тут же понял, что, кроме него, никто даже не улыбнулся.
— Это так и есть, — сказал Рашид спокойным и приятным тоном, ничуть как будто не обидевшись.
— Джинны всегда вселяются в женщин? — поинтересовалась Сония.
— Часто, — ответил Рашид. — Как правило.
— А почему, как думаете? — не отставала Сония.
Нуала засмеялась, защищая Рашида. Лукас заметил, как она на мгновение коснулась Рашидова запястья и тут же убрала руку.
— Такое уж их свойство, — учтиво сказал тот.
Лукасу подумалось, что кто-то мог бы уловить в его словах иронию. А может, никакой иронии и не было.
— Свойство женщин, — спросила Сония, — или джиннов?
— Возможно, что тех и других. Но это столь же верно для Запада, не так ли? Одержимыми обычно бывали женщины?
— А что, если джинн не мусульманин? — поинтересовался Лукас.
— В таком случае его следует обратить.
— Помнится, я слышала в Сомали, — сказала Сония, — об одержимой женщине, которую забили до смерти.
— Здесь такого не происходит, — успокоила ее Нуала. — Мы не позволяем такого.
— В Сомали забивают джиннов, — сказал Рашид. — Женщины страдают по нечаянности. Но мы их не бьем, потому что миз Райс не позволит этого.
Он с шутливым оттенком, смущенно произнес почтительное «мисс» по-современному: «миз».
— Не желаешь посмотреть, как мы тут устроились? — спросила Нуала.
— Да, — сказал Лукас. — Конечно.
— Почему бы тебе не пойти с Рашидом, — предложила Сония Лукасу. — А я останусь здесь и посплетничаю с Нуалой.
Рашид повел Лукаса обратно к палатке экзорцистов. Они постояли, наблюдая за процессом. Мулла и ожидающие женщины не обращали на них внимания.
— Обычно репортеры хотят сделать снимки, — сказал Рашид. — Но у вас нет камеры.
— Я редко ею пользуюсь.
— Хорошо. Потому что пришлось бы платить экзорцистам. И снимки на Западе использовали бы для всяких спекуляций. — Они покинули палатку и пошли к лагерю за пределами территории госпиталя. — Я считаю, что слова лучше.
— Для некоторых вещей — да, — согласился Лукас. — Скажите, какие еще религии исповедуют джинны?
— Они могут быть язычниками. Могут быть христианами или иудеями. Израильтяне насылают на нас множество еврейских джиннов. Чтобы напустить порчу.
— На что похожи еврейские джинны?
— Почитайте мистера И. Б. Зингера[283], — сказал Рашид, когда они поворачивали на улицу. — У него они описаны очень достоверно.
А за грандиозным столом на свежем воздухе Нуала наливала Сонии вторую чашку чая.
— Никакой антисанитарии. Надеюсь, Рашид все ему объяснит, — говорила Нуала. — Мы даем им свежий раствор и антисептик. Понимаешь, это распространенное верование. А раз народ верит, приходится с этим мириться.
— Так говорит Рашид?
Нуала рассмеялась:
— Да. И то же самое говорил Конноли[284] в шестнадцатом году. И это то, что происходит сейчас, например, в Латинской Америке.
— Так Рашид — атеист?
— Рашид — как я, — ответила Нуала. — Он коммунист.
Сония так расхохоталась, что на глазах у нее выступили слезы. Утерев их, она проговорила:
— Господи! Я с тобой с ума сойду!
— Что, это так странно?
— Да, немножко странно. Я имею в виду, что не могу относиться к этому спокойно. Но ты же понимаешь, это ни в какие ворота не лезет, понимаешь?
Нуала помрачнела.
— Я имею в виду… Господи Исусе, Нуала! Думаешь, они будут пять раз на дню молиться диалектике? Ты где-нибудь видишь авангард рабочего класса? — Сония театрально огляделась по сторонам. — Ты вообще где-нибудь видишь рабочий класс?
— Ты и сама религиозна, — горько сказала Нуала.
— Я всегда была религиозна.
— Ты никогда не будешь настоящей мусульманкой.
— Думаю, я не совсем мусульманка, — ответила Сония. — Думаю, я некоторым образом иудейка. — Ей показалось, что у Нуалы перехватило дыхание. — Что-то не так? Ты не любишь иудаизм?
— По роду работы у меня не было особой возможности вращаться среди иудеев.
— Ну так тебе стоило бы завязать знакомство с кем-нибудь еще, кроме Стэнли. Не кажется?
Нуала ничего не ответила.
— Чем ты занимаешься, Нуала?
— Слишком много вопросов задаешь.
— Что ты привезла в минивэне?
— Объясню в другой раз.
— Лишь потому, что машина ооновская, — сказала Сония, — это не значит, что ее не будут досматривать. И любой, кто ее для тебя раздобыл, вляпается в дерьмо. Как я.
— Было бы время, — зло сказала Нуала, — я бы все объяснила. И я объясню.
— Нуала, тут повсюду стукачи.
— Верно. Поэтому я должна доверять тебе. Могу я быть уверена в тебе?
— Что было в машине?
— А ты как думаешь?
— Оружие.
— Да, оружие. Оружие для защиты беззащитных.
— Почему ты втянула нас в это? — спросила Сония. — Почему втянула Криса? И почему меня? Я против убийства, кто бы его ни совершал.
— Черт, да не ори ты так! — сказала Нуала. Потом уже мягче спросила Сонию: — Я что, поступаю неправильно? Это ты хочешь сказать? Мы должны защищать своих детей. Себя защищать от фанатиков, как мусульманских, так и еврейских.
— Ну не знаю.
— Так решай, к черту. Решай сейчас, и покончим с этим. Сония принялась расхаживать взад и вперед по песку, ломая пальцы. Она едва сознавала, что точно так же делала ее мать, обдумывая исключение Браудеров[285], Венгерское восстание[286] и секретный доклад Хрущева[287].
— Ты плохо сделала, что обманула меня. Неправильно было втягивать Криса.
— Он ненадежный тип.
— Возможно, — признала Сония, продолжая расхаживать. Затем остановилась и хлопнула тыльной стороной руки по ладони. — Доставлять оружие для Рашидова ополчения — не обязательно неправильно. Но может быть ошибкой.
— Мы — это все, что осталось от здешнего коммунистического движения, — заявила Нуала. — Если мы будем безоружны, если нас нейтрализуют, у рабочего класса не будет голоса. Имея оружие, мы можем обеспечить охрану и порядок в наших лагерях. Без оружия мы беспомощны, и в лагерях станут заправлять фанатики или взяточники. Это ж проклятый Ближний Восток, как всегда говорят твои израильские друзья.