Спаситель по найму. Истинный враг - Алексей Фомичев

Пара ночных визитеров в пещеру вползла на четвереньках, мягкими движениями рук разгребая все на своем пути. В том числе и комки ваты. Старая уловка здесь не сработала. Зато сработала палка, угодившая в нос одному из визитеров. Тот сдавленно охнул, и этого звука хватило, чтобы наемники буквально вылетели из сна.

Они тоже умели спать чутко, долгие годы службы приучили их ко всему. А уж чувство настороженности посреди стойбища кочевников как‑то не способствовало расслаблению. По старой привычке они спали с пистолетами в руках. Иногда такая предосторожность спасает жизнь.

Кир перекатился влево и встал на колено, держа в одной руке фонарик, а в другой пистолет. Герман повторил его маневр, только ушел в другую сторону.

Два ярких луча света ударили сначала по стене, а потом высветили фигуры нежданных гостей. Ослепленные, те застыли на месте, водя по сторонам бесполезными ножами.

Бертом тоже успел вытащить пистолет и громовым голосом рявкнул:

— Стоять, черное отродье!

А потом проснулся почти весь лагерь…

Вождь прибыл в лагерь утром, когда солнце успело не только взойти, но и скрыться за набежавшими облаками. В его свите кроме воинов было еще человек десять приближенных людей.

Вид у Тууна мрачный. Вильдерг успел коротко пересказать суть дела. Воровство не жалуют в Степи. А попытку убийства гостей тем более.

Пленников поставили перед вождем. У одного распухший нос, у второго ссадина на лбу, оба в мятой одежде. Туун взглянул на них и помрачнел еще больше. Братья девушки, которую спас человек из каравана. Вождь знал об этой истории и даже был доволен таким поворотом.

Разговор начал Вильдерг. Его речь была короткой и емкой. Проникновение в лагерь, попытка убийства и ограбления. Перевозчик попросил вождя самого определить степень вины обоих нарушителей.

Начальник охраны Тьен отдал одному из воинов вождя отобранные у братьев ножи. Туун бросил на них короткий взгляд и велел позвать мать пойманных братьев.

Та пришла быстро. Просеменила тяжелым шагом мимо воинов, тревожным взглядом отыскала сыновей и побледнела. Бухнулась в ноги вождю и заголосила. Туун посмотрел на нее суровым взглядом, коротко приказал:

— Встань, Сурте.

Женщина встала, но голосить не перестала.

— И замолчи!

Вой прервался двумя всхлипами.

— Это твои сыновья, Сурте?

— Да, мои господин, — тихо ответила та.

— Их зовут Вигир и Тансат?

— Да, мой господин, — еще тише ответила женщина.

Братья тоже побледнели при виде матери. Позор, который она испытывала, был важнее участи, ждущей их. Родители в Степи — святое.

— Твои сыновья, Сурте, совершили тяжкое преступление. Они проникли ночью в лагерь наших гостей и попытались убить их. Они осквернили хранимое богами место!

Женщина тихонько завыла, подняла руки вверх. Вождь не обратил на это внимание, продолжал:

— Наказание за столь тяжкий проступок одно — смерть! Но так как их пленили наши гости, им и решать, как казнить преступников.

Сурте потянула платок с головы, вцепилась в полуседые волосы и вновь завыла, уже в голос. Налитые кровью глаза неотрывно смотрели на сыновей.

Молить о пощаде вождя нет смысла, его воли теперь над судьбами детей нет. Все в руках чужаков.

Братья, увидев, как обезумевшая от горя мать рвет на себе волосы, бросились было к ней. Но стоявшие наготове Мирт и Бертом подсечками уложили их на землю и стянули за спиной руки.

Среди свиты вождя прошел возмущенный гомон, но быстро стих. Все происходит по закону Степи, гости в своем праве. Они могут разорвать братьев на глазах матери, и никто в стойбище им слова поперек не скажет.

— Судьбу твоих детей, Сурте, решат гости, — повторил Туун. — Но я хочу знать, кто их послал в лагерь? И зачем?

Братья слышали слова вождя и попытались ответить сами. Но разведчики не дали им раскрыть рта. Поставили обоих на колени, головы замотали тряпками.

Сурте затрясла головой. Она бы с радостью взяла вину детей на себя и умерла бы под ножом палача. Но по закону Степи наказание несут все участники преступления.

— Молодые, дурные, — сквозь слезы прохрипела женщина. — Не соображали, что делали…

Туун промолчал. Сыновья Сурте действительно еще молодые, но уже прошедшие обряд посвящения парни. Были бы ощенками (подростками), разговор был бы иной. И наказание легкое — шесть ударов плетью. Но они прошли обряд. И потеря двух воинов не радует вождя. Теперь что решат гости. А они вправе как убить, так и сделать рабами.

— Сурте! Ты вправе получить головы детей, если их казнят. И их обувь, если их увезут.

Обувь — знак разрыва с племенем, ухода. Обычно обувь оставляют те, кого изгоняют или кто уходит добровольно навсегда.

Женщина сдвинула с лица взмокшие пряди волос и посмотрела на сыновей. Потом перевела взгляд на того, кто лечил ее дочь вчера. Если и молить, то его. Но простит ли он? И какой выкуп потребует?

Наемники стояли рядом с перевозчиком и следили за развитием представления. Еще ночью был выработан план действий и обговорены все пункты. Сейчас пришла пора реализовать замысел. Время выступать Вильдергу.

Перевозчик поймал взгляд Кира, едва заметно кивнул и выступил вперед.

— Вождь Туун, признаешь ли ты наш суд над преступившими закон?

— Признаю, — отозвался тот, следуя правилам.

— Признаешь ли ты наше право на жизни этих людей?

— Признаю право и не буду чинить препятствий!

— Позволишь ли судить здесь и сейчас?

— Позволяю, — в третий раз ответил Туун ровным голосом.

Давненько не было подобного судилища в племени. И никогда раньше не судил степняка чужак. Вождь крепко держал племя в руках и не боялся бунта. Но все же ему было не по себе. У Сурте есть родня, причем богатая родня. Она может затаить зло и когда‑нибудь припомнить ему казнь братьев.

А спасти преступников силой, значит, пойти против бека, который категорически запретил трогать караваны и жестко поддерживал законы в кочевье. Да и среди своих будет много недовольных. Вот и думай как быть!

Вильдерг подошел к Сурте и, пристально глядя ей в глаза, спросил:

— Признаешь ли ты, госпожа Сурте, нашу власть над жизнью твоих сыновей?

Боги знают, чего стоило женщине сохранить рассудок и ответить:

— Признаю…

— Примешь ли наш суд и не станешь мстить за него?

Сурте провела рукой по лицу, вытирая слезы, и выпрямила насколько возможно спину. Голос ее стал мертвым.

— Принимаю и не стану мстить.

По знаку Вильдерга Мирт вытащил из ножен саблю и встал за спинами братьев. Сурте побледнела как снег и потянула руки к горлу.

Вильдерг дождался, когда стихнет негромкий ропот среди степняков, и сказал:

— Люди, которых пришли убить твои сыновья, не хотят их крови. Но один из них хочет, чтобы ты, госпожа Сурте, отказалась от желания выдать за него дочь. Ты согласна?

Сын — огромное богатство любой матери, и вдвойне богатство для матери‑степнячки. А жизни двух сыновей стоят во много раз больше, чем какая‑то там свадьба дочери. Так что ответ Сурте перевозчик и наемники знали заранее. Но должны были довести спектакль до конца.

— Я согласна! — выкрикнула Сурте, протягивая руки к Вильдергу.

Тот покачал головой.

— Скажи это правильно!

Сурте, на лице которой возник слабый румянец, повернулась к вождю и во весь голос произнесла формулу отречения:

— Отказываюсь выдать дочь свою Канашию за чужеземца добровольно!

— Быть по сему! — отозвался обрадованный Туун.

Он хоть и ждал чего‑то подобного, но до конца не был уверен.

Вильдерг обернулся и кивнул Мирту. Капрал взмахнул саблей и двумя ударами рассек путы на руках пленников. Потом сорвал с их голов тряпки и дал каждому по пинку.

Уже простившиеся с жизнью братья подбежали к матери и бухнулись ей в ноги. Та, онемевшая от счастья, смотрела на них и комкала в руках платок. По ее лицу текли слезы…

Через полчаса караван вышел со стойбища. Довольный вождь тепло простился с Вильдергом и пообещал, что на обратном пути уступит перевозчику шкуры драконов задешево.

Вильдерг сказал об этом наемникам и посмеялся:

— Все оказалось к лучшему. Вы сберегли деньги, а я получил выгодную сделку.

— Ну да, если не считать истраченных нервов, — буркнул Кир.

— За науку надо платить, — высказался Герман. — Впредь будем умнее.

— Да уж, — улыбнулся Вильдерг.

— Все! Больше никаких добрых поступков! — клятвенно заверил Кир. — Пальцем не шевельну, даже если на моих глазах вся Степь вместе с женщинами и детьми провалится сквозь землю!

Вильдерг кивнул:

— Разумно. Это серьезный урок.

— Да, — добавил Герман. — За добро платят добром только в книгах и в детских фильмах. В жизни все иначе.