Три цветка Индонезии - Влада Ольховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Думать об этом сейчас не хотелось, и Ян сосредоточился на самом расследовании. Михаил посчитал, что Жильцов действительно не при делах, в преступный мир его втянуть не успели. Но не ошибся ли он? В конце концов, Жильцов явно рвался отомстить за то дело – следовательно, он знал, кто на самом деле засадил Марину, ведь в официальных документах это не значилось. Что еще было ему известно? И помогло ли именно это ему понять, что на самом деле случилось с Арианой? Никакой опыт не проходит бесследно, каждый меняет нас…
Ян нашел телефон и набрал номер брата.
– Нет, тебе еще нельзя впутываться в неприятности, – сухо сообщил Павел. – Я пока не закончил.
– Это, конечно, досадно, потому что без неприятностей я как рыба без штангенциркуля, но я по другому поводу звоню.
– Тоже, небось, паскудному?
– Несомненно, это же я, – жизнерадостно отозвался Ян. – Мне нужна информация о трех сидельцах – Борисе и Антоне Колесиных, а еще о Марине Лауж. Знаешь таких?
– Не знаю, знать не желаю и тебе не советую.
– А мне надо. Тут варианта только два: либо ты быстро найдешь информацию для меня, либо я буду собирать ее сам, долго, трудно и с возможными жертвами. Да там ничего криминального нет, они, может, и вышли уже!
– Ян, тебе мало нынешних проблем? Ты к Новому году нашел под них свободный карман?
– Нет, карманы у меня как раз закончились. Поэтому я и звоню сначала тебе. Видишь? Жизнь меня чему-то да учит!
– С пробуксовкой и медленней, чем хотелось бы. Ладно, продолжай сидеть дома, я посмотрю, что можно для тебя сделать.
Отчитывал его Павел скорее по привычке, они оба понимали, что адвокату его уровня несложно будет получить информацию о трех осужденных, хватит и пары звонков. Яну было любопытно лишь одно: сообщит ему брат ответы сегодня или пойдет на принцип и дождется завтрашнего дня.
Однако принципиальность Павла такие моменты не затрагивала, он позвонил уже вечером.
Борис Колесин свой срок так и не досидел – его не стало. Никто его не убивал, просто банкира догнала предыдущая бурная жизнь, подорвавшая здоровье. В новых условиях болезни стремительно развились, никто не собирался сдувать с Колесина-старшего пылинки, и умер он через пять лет после приговора суда.
А вот его сын, еще молодой, здоровый, получивший меньший срок, освобождения дождался. Когда его выпустили, он стремительно покинул Россию – банк уже принадлежал другим людям, большую часть имущества отнял суд. Но Антон все равно нашел свое место в жизни: он теперь рассказывал в десятках интервью, как его невиновного отца подставили, чтобы отжать у него банк, и даже написал мемуары.
Яну он был неинтересен, Антон точно не был причастен к убийству своей матери и мало что знал об этом. А вот Марина знала – она до сих пор оставалась за решеткой. Другая на ее месте уже вышла бы, отсидела часть срока и освободилась досрочно. Но о том, чтобы этого не случилось, позаботилась Лариса Вишнякова. Естественно, такое ни в каких документах не значилось, но Павел выяснил это.
Состояние Вишняковой было уже не таким, как при жизни мужа, но кое-что она сохранила. Наследников у нее не было: дочь умерла, а внука она больше не признавала. Лариса завещала все неизвестно кому – какой-то компании, которая, получив деньги, тут же прекратила свое существование. Но тот, кто стоял за этой компанией, просьбу Ларисы выполнил – то ли из симпатии к несчастной матери, то ли из уважения к ее покойному супругу. Никакое примерное поведение и врожденное обаяние не помогли Марине, свой срок ей предстояло досиживать до последнего дня.
– Я хочу с ней встретиться, – объявил Ян. – Нет, не нормальный, да, понимаю, как это тупо. Видишь? Я даже высказал за тебя все претензии.
– Это невозможно!
– Да ладно…
– Ян, даже у твоей наглости есть предел! Или должен быть!
Павел возмущенно выдохнул в трубку и прервал вызов. Ян перезванивать не стал, вместо этого он набрал номер Кирилла.
Старший брат связался с ним ранним утром. Объявил, что использовать ребенка для достижения мутных целей – это низко и подло. Этим Ян подает плохой пример и рушит Кириллу жизнь. Вот так злоупотреблять доверием – последнее дело. А еще – что через два часа у Яна вылет, билет на внутренний рейс уже заказан, возвращение завтра, одного дня на эту авантюру больше, чем достаточно.
Лететь ему предстояло одному, Александра все еще отказывалась отходить от Гайи, но Ян хотел, чтобы так было. Он чувствовал, что ему нужно дойти до конца самому, ведь Жильцов стал в первую очередь его проблемой.
Холодно сейчас было везде: и по дороге в аэропорт, и в самом аэропорту, и даже в самолете. Но даже этот холод не мог сравниться с тем особым морозом, который царил в колонии. Ян понимал, что всему этому есть логичное объяснение: климат, продуваемое со всех сторон открытое пространство, старое здание, остро нуждавшееся в ремонте. Но долгая дорога, усталость и события последних дней заставляли многое воспринимать по-другому, порой даже не совсем рационально. Как будто этот холод поселился здесь потому, что под одной крышей оказалось так много проклятых людей – обреченных, слишком много сотворивших, никому уже не нужных. Глупо, конечно, и совершенно непрофессионально… Но вполне предсказуемо после того, что случилось с ним и Александрой возле гаража.
Павел и правда договорился обо всем, Марину Лауж привели к нему на встречу без лишних вопросов. Вот только Ян не сразу сообразил, что перед ним действительно она. Хотел даже потребовать документы, но присмотрелся внимательней – и был вынужден признать, что человек способен измениться настолько сильно.
На фотографиях из прошлого Марина была стильной улыбчивой женщиной с лучистым взглядом. У нее был безупречный маникюр, она идеально подбирала наряды и смотрелась к месту на любом мероприятии. Она была человеком-пламенем, человеком-двигателем, она заслужила свое место под солнцем умом и стальной хваткой.
Теперь от той женщины мало что осталось. Скорее всего, сломалась она не сразу. Пожалуй, первый год она еще смеялась надо всеми и считала себя победительницей. Ходила королевой и не обращала внимания на угрозы и нападения. Но в какой-то момент ей пришлось признать, что былые покровители покинули ее по-настоящему, это была не игра на публику, никто
