Сменяя маски - Алекс Фишер

Мне понравилось, как рука красиво заслоняла пламя, которое отбрасывало рваные блики на стены и ровные лучи вокруг моей ладони. Ладонь словно светилась.

— Сейчас будет немного больно, — предупредил Крис.

— Ты же обезболивающее вколол, — возразила я.

— У тебя открытая рана, а лекарство не такое сильное.

— А что ты мне вколол? Я не знаю, как это ощущается, но может быть, про это говорят — я на измене?

Кристофер опустил руки с бинтом и очень пристально посмотрел на меня. Затем улыбнулся:

— Нет, не про это.

— А ты откуда знаешь?

— Раз у тебя есть силы на шутки, то не все так страшно, — и он принялся обрабатывать мою рану, в то время как я по его просьбе начала рассказ о том, что со мной приключилось.

В голове опять возникло это название: фенолфталеин.

— Притащил меня Альмов в замок. Запер… Ай! Аккуратнее, — я дернулась.

— Дальше, — Крис приложил к ране что-то смоченное в воде.

— Запер в клетке.

— В клетке? — удивился он.

— Посадил за решетку. Не цепляйся к словам, — я закрыла глаза. — Фенолфталеин, — похоже, я зациклилась на этом словечке.

— Да, ты обладаешь холодной выдержкой, но внутри тебя скрывается дикий и необузданный зверь. Его редко можно увидеть и сложно разглядеть, а приручить еще сложнее — в его словах чувствовалась улыбка, а потом он философски изрек, — но иной раз в клетке ему и место… прикованной…

— Мне не интересны твои сексуальные фантазии. Не сейчас, — перебила я и открыла глаза.

Крис не успел вставить ни слова, и я продолжила рассказ, усиленно восстанавливая нить разговора:

— Я никогда раньше не видела таких наручников. Как потом я узнала, они называются гибкими. Потом Альмов помог мне сбежать. Я повисла на окне, где и изранила руки до крови, — я посмотрела на свою правую руку. — Знаешь, как больно висеть на таких каменных кладках. Пришлось идти против своих же рефлексов…

— Ну, девушке, в два счета меняющей свои привычки, это должно показаться не таким сложным.

— В смысле?

— В том, что изменить привычку, которая годами укоренялась в твоем сознании, — дело практически невозможное. Вот ты когда бросила курить?

— Когда захотела.

— Вот я об этом и говорю. Что было дальше?

— Я уничтожила маски, и они открыли пальбу…

— Что ты сделала? — удивился Кристофер.

— Растоптала. Потому что ненавидела каждую по отдельности. Инесс разозлилась. Они что-то говорили о пропаже ключника, — я задумалась, следя взглядом за тем, как Крис обжигает иголку в пламени свечи. — Твоих рук дело?

— Возможно. Что было потом? — мужчина коснулся иголкой моей раны.

— А-а-а-а, — инстинктивно произнесла я, но почти сразу заметила, что ничего не чувствую, когда Крис продевает ее в мою кожу.

Некоторое время я с любопытством смотрела на то, как он зашивает рану — так, словно делает заплатку на дырке в брюках или рубашке. Еще меня позабавила ассоциация с зашиванием дырки в носках. Интересно, он занимается такими делами или все-таки выкидывает рваные, покупая новые?

Я перевела взгляд на его сосредоточенное лицо и улыбнулась.

— Что? — спросил он, не отрываясь от работы.

— Что такое фенолфталеин?

Кристофер удивленно посмотрел на меня.

— Не отпускает, да? Химическое вещество.

— Круто! — я зевнула. — Штопаешь ты здорово, хозяюшка.

— Я тоже тебя люблю, — он принялся за рану на спине. — Повернись.

Я выполнила его просьбу.

— И-и-и?

— Что «и»? — спросила я спустя некоторое время.

— Что было дальше?

— Ты в меня стрелял, — обиженно сказала я.

— До этого, — завершая штопку, сказал он. — Как ты оказалась в воде?

— Прыгнула, — выдала я абсолютно очевидный факт.

Кристофер приложил ватку с йодом к ране, и у меня посыпались искры из глаз. Я отвернулась. В следующую секунду из них брызнули слезы, и я что-то простонала — нелицеприятное и нецензурное.

— Почему так больно? — мое тело подрагивало, а голос предательски дрожал от слез.

— Я же говорю, слабенькое обезболивающее.

— Но зашивал-то ты почти без боли.

— У тебя открытая рана. Йод попал внутрь.

Кристофер убрал ватку, взял меня за подбородок, повернул к себе мою голову и аккуратно вытер слезы со щек и уголков глаз. Посмотрев на результат своего труда, он удовлетворенно кивнул, а я словила себя на том, что напряглась. Как же он близко.

Видимо, боль немного привела меня в чувства.

— Так как ты оказалась в воде? — раскрывая упаковку бинта, снова спросил он.

— Спустилась по лестнице. Планировала выйти в парк, но, видимо, что-то перепутала и оказалась в тупике. Открыли огонь. Это страшно, когда над головой свистят пули и ты на волосок от гибели. Когда снайпер перестал меня видеть из-за перемены удобного места для стрельбы, я прыгнула.

Когда рассказ был окончен, а Крис перебинтовал мне ладони, обработал ссадину на животе, наложил повязку на предплечье и прижег рану на щеке, я пробормотала слова благодарности.

— Будешь должна, — сказал он и подставил под нос ватку с едким запахом.

В моей голове тут же прояснилось.

Я озадаченно посмотрела на него.

— Ну как? — спросил он.

— Нормально, — ответила я. — Нашатырь?

— Лучше, — улыбнулся он.

— Я не знаю, как ты это сделал, но я отлично себя чувствую. Ничего не болит, в голове не шумит. Научишь?

— Нет, — ответил Крис.

Он был очень близко ко мне. Свет от свечи бросал блики на его миловидное лицо. Я, как всегда, задержала взгляд на его губах чуть дольше, чем обычно, а потом отправила его бесцельно блуждать по окружающему меня пространству. Остановила на движениях его рук. Они стали намеренно отточенными и выверенными. Он делал так, когда пытался показать, что с ним все в порядке, и скрывал свои чувства. Мне стало интересно, как давно он так двигается? К тому же, насколько мне было видно, у Кристофера были расширены зрачки.

— Да ты возбужден, — догадалась я.

— Здесь темно, — констатировал он очевидный факт, правильно поняв мои выводы насчет зрачков.

— Извращенец, — улыбнулась я.

— А ты не знала, что меня возбуждает кровь? И вообще, ты себя видела? Очень сексуальные ссадины, мокрое тело, разгоряченная кожа, рубашка держится на честном слове. И это, по меньшей мере… Я молчу про феромоны.

— Сексуальные ссадины? — переспросила я, улыбнувшись.

Мы встретились взглядами. За это мгновение прошла вечность. Я прервала ее существование, отведя взгляд.

В следующую секунду его губы коснулись моих. И я ответила на поцелуй, полностью отдавшись этому ощущению. Закрыв глаза, я робко прикоснулась к его груди, скользнув по ней вверх к шее и запустив пальцы в волосы. Мои губы стали еще более страстными, с них сорвался стон, и я почувствовала, как от головы до копчика по моей спине спускаются мурашки, а по телу разливается нежное томление.

Как я могла жить без этих губ так долго?

Одеяло соскользнуло с моих плеч, и я сильнее прижалась к Кристоферу.

— Кристина, — он отстранился от меня, взяв мои руки в свои. — Тебе нужно отдохнуть.

Я пристально посмотрела на него. Он с трудом контролировал свое дыхание.

— Одно и то же, — разочарованно произнесла я, убирая руки. — Как всегда. Я вот… — я снова почувствовала себя девушкой, которую отвергли много лет назад. — Одного понять не могу… Ты ведь…

Как же мне было обидно!

— Ты хочешь меня?

— По-моему, я никогда этого не отрицала, — нахмурилась я.

— Пересчитать? — возмутился он.

— И теперь ты мне мстишь, — догадалась я. — Тебе ведь льстит этот факт. А еще больше тебя греет мысль о том, что я могу быть в тебя влюблена.

— Кристина, ты только что перенесла сильнейшее потрясение. Твоя кожа изодрана, у тебя дырка в плече. Лекарство подействует, и ты просто отключишься, как и от потери крови.

— В этом дело, — я горько усмехнулась.

Крис промолчал.

— Где мне можно лечь спать? — переключившись на деловой тон, спросила я.

— Расстроилась.

— Нет, — соврала я.

— Я постелю тебе наверху, — Кристофер встал и направился к лестнице. — А пока выпей воды. Она на столике. Не заснешь до моего возвращения?

— Не уверена.

— Вот видишь, а ты…

— Вспоминай мне это до конца дней моих, — отрезала я и плюхнулась на подушку, натянув на себя одеяло.

Несмотря на рой мыслей в голове и переполняющие меня эмоции, через пару секунд после того как моя голова коснулась подушки, я поняла, что глаза отказываются открываться. Мне было удобно под теплым пледом, и меня очень быстро стало клонить в сон, вопреки мокрой холодной одежде, которую я так и не удосужилась снять. Ее оборванные лоскутки липли к коже, и где-то краем сознания я отметила тот факт, что рубашки на мне действительно практически нет.