1939: последние недели мира. - Игорь Овсяный

2 сентября к Гамелену явился польский военный атташе в Париже.

– В соответствии с соглашением от 19 мая Франция обязалась оказать Польше, в случае агрессии против нее, немедленную помощь авиацией. Где же она? – спросил полковник. – Ведь вся германская авиация сейчас брошена против нас!

Гамелен оказался прижатым к стене, но вскоре сумел вывернуться.

– Это неверно, – возразил он. – Две трети германских эскадрилий находятся на западном фронте.

Генерал явно лгал. Читая эти строки в книге одного из его сотрудников тех дней, задаешься мыслью – не начал ли Гамелен уже в то время писать свои мемуары, увидевшие свет после войны?

Когда же польский военный атташе заявил о намерении доложить о беседе своему правительству, Гамелен выставил его за дверь.

Такова реальная цена «гарантий», предоставленных западными державами Польше.

«Святой водой оживить повешенного…»

В разгаре первый день нацистского вторжения в Польшу. С рассвета над Варшавой кружат самолеты со свастикой, не прекращаются вой сирен и глухие разрывы. Бомбы падают на жилые кварталы, школы и больницы, на людей, не успевших укрыться, на памятники, одиноко стоящие среди вдруг опустевших площадей. Но цель одна: сломить дух польского народа. Вместе с тем кошмары первых бомбежек – это своего рода «психическая атака» гитлеровцев на капитулянтов в Лондоне и Париже.

Около 16 часов, несмотря на объявленную воздушную тревогу, по безлюдным улицам в направлении дворца Брюлль – цел ли он еще? – мчится автомашина с посольским флажком на крыле. Это посол Франции Л. Ноэль, получив через Бухарест срочное поручение Бонне (прямая связь с Парижем оказалась нарушенной), спешит на переговоры к Беку.

Поездка связана с определенным риском, и все же Ноэль испытывает удовлетворение: политический замысел, над которым он столь долго и настойчиво трудился, действуя душа в душу с Бонне, удалось осуществить! К нему пришло это чувство еще рано утром, когда разбудили взрывы бомб.

Правда, не все получилось так, как планировал Ноэль. Осенью прошлого года, сразу после Мюнхена, он направил в Париж письмо на 14 страницах, главной целью которого было вооружить Бонне аргументами, для того чтобы «пересмотреть», а, точнее говоря, ликвидировать французские обязательства в отношении Польши. События, однако, развивались несколько иначе: под давлением Чемберлена, рассчитавшего комбинацию «в более широких рамках», Даладье присоединился к провозглашенным в Лондоне «гарантиям» Польше. И вот теперь ему, Ноэлю, приходится под вой сирен начинать нелегкие переговоры.

Когда сообщили о прибытии Ноэля, Бек с противогазом через плечо поднялся из бомбоубежища.

– Господин Бонне поручил мне срочно информировать его в отношении позиции Польши в связи с итальянской инициативой.

Бек с удивлением слушал французского посла. Он ничего не знал о предложенной Муссолини конференции, и сама мысль о каких-либо переговорах с Гитлером, когда уже полыхала война, не укладывалась в голове. Может быть, именно в ту минуту и возникла у него догадка: не оказался ли он сам игрушкой в руках Англии и Франции, «не использовали ли они его в качестве детонатора для развязывания войны, поскольку не желали брать на себя подобную инициативу»?

Тем временем Ноэль в округлых выражениях пояснил, что «дуче» предложил созвать конференцию 5 сентября, что французское правительство придает этой идее большое значение. Не в интересах Польши, мягко подчеркнул посол, отвергать подобное предложение. Беседу прервал телефонный звонок. Министру сообщили: только что гитлеровцы сбросили поблизости парашютный десант.

Бек подошел к окну и указал Ноэлю на небо, где за минуту до этого кружили фашистские самолеты.

– Налицо неспровоцированная агрессия Германии, – заявил он послу. – Вопрос теперь не в созыве конференции, а в совместных действиях союзников для ее отражения!

«Обстановка уже не подходит для улаживания», – сообщил Ноэль в Париж. Это нисколько не беспокоило, однако, англо-французских «умиротворителей».

Несмотря на вторжение гитлеровцев в Польшу, 1 сентября в Рим поступили положительные ответы Лондона и Парижа на предложение Муссолини относительно конференции. Франция приняла итальянский проект «с благодарностью», подсказав целесообразность приглашения Польши. Галифакс передал согласие Англии, но, опасаясь возмущения общественности, считал необходимым предварительный вывод германских войск из Польши. По предложению Чиано французское правительство запросило Бека о согласии Польши.

Не дожидаясь ответа Варшавы, Бонне через французского посла в Риме Франсуа-Понсе настаивает, чтобы Муссолини сообщил о своем предложении Гитлеру. «Уступая настояниям Франции, – записал Чиано в дневнике, – мы зондируем Берлин о возможности созыва конференции». Легко заметить, что предложение о подготовке «второго Мюнхена» уже после начала военных действий, по существу, было инициативой Франции.

В 10 часов утра 2 сентября Аттолико явился на Вильгельмштрассе. В связи с тем что Риббентроп, как ему сказали, был нездоров, посол вручил документ Вайцзекеру.

Италия, сообщал Муссолини, имеет возможность получить согласие Англии, Франции и Польши на такие условия:

«1. Армии останутся там, где находятся в настоящее время.

2. Созыв конференции в течение двух-трех дней.

3. Разрешение польско-германского конфликта, которое, учитывая положение дел на сегодня, будет, безусловно, благоприятным для Германии».

К удивлению итальянского дипломата, через два часа Риббентроп «выздоровел» и срочно пригласил к себе.

– Предложение дуче опоздало, – заявил он, – поскольку английский и французский послы вчера вручили ультиматум!

Аттолико, проявляя непостижимую наивность, видит в этом заявлении готовность рейха на переговоры.

– Врученные ноты не являются ультиматумом!– возражает он. Риббентроп, однако, «не убежден». (Два танковых клина – один с юго-запада, из Силезии, другой – с севера, из Восточной Пруссии, в те часы быстро двигались к Варшаве. Это было два кратчайших расстояния от границы рейха до польской столицы, в первом случае менее 250, во втором – чуть больше 100 км. В таких условиях каждый день – важный выигрыш для агрессора, и германская дипломатия решает использовать разговоры о конференции в качестве соски для «умиротворителей».) Рейхсминистр соглашается с предложением итальянского дипломата быстро повидать Гендерсона и Кулондра – пусть они скажут, являются ли ультиматумом врученные ими ноты! Аттолико исчезает, как школьник сбегая по лестнице. Через полчаса, запыхавшись, он возвращается. «Ноты были лишь „предупреждением“!» – сообщает он. Риббентроп еще «сомневается» и просит, чтобы этот факт был подтвержден Римом. Ответ германского правительства будет сообщен через один-два дня!

Узнав о результатах переговоров Аттолико в Берлине, Чиано немедленно связывается по телефону с Кэ д’Орсэ. Рядом с ним в кабинете находятся Лорен и Франсуа-Понсе. Услышав, что Германия «почти согласна», Бонне в восторге. – Нет, нота не является ультиматумом! – с жаром заявляет он. Чиано полон оптимизма – вырисовывается второй Мюнхен. Только пусть на этот раз конференция состоится не в Германии, думает он, а в Италии. В ожидании, пока соединят с Лондоном, он обсуждает с послами возможность проведения встречи в Сан-Ремо.

У аппарата в Лондоне Галифакс. Чиано плохо владеет английским, и трубку берет Лорен. Министр тоже готов поддержать предложение Муссолини, но выражает опасение, что британский кабинет вынужден будет поставить условием вывод германских войск из Польши.

Оговорка о выводе войск не имела ничего общего с заботой об интересах Польши. Английским и французским капитулянтам приходилось учитывать растущее возмущение широких слоев населения их подозрительными маневрами. «Мне кажется, – сообщал Буллит вечером 2 сентября из Парижа, – что оба, Даладье и Чемберлен, стремятся не объявлять войны, пока не будет сделано новое итальянское предложение, но я не верю, чтобы общественное мнение обеих стран разрешило им дать согласие на его обсуждение до тех пор, пока германские армии не покинут польские земли».

Во второй половине дня Галифакс по телефону обсуждал вопрос о конференции с Бонне. Французский министр при этом не скрыл, что уже дал согласие Чиано на ее созыв. Галифакс, зная обстановку в парламенте, повторил, что вывод войск является необходимым условием проведения конференции. Бонне уклонялся от четкой формулировки.

– Похоже, вы верите, – заметил ему набожный лорд, – что святой водой можно оживить повешенного!

Развитие событий устраивало Галифакса. Англии прежде всего нужен был разгром Польши фашистским рейхом, чтобы гитлеровские полчища вышли к границам Советского Союза.