Главред: назад в СССР (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Видел Павлик и как землю хоронили в земле, как сваливали в ямы убитых кошек и собак, потом эти ямы заливали бетоном. Жутко, говорил он, просто жутко. Но при этом парень хорошо понимал необходимость всего, что происходило и происходит там до сих пор. В районе Чернобыля у планеты зияла огромная рана, которую требовалось как можно скорее закрыть, чтобы она не пошла дальше, не разрослась по всему телу Земли. Он «всего лишь» возил ликвидаторов на «свинцобусе», повторял Павлик. Ничего героического не совершил. А вот те, кто расчищал крышу четвертого блока, кто тушил пожар двадцать шестого апреля, они-то как раз проявили невероятную доблесть. И он, Павлик, был бы рад быть в рядах первых. Но ему доверили только водить машину.

— Вы знаете, — проговорил я, когда мой собеседник замолчал, — я с вами не соглашусь. Возить людей в зараженной радиацией местности — это тоже подвиг. И вы должны об этом помнить, не стесняться того, что вы там были.

— Наверное, вы правы, — слабо улыбнулся он. — Но меня учили, что нужно действовать, а не рассказывать.

— Вы и действовали, — уверенно кивнул я. — Кстати, как вы? Я не сильно вас утомил?

— Нет-нет, все нормально, — нарочито браво произнес Павлик, но я-то видел, как ему тяжело. — Водички бы только…

Он попытался встать, но не смог, и из комнаты тут же прибежала его супруга. Помогла мне снова усадить сопротивлявшегося парня на стул, налила в граненый стакан воды из чайника. А я окончательно убедился в том, что Павлика надо спасать.

— Вот что, — я нахмурился. — Я запишу вас к хорошему врачу. Не относитесь наплевательски к собственному здоровью. И не вздумайте сопротивляться, отказов я не потерплю.

Я не знал, кто в советском Андроповске мог помочь Павлику. Но я был точно уверен, что Аглая Ямпольская не останется в стороне. Не сама, так направит к кому-нибудь — к тому же самому своему учителю. Как его? Точно — Королевич Василий Васильевич.

— Спасибо вам, Евгений Семенович! — сказала мне Оксана, едва сдерживая слезы. — Он ведь упрямый. С ним только так.

— Берегите себя, — кивнул я и, пожав вялую руку Павлика, принялся собираться. — Если что, Оксана, вызывайте скорую помощь, не слушайте его. И вот вам мой номер.

Я быстро набросал свой рабочий телефон на листочке в блокноте, вырвал его и протянул жене Павлика. Еще раз поблагодарил обоих за прием и особенно за фотографии, попрощался и вышел за дверь. Там, внизу, меня ждала уютная «Волга» с терпеливым таксистом Петром.

Утреннюю планерку я твердо решил провести как семинар. Головы у всех свежие, материалы пока что в работе, и до выхода номера еще далеко. Так что, едва придя на работу, я сразу же попросил Валечку организовать мне сбор журналистского коллектива. На вторую неделю сотрудники уже привыкли к новому Кашеварову и точно не ждали никакого подвоха — они улыбались, свободно размещались за большим столом и сразу же готовили письменные принадлежности. Как прилежные студенты, ей-богу!

— Товарищи, у меня к вам серьезный разговор, — начал я и тут же понял, что выбрал неправильный оборот.

Все моментально как-то подобрались и насторожились. Видимо, решили, будто я их буду за что-то отчитывать и распекать. С одной стороны, это так и есть. Все-таки сейчас мы будем разбирать стиль заголовков, которым грешат все без исключения. Но с другой, нельзя подходить к людям из восьмидесятых с требованиями из будущего. А потому надо бы скорректировать свой заход.

— Помните, мы с вами поставили задачу сделать нашу газету одной из лучших? — я обвел всех внимательным взглядом. — Так вот, речь пойдет об этом. Сегодня у нас с вами, считайте, начнутся курсы повышения квалификации.

Журналисты тут же расслабились, чуть ли не выдохнули.

— Я тут просмотрел подшивку нашего издания за последние годы, — все внимательно слушали, — и сделал вывод, что мы подходим к заголовкам слишком формально. А между тем, это своего рода витрина хорошего текста.

Я сознательно не стал переносить ответственность на коллектив. Поэтому и сказал «мы подходим», а не «вы подходите». Все-таки для них я по-прежнему Евгений Семенович Кашеваров, их главный редактор, а вовсе не Женька Кротов из прекрасной России будущего. И все «косяки» газеты — это и моя недоработка.

— Позвольте, Евгений Семенович, — старик Шикин поднял руку, будто школьник-отличник, — но ведь главное в тексте — это суть, смысл.

— Верно, Пантелеймон Ермолаевич, — кивнул я. — Но даже самый талантливый текст нужно захотеть прочитать, чтобы оценить его гениальность. А что может побудить аудиторию хотя бы пробежаться по статье глазами? Именно заголовок. Броский, яркий, каламбуристый.

— Но ведь это приемы западной бульварной прессы! — впервые за все время со мной решила поспорить Людмила Григорьевна Метелина, тихая бабушка, которая в газете составляла колонки районных новостей о сборе урожая и прочих производственных процессах.

— Херстовина, — улыбнулся Бульбаш, весело подмигнув мне.

— Уильям Херст, хочу вам напомнить, был учеником Джозефа Пулитцера[5], — я выразительно посмотрел сначала на своего заместителя, потом на Метелину. — Того, в честь которого названа премия за точность и приверженность читательским интересам. Я отнюдь не возвеличиваю западную журналистику, в особенности «желтую». Но кое в чем нам с вами стоит у них поучиться. Умению заинтересовать читателя — так сто процентов.

— Задача советской газеты — доносить до читателя правду, — не унималась Людмила Григорьевна.

— Так мы этим и занимаемся, — спокойно парировал я. — И продолжим заниматься. Но чем больше людей заинтересуется нашими текстами из-за правильных заголовков, тем больше будет прочтений и до тем большего количества советских граждан мы донесем достоверную информацию.

— Но ведь они и так прочитают! — Метелина твердо решила меня переспорить. Вот уж верно: в тихом омуте черти водятся.

— Не нужно думать, что люди читают просто по факту, — отрезал я, намереваясь прекратить эту дискуссию. — Да, есть те, кто поглощает газеты и книги от корки до корки. Но большинство людей избирательны. Для них мы и будем выдумывать яркие заголовки, привлекающие внимание. Никто не говорит, будто мы должны писать что-то вроде «Гигантская саранча в штате Айова загрызла школьный автобус». Нет! Не путайте, пожалуйста, просто громкие заголовки с интересными. И если вы дадите мне договорить, то сами сделаете те же выводы.

Разгоревшаяся перепалка лишь подогрела интерес журналистов к моим словам. Метелина, поняв, что я все равно буду стоять на своем, притихла, но явно не сдалась. Наоборот, смотрела на меня теперь снисходительно: мол, давай-как, щенок, расскажи нам о журналистике. Хотя, быть может, и я сейчас на эмоциях преувеличиваю. Скепсис тоже нужен, главное, чтобы он был здоровым. А не просто ради поспорить.

— Итак, — я продолжил. — У нас есть всего несколько секунд, чтобы зацепить читателя заголовком. Возьмем, к примеру, вот этот материал, — я взял заранее заготовленную газету. — Как он озаглавлен? «Гордость района». Не спорю, информационный повод отличный — рекорд по надоям молока в тысяча девятьсот восемьдесят пятом. Но заголовок тухлый, уж простите меня за резкость. Потому что точно так же можно было назвать и статью про деревенских механизаторов, которые собрали самодельный комбайн. Или про животноводов, которые получили награду на ВДНХ. Понимаете, о чем я?

— Мы должны заинтриговать читателя, — подала голос Зоя Шабанова. — Чтобы заголовок был ярким и буквально заставлял прочитать подробности.

— Именно, — подтвердил я. — Почему бы не назвать статью, скажем, «Сто вагонов молока»?

— Так интересней, — кивнул Бульбаш, к нему присоединился Шикин, а потом и другие журналисты. Кроме Метелиной, которая и написала про «гордость района».

— Теперь другой пример, — я быстро нашел статью самого Виталия Николаевича, чтобы не быть пристрастным. — Два года назад вышло интервью с Прасоловым, предшественником Анатолия Петровича Краюхина на посту первого секретаря. И что мы видим? «Геннадий Прасолов отвечает на вопросы».