Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как насчет розы без шипов? — вдруг спросил я. — Если можно добиться изменения цвета, то, наверное, не стоит труда вывести сорта с разными стеблями, цветоножками, листьями и прочими частями растения, в том числе шипами?
— Как же без шипов, ваша милость, — сказал он, помотав головой, — эдак растение останется без защиты. Они бывают зелеными или буроватыми, острыми или тупыми, но, по моему опыту, появляются на стебле всегда.
— А как вы думаете, можно вырастить цветок с крошечными безопасными шипами?
— Не знаю, никогда не пробовал.
Ах, до чего же тупы простолюдины. Хотя тугодумие служит им своеобразным щитом.
— В общем, попытайтесь! — сказал я. — Я щедро отблагодарю вас за выведение сорта без острых шипов.
Я подошел к нему ближе и поймал его озабоченный взгляд.
— Это очень важно для меня, — прибавил я, — мне нужна ваша помощь!
— Я постараюсь, ваше величество.
— Много ли времени может для этого понадобиться?
— Я не знаю, — сразу встревожившись, растерянно ответил он. — Это уж как Господь пожелает. Вот я уж думал, что вывел желтую розу… — он опять кивнул на засушенный цветок, — но на будущий год она вновь покраснела.
— Понятно-понятно, — бросил я, рассеянно оглядываясь вокруг.
— К тому же у нас долгие зимы. И нам не остается ничего другого, как только ждать весны.
Зима… Ожидание… Ох как это знакомо.
— Делайте все возможное, — сказал я. — Человеческие старания в конечном счете всегда дают хорошие плоды.
Я покинул хижину садовника и вышел в залитый солнцем розарий. Должно быть, Брэндон уже в Ричмонде и Анна читает мои предложения…
— А пока возьмите вот это, — сказал садовник, догоняя меня, и вручил мне глиняный горшочек с небольшим цветком.
Благодаря опыту старика и хорошо удобренной почве бутон уже начал открываться. Коснувшись стебля, я склонил голову, чтобы вдохнуть нежный цветочный аромат. Но в нос мне бросилась омерзительная вонь. От моих пальцев все еще несло найденной у Кромвеля мазью, несмотря на тщательное мытье рук и на довольно продолжительное время, прошедшее после ночи.
Вздрогнув от отвращения, я резко отдернул руку, непроизвольно разжал пальцы, и выпавший из них горшочек разбился.
Ах! Как же я неловок…
Старик, конечно, обиделся. Опустившись на колени, он начал собирать черепки. Но он все-таки выведет для меня розу без шипов. Он должен. Ведь ему приказал сам король.
— Простите меня, — сказал я. — Это досадная случайность.
Вытирая руки носовым платком, я быстро удалился.
Жуткий запах. Зловоние кромвелевской подлости. Он осквернил даже этот день. Вернувшись в покои, откуда мне так хотелось вырваться на волю, я приказал вызвать Калпепера. Его не смогли отыскать. Что ж, дам поручение пажу. Я должен немедленно встретиться с Кранмером и рассказать ему о том, что произошло нынче ночью. Розы были забыты.
Как сообщил паж, Кранмер не поехал в Ламбет после заседания Тайного совета. Сейчас он проводил с прелатами заседание, где обсуждались мое заявление и прочие вопросы, связанные с теологией и библейскими переводами. Когда я ворвался в дверь, Кранмер сидел за полированным дубовым столом в окружении сведущих церковников. Представляю удивление благочестивого собрания! Перед почтенными отцами лежали все имеющиеся в наличии английские переводы Писания: Достопочтенного Беды[19], склонного к ереси Уиклифа и Тиндейла, а также Ковердейла и Мэтьюса[20]. Священные откровения Господа выворачивались тут, как преступник на дыбе.
Я решительно прошел по залу, сделав почтительный жест в сторону священных книг. Прелаты повскакивали из-за стола, от растерянности рассыпав лежавшие на коленях свитки.
— Господа, мне приятно видеть, что даже в такой чудесный июньский день вы усердно трудитесь над Словом Божьим. Господь, несомненно, вознаградит вас небесным блаженством, — с улыбкой произнес я.
Моя улыбка не нашла отклика. Святые отцы боялись, что я явился с проверкой.
— К сожалению, мне необходимо ненадолго лишить вас общества архиепископа Кентерберийского, — продолжил я, призывно протягивая руку к Кранмеру. — Но я обещаю скоро вернуть его вам.
— Продолжайте работу, — распорядился Кранмер. — Пожалуйста, постарайтесь подобрать как можно больше синонимов для слова «ангел» в главах о Воскресении. Я буду вам весьма признателен.
По-прежнему никто не улыбался.
— Пойдемте, Томас, — тихо сказал я, кладя руку ему на плечо.
Когда мы вышли из зала и свернули в ближайший коридор, я остановился и отпустил его.
— Простите за внезапное вторжение, — извинился я, — но необходимо срочно разобраться в крайне серьезных делах.
Кранмер в ответ лишь помотал головой, словно внезапно разбуженный человек, пытающийся стряхнуть остатки сна.
Мы пришли в мою укромную малую гостиную, где можно было поговорить со всей откровенностью, не опасаясь чужих ушей. Да, как же хорошо знакомо мне это убежище со стенами, обшитыми дубовыми панелями, в мою память врезались все их прожилки и неровности! С каким удовольствием я обсуждал бы дела в более уютном месте… но лишь сюда не могли добраться шпионы Крама.
— Томас, Кромвель стал изменником… связался с еретиками.
Рослый архиепископ молча смотрел на меня. Его голубые глаза излучали невозмутимое спокойствие.
— Уверяю вас, прошлой ночью я получил доказательства!
Я поведал ему о своих сомнениях, страхах, дурных предчувствиях и, наконец, о хранении изменнических книг. Кранмер по-прежнему стоял передо мной, недвижимый, как древнеримская статуя правосудия. Казалось, архиепископский сан придал ему еще больше здравого смысла и благоразумия.
— Итак, у нас появился анабаптистский мятежник! — после долгой паузы воскликнул он.
— Безусловно. Даже не знаю, как давно он связался с ними.
Неужели он стал предателем в те времена, когда поил меня шербетом? О нет, вряд ли! Тогда мы были добрыми союзниками.
— Еретики хотят с его помощью развратить моих подданных.
— А я доверял ему, ваша милость, — едва не плача, выдавил Кранмер. — Вы тоже. Я полагал, что в нем живет истинная любовь к Богу, почитание Христа. О Владыка Небесный, если нельзя верить даже ему, то кому вообще можно?
Сам Господь вложил в его уста такие слова, но в тот момент от волнения я не обратил на них внимания, поглощенный необходимостью покончить с Кромвелем.
Да, он будет арестован по обвинению в государственной измене… пусть только закончится этот мучительно долгий день. Как только разрешится щекотливое брачное дело с Клеве и Анна согласится написать своему брату, услуги Кромвеля мне больше не понадобятся.
Дневная жара спала и уже подступили сумерки, когда вернулись два моих посла. Оба выглядели усталыми, а их наряды изрядно запылились. Но это не страшно. Это даже хорошо. Значит, что они успешно выполнили задание. Где-то среди беспорядочной массы свитков, которые придворные прятали под плащами (отчего казалось, под ними скрываются ветвистые оленьи рога), должны быть желанные подписи и печати.
— Итак? — спросил я, поднимаясь с кресла.
— Она согласилась, ваша милость, — выдохнул Брэндон, извлекая и протягивая мне документы.
Взяв их, я с ребяческим нетерпением сразу взглянул на подпись: «Анна, принцесса Клевская».
— Хвала Спасителю! — пробормотал я.
Спохватившись, я предложил моим посланцам присесть и подкрепиться. Для них этот день прошел не менее мучительно, чем для меня. Они поблагодарили меня и устроились за столом. Деловитый паж принес чаши с водой, чтобы прибывшие могли ополоснуть руки.
— Королева… леди Анна… с трудом перенесла это известие, — приглушенным голосом сообщил Уайетт, вытирая салфеткой пальцы.
Ничего удивительного. Она ведь полюбила меня и думала, что до конца дней останется английской королевой.
— Понятно, я очень сочувствую ей, — сказал я, не погрешив против истины.
Да, неразделенная любовь мучительна. К тому же обидно лишиться высокого положения, каковое считаешь своим по праву.
— Увидев нас издалека за садовой изгородью, она упала в обморок, — добавил Брэндон.
Лишилась чувств? Невероятно! Нет, какие глупости?! Не могла же она забеременеть, не познав мужчину, как Дева Мария. Нет, что за фантазии приходят мне в голову? Должно быть, она потеряла сознание от любви, от безнадежной любви.
— Бедняжка, — вздохнул я.
— Она решила, что мы привезли ее смертный приговор, — пояснил Брэндон. — Подумала, что ее заключат в тюрьму, осудят и казнят.
Я пренебрежительно усмехнулся.
— Право, ваша милость, она жутко перепугалась. Ведь вы с самого начала показали, что не в восторге от ее внешности и лишь вынужденно согласились на брак, а потом отослали ее одну в Ричмонд. Она не глупа. Я уверен, ей отлично известна история Анны Болейн. Ссылка, опала… Все повторилось.