Ельцин. Кремль. История болезни - Александр Хинштейн

Сама Степанова оба этих варианта отметает с ходу. Она уверяет журналистов, что с Ельциным ничто их не связывало.

Да, он часто приезжал к хозяевам в гости, но все общение их ограничивалось сервировкой стола и подачей блюд. Если и делал комплименты, так исключительно по причине хорошего своего воспитания.

«Здоровались, конечно, перебрасывались несколькими ничего не значащими фразами, и все. Да и не до флирта мне было – за день так набегаешься, что не до любви».

И все-таки, к кому же шел тогда Ельцин ночью, да еще с букетом?

Парадоксально, но Степанова настаивает: к ним, на 38-ю дачу.

«Просто он, наверное, не знал, что их (хозяев. – Авт .) нет дома».

Успенские милиционеры косвенно подтверждают ее слова. В своих объяснениях они указали, что Ельцин, придя на пост, сразу же попросил связаться с 38-й дачей, но там никто не ответил…

…После всех этих перипетий Степанову долго таскали на допросы, требовали признаться, что она была любовницей опального политика. Степанова отнекивалась. В скором времени – и девяти месяцев не прошло – у нее родился сын Павел. Замуж Елена не вышла до сих пор…

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ

Дошедшие до биографов письма Ленина к Инессе Арманд (их было более 150, но большинство не сохранилось: Ленин попросил вернуть их ему и, вероятно, впоследствии уничтожил) свидетельствуют о быстро сложившихся близких отношениях, которые продолжались вплоть до смерти Инессы. Арманд была незаурядной личностью, способной загораться, эмоционально отзываться, волновать окружающих, и лидер русской социал-демократии оказался в числе ее поклонников. Потомки И. Арманд отрицают романтические отношения между ним и «русской француженкой».

Как водится, слухи об успенском падении Ельцина разлетелись по стране в считанные дни. В очередях, на кухнях, в курилках и банях люди обсуждали новые козни Кремля и Лубянки.

Резонанс достиг такого размаха, что вопрос вынесли даже на Политбюро. Спикер российского парламента Виталий Воротников записал в своем дневнике, что 16 октября у Горбачева до членов Политбюро довели обстоятельства «мокрого» дела.

Сам Борис Николаевич шумной огласке был поначалу не рад. На другой же день после случившегося он позвонил министру внутренних дел Бакатину и попросил расследования не проводить. Мол, ничего страшного не произошло; незачем поднимать сыр-бор.

Однако МВД не вняло его мольбам. Формально у Бакатина имелись на то все основания. В соответствии с УПК, для того, чтобы начинать расследование, вполне достаточно и устного заявления о преступлении.

Заявление такое было. Первым ведь полудетективную историю похищения Ельцин поведал сотрудникам отделения по охране спецдач Одинцовского УВД. Те и соответствующие рапорты написали.

И вот, на сессии Верховного Совета СССР – ясно не без ведома Горбачева – полицейский министр Бакатин делает сенсационное заявление. Когда его спрашивают о таинственном покушении, министр охотно пускается в откровения. Сначала он воспроизводит рассказ самого Ельцина. Затем уточняет:

«Что касается версии Ельцина, то никто – ни его водитель, ни пост ГАИ, мимо которого якобы шел Борис Николаевич, ни фактическая обстановка (высота моста около 15 метров), ни время происшествия ее не подтверждают».

Это выступление дорого потом обойдется Бакатину: в 1991 году, когда тот станет последним председателем КГБ, именно Ельцин добьется его отставки.

Он, правда, пригласит напоследок Бакатина к себе, радушно предложит на выбор любой министерский портфель или верительную грамоту посла, но…

«Он знал, что я откажусь, – усмехается Бакатин. – Я отказался… Однако позже три моих попытки вернуться на государственную службу в исполнительные структуры Ельциным демонстративно игнорировались, как бы не замечались. “Бакатин?.. А кто это такой?..” – соизволил он как-то пошутить перед журналистами.

Бывший министр внутренних дел Латвии Бруно Штейнбрик рассказал мне, что слышал, как Ельцин в пьяной компании пообещал меня “по стеклу размазать”».

Между тем, как бы Ельцин к нему ни относился, но в той мокрой ситуации Бакатин повел себя достаточно щепетильно. О симпатичной домоправительнице он не обмолвился и словом, хотя к тому моменту Степанова была уже установлена и допрошена. А в секретном докладе, отправленном Горбачеву, министр внутренних дел настаивал даже на прекращении дела.

Этот документ столь лаконичен, что я позволю себе привести его целиком.

«Совершенно секретно!

Генеральному секретарю ЦК КПСС,

Председателю Президиума Верховного Совета СССР

тов. М. С. Горбачеву

Уважаемый Михаил Сергеевич!

В соответствии с Вашим поручением по поводу распространившихся в Москве слухов о якобы имевшей место попытке нападения на депутата Верховного Совета т. Ельцина Б. Н. докладываю:

6 октября заместитель начальника Следственного управления ГУВД Мособлисполкома т. Ануфриев А. Т., в производстве которого находится данное уголовное дело, в целях выяснения обстоятельств происшедшего разговаривал с Ельциным Б. Н. по телефону. Тов. Ельцин заявил: "Никакого нападения на меня не было. О том, что случилось, я никогда не заявлял и не сообщал и делать этого не собираюсь. Я и работники милиции не поняли друг друга, когда я вошел в сторожку. Никакого заявления писать не буду, т. к. не вижу в этом логики: не было нападения, следовательно, и нет необходимости письменно излагать то, чего не было на самом деле".

С учетом изложенных обстоятельств уголовное дело принадлежит прекращению. Поводом для распространения слухов о якобы имевшем место нападении на т. Ельцина Б. Н. является его заявление, не нашедшее своего подтверждения.

Министр внутренних дел СССР

генерал-лейтенант милиции В. Бакатин».

И сразу же – для контраста – еще один документ. Заявление Ельцина для печати, сделанное под впечатлением бакатинских откровений на сессии:

«16 октября 1989 года на сессии Верховного Совета СССР под председательством М. С. Горбачева был обнародован инцидент, затрагивающий мои честь и достоинство. Против моей воли к разбору данного вопроса был привлечен министр МВД СССР товарищ Бакатин, который, смешивая ложь с правдой, не имел морального права способствовать распространению слухов, порочащих меня в глазах общественности. Более того, товарищ Бакатин ранее заверил, что никакого расследования, а также оглашения информации, касающейся лично меня, проводиться не будет.

Новый политический фарс, разыгранный М. С. Горбачевым на сессии Верховного Совета и раздуваемый официальной прессой как событие первой величины в стране, объясняется, конечно, не заботой о моем здоровье и безопасности, не стремлением успокоить избирателей, а новой попыткой подорвать здоровье, вывести меня из сферы политической борьбы.