Делу конец – сроку начало - Евгений Сухов

— Может быть, вы узнаете кого-нибудь из этих людей, — в который раз за сегодняшний вечер протянул Шевцов фотографии.

Мужчина осторожно взял карточки. Перелистал их без всякого интереса, как это делают малолетние дети, разглядывая книжку с картинками. Но попробуй отними, визг будет несусветный. Вот и Глеб Егорович, несмотря на показное равнодушие, цепко разглядывал фотографии. Поджал подбородок, серый, заросший мелкой щетиной, отчего тот стал напоминать наждачную бумагу, и произнес хрипловато, как будто выражал Шевцову соболезнование:

— Никого не обнаружил, да и не люблю я рассматривать тех, кто в банк заходит. Мое дело бумажки да цифры, а за ними персоналии не разглядеть.

Дальнейший разговор представлялся пустым, время было жаль.

— Если что-то вспомните, то непременно сообщите нам, — сказал на прощанье майор Шевцов.

— Я всегда рад помочь нашим органам, — Глеб Егорович тряс руку Шевцова, будто имел серьезное намерение отхватить у него половину ладони.

Третьим подозреваемым был мужчина лет тридцати. Низенький, угловатый, в огромных черных очках с толстыми стеклами, он производил впечатление типичного банковского работника, чья стихия — ворох неразобранных бумаг и кипа папок, рядком выстроившихся на столе. Подобный экземпляр человеческой породы абсолютно не вписывается в сауну, переполненную голыми девицами, его с трудом можно представить за стойкой бара, потягивающего через соломинку крепкий коктейль, а если удается встретить на пляже, то вдали от основной массы отдыхающих и непременно в серых трусах, прикрывающих коленки.

— Присаживайтесь, — предложил Шевцов, указав на стул. — Насколько я понимаю, вы Сергей Юрьевич Глазков?

— Он самый, — смущенно улыбнулся гость, лицо его при этом болезненно поморщилось, и он стал напоминать махонького дракончика, едва вылупившегося из скорлупы. И робко, словно ноги и впрямь еще не совсем окрепли, протопал к столу. — Чем могу быть полезен?

— Многим, уважаемый Сергей Юрьевич, — с улыбкой заверил Шевцов. — Вы знаете, по какому поводу я вас вызвал?

— Я думаю, по поводу ограбления, произошедшего в банке. — Указательным пальцем он привычно поправил сползающие очки, которые больше напоминали маску аквалангиста.

Через толстые стекла его глаза казались неестественно крупными.

— Совершенно верно. Что вы можете сказать по поводу случившегося?

— А что, собственно, я могу сказать… я ведь не участвовал, так сказать, в ограблении.

— Вы, оказывается, очень остроумный молодой человек, — по достоинству оценил шутку майор Шевцов.

За темными стеклами промелькнуло нечто похожее на обиду — мол, я тебе, уважаемый товарищ следователь, как на исповеди, чистую правду, а ты меня за клоуна держишь!

— Но я действительно ничего не знаю. Целыми днями не вылезаю из своей комнаты и не вижу ничего, кроме отчетов и цифр. За мной числится всякая документация, мне просто голову поднять некогда! — рассерженно захлопал глазами очкарик.

— А вы давно в Москве?

— Недавно. Здесь я живу у дальних родственников, и поэтому мне приходится очень много работать, чтобы начальство по достоинству оценило мой труд. А там, кто знает, может, и квартиру купят.

Даже если общение растянуть на несколько часов, вряд ли можно что-либо вытянуть из Сергея Юрьевича. Такие типы скучны и неинтересны, как серые мыши, и способны вкалывать по двадцать часов в сутки в надежде заполучить пятнадцать квадратных метров в неустроенной коммуналке где-нибудь на окраине города. Шевцов сунул руку в карман, чтобы показать фотоснимки, но раздумал: картина была ясна полностью, до самого последнего мазка.

— Если что-нибудь вспомните, обязательно нам сообщите.

Майор Шевцов поднялся и протянул руку. Эти людишки из провинции — крепкие ребята, своего не упустят, и, возможно, он пожимает ладонь будущему президенту банка. Пальцы Сергея Юрьевича слегка дрогнули, очевидно, от волнения, да и ладонь влажная. Что ж, парня можно понять, не каждый день вызывают в милицию для беседы.

Через несколько минут дверь с шумом распахнулась настежь, в кабинет вошел капитан Васильчиков. Против обыкновения он был слегка взволнован и напоминал борзую, унюхавшую в густой луговой траве свежий заячий след. То же хитроватое выражение, тот же азарт и присущее погоне волнение, отсутствует разве что свесившийся с пасти язык и шумное дыхание.

— Я тут проверил документы у всех троих, паспорта и все прочее, так вот, оказывается, наш Сергей Юрьевич уже пятый год числится в покойниках. Вот так-то.

— Отправь за ним человека.

— Уже отправил группу, а еще «жучок» зацепил на штанину.

— Когда успел?

— Когда в коридоре с ним столкнулся.

— Молодец. Пока он шляется по городу, осторожненько, без лишней суеты, езжайте к нему на квартиру и покопайтесь в его вещах, может быть, отыщете что-нибудь интересное.

— Сделаем, — охотно отозвался капитан Васильчиков.

— Если он кому-то будет звонить, засеките номер. Не исключено, что он захочет сразу связаться с хозяином.

— Понял, — энергично заверил капитан. При этом его сходство с борзой еще усилилось, он слегка выгнулся, словно приготовился к решительному броску, а нос по-хищному заострился.

— Постой, я пойду с тобой, — Шевцов вытащил из стола «макаров».

Глава 15

Разговор со следователем подействовал на Рудольфа Альбертовича угнетающе: и получаса не продолжалась беседа, а такое впечатление, будто успел отсидеть в карцере несколько суток. Ссутулившись, словно принял на плечо неподъемную ношу, он теперь напоминал неуклюжую каракатицу, расползающуюся по морскому дну, а руки, неимоверно длинные, сравнимы были со щупальцами.

Он подошел к телефонной будке, вставил пластиковую карточку и уверенно набрал номер. По этому номеру он мог звонить только при крайней необходимости. Сейчас для него настал именно такой случай.

В ответ раздалось недружелюбное:

— Слушаю!

— Это звонит Рудольф… Тут меня вызывали в милицию… Ну, по поводу ограбления.

— И что? — В голосе абонента послышались тревожные нотки. — Ты зачем сюда звонишь, тебе же сказано.

— Я решил посоветоваться с вами, — робко промолвил Рудольф Альбертович, промокнув рукавом испарину, обильно проступившую на широком лбу. — Я говорил им так, как мы условились…

— Послушай, ты не должен был сюда звонить, — оборвал его резкий голос. — Ладно, где ты сейчас находишься?

— На станции «Кропоткинская», недалеко от своего дома.

— Иди к себе домой и не предпринимай ничего без моего разрешения. Что делать дальше, я тебе сообщу.

— Понял, — убито произнес Рудольф. — Послушайте!..

Вместо ответа в трубке послышались громкие частые гудки.

Рудольф Альбертович был одним из гениев финансовых пирамид. Он умел разглядеть миллионы там, где обыватель видел только придорожную пыль. Рудольф Альбертович играл на финансовом поле так же артистично, как гроссмейстер на шахматном, и словно ребенок радовался, если отыскивался нестандартный ход. Он был создан для финансовых афер точно так же, как хитроумная отмычка — для замка. Финансовые схемы, составленные им в тиши кабинета, мгновенно расходились по банкам, как игральные карты по рукам шулеров. Его мозг фонтанировал самыми изящными комбинациями, где роль пешек исполняли дочерние и подставные фирмы, задействовав еще при этом весь банковский арсенал.

Возможно, он и дальше продолжал бы преумножать собственное немалое состояние, если бы однажды случайный просчет не разорил банк, в который, как выяснилось позже, была вложена изрядная часть общака. Уже на следующий день были взорваны управляющий банка и его заместитель, а еще через неделю исчезли три человека, не разглядевшие досадный просчет. А человек, курировавший неудачную операцию, и вовсе проявил неосторожность — свалился с семнадцатого этажа высотного здания с тремя пулевыми отверстиями в голове. Интуиция подсказывала Рудольфу Альбертовичу, что в ближайшие часы он должен будет закрыть список неудачников, и самое разумное, что оставалось в его положении, так это устроиться егерем в какой-нибудь заповедный сибирский уголок и прокуковать в абсолютном одиночестве года три-четыре.

Он уже уложил немногие вещички в кейс и присел на дорожку на крепкий стул, который приветливо скрипнул под его костистым телом, как дверь неожиданно открылась и на пороге, криво улыбаясь, предстал мужчина лет тридцати.

— Что же ты так уходишь не по-человечески, — поморщился гость, — попрощаться бы желательно.

Возможно, его появление не выглядело бы странным, если бы не три замка, которые незнакомец открыл без малейшего звука, и неизящный «вальтер», ствол которого был направлен в самую переносицу.