Михаэль Шумахер. Его история - Кристофер Хилтон

«Фьорано великолепно смотрится в снегу, но трасса настолько сырая, что делать сравнения с прошлогодней машиной пока невозможно. F310B соответствует регламенту, легок в управлении и не создает никаких проблем. Это хороший знак! Надежность в этом году будет очень кстати. Пока невозможно предсказать, сможем ли мы побеждать с первых гонок. Об этом нельзя будет говорить даже после первых совместных с нашими соперниками тестов в Хересе. Этого нельзя предсказать до самой первой гонки 9 марта в Мельбурне».

Михаэль пояснил, что «гонщик может внести свой вклад в улучшение технических характеристик автомобиля. В прошлом году я нарисовал схему, чтобы показать, какие ощущения я испытываю, сидя за рулем, что работает, а что нет. Это нам очень помогло! Мы выявили массу проблем. Но поиск решений — дело конструкторов. С точки зрения аэродинамики машины Формулы 1 сегодня настолько сложны, что необходимость внесения любой мелочи может повлечь за собой полный пересмотр всей конструкции».

А еще он признал, поразив всех: «Мой напарник Эдди Ирвайн работал в прошлом году не лучшим образом, потому что для тестов у нас была только одна машина. В этом году их две». Он прояснил ситуацию, заявив, что в Мельбурне в 1996-м Ирвайн пропустил его вперед на первом круге, «потому что я был быстрее. В этом сезоне, если Эдди будет быстрее, я буду держаться позади в интересах команды. Если у него будет больше шансов заработать титул, я ему помогу. И он сделает то же самое для меня. А если я по каким-то причинам сойду (в гонке), его задачей будет заработать максимум очков».

Потрясение вызывал тот факт, что Шумахер вписал в свой контракт оговорку, согласно которой Ирвайну однозначно отводилась роль второго номера, исключая случаи, когда у Михаэля возникнут проблемы, — только тогда Ирвайн может получить свободу действий, да и то лишь по усмотрению команды.

Затем Шумахер отправился в Херес, где тесты начались с трех отказов мотора (позднее последовал и четвертый), и его восторги по поводу машины или отсутствие таковых породили новую волну слухов. Среди прочего в те дни судачили о предстоящем уходе Барнарда, появлении Алена Проста в Ligier, приходе Берна, которого уломали на время отказаться от прелестей тайского побережья в пользу кишащих акулами вод Маранелло. Впрочем, он расскажет об этом сам.

«Я расстался с Benetton и отправился в Юго-Восточную Азию запускать школу подводного плавания. В Benetton я работал полным ходом до 7 вечера 31 декабря, а в первые дни января, наконец, получил свободу. Я отправился на остров в южной части Таиланда, чтобы посмотреть, что там можно сделать. Пару месяцев предполагалось потратить на то, чтобы исследовать несколько мест и выбрать одно для себя. Однажды я отдыхал в небольшом гостевом домике, расположенном прямо на пляже, и тут меня позвала хозяйка, владевшая этим местом. Она сказала, что мне кто-то звонит, и первой мыслью было: кому это я понадобился, не случилось ли чего с моими родными в Южной Африке. Оказалось, звонит Жан Тодт. Он сообщил, что предстоит перестройка всей команды, все снова будет сосредоточено в Италии, и поинтересовался, не хотелось бы мне поработать главным конструктором. Я ответил, что подумаю.

Как я понимаю, они позвонили мне потому, что я был в хороших отношениях с Россом Брауном, а Росс в октябре 1996-го перешел из Benetton к ним. Я оставил ему свой номер, сказав: «Если что-то понадобится, в первые несколько недель меня можно найти по этому телефону. Ну а если захочешь понырять, просто приезжай!» Перейдя в Ferrari, он передал мой номер Жану Тодту, а тот позвонил мне. Дней через десять я был в Маранелло…»

О чем вы думали, принимая решение? Ведь это не из Benetton вам позвонили со словами «у нас тут проблемы, может, вернетесь?» Вам позвонили из Ferrari!

«Знаете, я видел это так: мне предложили сконструировать машину, которая могла принести Ferrari первый титул за последние двадцать лет. Это уникальный случай! Единственный на всем земном шаре. Это была первая причина. Я подумал о такой перспективе, и решил, что в конце концов ничто не сможет мне помешать заняться тем, чего я больше всего хочу (школой плавания), — я только отлажу это дело на пару лет. И второе, о чем я подумал: это же возможность поработать с Михаэлем и Россом. И я решил: «Да!»»

Но Михаэль спокойной жизни вам не даст!

«Не знаю. Вполне возможно».

Он решил окружить себя людьми, которых знает.

«Безусловно. Это важный фактор».

Тем временем Михаэль столкнулся на испытаниях, по-прежнему проходивших в Хересе, с проблемами в рулевом. И хотя он все еще твердил о прогрессе, между строк явно читалась критика, ведь он прибавил не настолько, насколько рассчитывал. Бергер за рулем Benetton показал на этой неделе лучшее время — 1:21.24. У Шумахера был только седьмой результат — 1:22.86.

По воспоминаниям Барнарда, для него эти тесты были «практически последними, когда я занимался машиной. Я приехал туда кое-что изменить в настройках и посмотреть, что это даст. Но проблема в том, что там был Росс Браун, там был Асканелли, Тодт, Шумахер. Это было слишком. Я пробыл в Хересе два дня и уехал. Я сказал им: «Все, я ухожу, с меня довольно!» Они вытворяли такое, что даже Росс Браун возражал: «Нет, этого мы делать не будем».

Например, у них был активный дифференциал, а по своему опыту работы с активными дифференциалами, насчитывавшему много-много лет, я знал, что с такой штукой нельзя быть на 100% уверенным ни в чем. Можно поиграться с этой штукой, перестроить машину и легко получить отвратительные результаты. Последнее, о чем я мечтал, — это чтобы на новую машину поставили активный дифференциал. Я предлагал: давайте поставим стандартный дифференциал и поработаем с ним. Они отвечали: «Нет-нет, мы знаем, что он нам даст, мы в нем абсолютно уверены». Тогда я подумал, что это нонсенс, глупейшая ситуация, это форменный фарс. Конечно, я мог все это остановить, напомнив им, что я по-прежнему здесь и это я отвечаю за настройку машины, но я подумал: а зачем, какой смысл! Я знал, что все кончено, знал, что ухожу. И сказал себе: «Решил уходить — уходи!» Я сказал им, что не вижу никакого смысла оставаться в команде, собрал свои вещи и отбыл. Вот как все было. Вот как все закончилось».

Тем временем в команде Jordan объявился Ральф Шумахер. Он пришел в Формулу 1 примерно так же, как в свое время его брат: картинг с трех лет, клубные гонки в шесть, затем чемпион Германии среди юниоров в 1991 году. Он дорос до Формулы 3, немного погонялся в японской Ф3000 и в конце 1996 года опробовал McLaren Mercedes.

В истории Формулы 1 уже бывали случаи, когда там гонялись братья (десять случаев) и — так, для статистики — отцы с сыновьями (восемь случаев), так что дуэт Шумахеров уникальным назвать было нельзя. И, раз уж речь зашла о делах семейных, отметим, что 19 января у Михаэля и Коринны родилась дочь Джина-Мария.