Время-не-ждет - Джек Лондон

— Хорош! — сказал Харниш.

Однако барышник счел долгом предостеречь его.

Хозяин лошади, поручивший барышнику ее продать, настаивал, чтобы покупатель был поставлен в известность о своенравии Боба. Барышник так и сделал.

— Я бы не сказал, что он очень злой, а все-таки с ним надо держать ухо востро. Коварства в нем нет, зато с причудами и фокусами. Того и гляди искалечит тебя — просто из озорства, понимаете, без злого умысла. Я лично не стал бы ездить на нем. А вообще говоря, он хорош по всем статям. Посмотрите на грудную клетку, на ноги. Никаких изъянов. Ни работы, ни хлыста не знает. Никто еще не сумел с ним справиться. Он вырос в гористой местности, бездорожья не боится, по горам прыгает, как коза, если только не начнет дурить. Не пуглив, не шарахается, но иногда притворяется, что испугался. Задом не бьет, зато на дыбы становится. Без мартингала с ним не обойдетесь. У него скверная привычка — ни с того ни с сего поворачивать обратно, чтобы подразнить седока. Все зависит от его настроения. Бывает, что двадцать миль пройдет тихо и мирно, а на другой день и сесть не даст; просто сладу с ним нет. К автомобилям так привык, что может разлечься рядом и уснуть или сено жевать из кузова. Штук девятнадцать пропустит и глазом не моргнет, а на двадцатом вдруг понесет, точно индейская лошадка, не нюхавшая города. Одним словом, для джентльменской езды слишком проказлив и беспокоен. Хозяин прозвал его Иудой Искариотом и отказывается продавать, не предупредив покупателя, что это за фрукт. Ну вот, я все вам сказал, что знаю о нем. А теперь обратите внимание на гриву и хвост. Видели вы что-нибудь подобное? Волос тонкий, все равно как у младенца.

Барышник был прав. Харниш пощупал гриву коня и убедился, что такого тонкого, шелковистого волоса он не видел ни у одной лошади, и цвет необыкновенный — почти каштановый. Когда Харниш запустил в гриву пальцы. Боб повернул голову и игриво ткнулся мордой ему в плечо.

— Оседлайте, я проедусь немного, — сказал он барышнику. — Не знаю, как он относится к шпорам. Только не английское седло, дайте хорошее мексиканское, и мундштук помягче, раз он любит становиться на дыбы.

Харниш сам помогал седлать Боба: застегнул мундштук, выровнял стремена, подтянул подпругу. Он неодобрительно покачал головой на мартингал, но все же послушался совета барышника и разрешил надеть. И вот, в наилучшем расположении духа, стоял смирно и только слегка приплясывал. Во время часовой проездки он тоже вел себя образцово, если не считать вполне позволительных курбетов и скачков. Харниш был в восхищении. Покупка состоялась немедля, и Боба вместе с седлом и прочим снаряжением переправили через бухту и водворили на жительство в конюшнях Оклендской школы верховой езды.

На другой день, в воскресенье, Харниш поднялся спозаранку и поехал в Окленд, захватив с собой Волка, головную лайку своей бывшей упряжки; это была единственная собака, которую он вывез с Аляски. Сколько он ни рыскал по Пиедмонтским горам, сколько ни скакал по дороге со многими воротами, ведущей в Беркли, — нигде он не увидел ни Дид Мэсон, ни ее гнедой лошади. Но ему некогда было огорчаться этим — его собственный гнедой конь требовал слишком много внимания. Боб упорно не желал слушаться, пускался на всевозможные выходки и к концу дня измучил своего седока и сам замучился. Харнишу потребовалось все его знание лошадей и умение обращаться с ними. А Боб, со своей стороны, показал все свои фокусы до единого. Обнаружив, что мундштук затянут слабее обычного, он взвился на дыбы и зашагал на задних ногах. Целых десять минут Харниш тщетно пытался переупрямить Боба; тогда он спешился и подтянул мундштук, после чего Боб в течение получаса проявлял ангельскую кротость. На этом Харниш и попался. Решив, что Боб окончательно усмирен, он поехал шагом, развалясь в седле, отпустив шенкеля, и стал скручивать папиросу; поводья свободно лежали на шее лошади. Но Боб внезапно, с молниеносной быстротой, повернул вспять на задних ногах, чуть приподняв передние, Харниш потерял правое стремя и обеими руками схватился за шею лошади; Боб не преминул воспользоваться этим и поскакал галопом. От души надеясь, что Дид Мэсон не встретится ему в эту минуту, Харниш кое-как выправился, остановил лошадь и вернулся на прежнее место. Здесь Боб опять проделал свой фокус. На этот раз Харниш усидел, но и только; правда, он успел натянуть поводья, однако это не помогло. Он уже заметил, что Боб поворачивает направо, и решил дать ему шпору слева, но Боб поворачивал так внезапно и мгновенно, что Харниш не успевал и оглянуться.

— Знаешь, Боб, — сказал Харниш, вытирая пот со лба, — должен сознаться, другого такого живчика, как ты, не скоро сыщешь. Ну что ж, так я буду щекотать тебя шпорой, не отнимая… Ах, дрянь ты этакая!

Не успел Харниш дотронуться шпорой до жеребца, как тот поднял левую заднюю ногу и сильно ударил по левому стремени. Харниш, любопытства ради, несколько раз давал шпору, и каждый раз Боб отвечал пинками по стремени. Тогда Харниш решил, в свою очередь, ошеломить Боба внезапностью нападения — вонзил ему в бока обе шпоры и вытянул хлыстом по брюху.

— Никто тебя еще не учил по-настоящему, — пробормотал он, когда Боб, сообразив, что нашла коса на камень, перестал артачиться и поскакал вперед.

Еще раз десять Харниш пускал в ход шпоры и хлыст и только после этого решил насладиться бешеным галопом своего резвого скакуна. Проскакав с полмили. Боб, не чувствуя больше ни шпор, ни хлыста, чуть сбавил аллюр. Отставший было Волк уже догонял их, и все, казалось, шло как по маслу.

— Ты у меня скоро забудешь, как поворачивать обратно, — сказал Харниш; и в ту же секунду Боб повернул.

Он вдруг затормозил на всем скаку, упершись в землю передними ногами. Харниш припал к его шее, обхватив ее обеими руками, а Боб немедленно встал на дыбы и повернул обратно. Только первоклассный ездок мог усидеть в седле при таком маневре, и Харниш едва не свалился с лошади. Когда он выправился. Боб уже мчался во весь опор, и Волк шарахался в кусты от его копыт.

— Ну ладно, погоди малость! — проворчал Харниш, снова и снова вонзая шпоры и работая хлыстом. — Хочешь дурить? Посмотрим, кому раньше надоест.

Немного погодя Боб попытался перейти на легкий галоп, но Харниш продолжал подгонять его. Наконец Харниш решил, что с Боба хватит, круто повернул его и пустил рысью, потом остановил, чтобы проверить, как он дышит. Боб, с минуту постояв смирно, повернул голову и ткнулся мордой в стремя, всем своим видом показывая, что довольно, мол, прохлаждаться, пора двигаться дальше.

— Ах, черт тебя возьми совсем! — восхитился Харниш. — Ни злобы, ни обиды, хоть бы что! А ведь досталось тебе на орехи. Да ты просто золото, а не конь!