Асы шпионажа. Закулисная история израильской разведки - Стивен Стюарт

У Ярива были свои представления об использовании полученной информации. Во всем мире в разведывательных организациях существует тенденция — хранить секреты, добытые иногда с большим трудом. Секретная информация обычно известна самому агенту и небольшому числу старших командиров. Доклад агента переписывается, его читает начальник разведки, а затем, поставив на папку с докладом штамп «совершенно секретно», его прячут. Таким образом, разведывательная деятельность сама на себе замыкается. Информация становится своего рода предметом коллекционирования.

Ярив заявил, что штамп «совершенно секретно» может оказаться «самым большим нашим врагом».

Он настаивал на том, что раз полученную информацию нужно постоянно восстанавливать. Каждый раз заново определять, какому именно подразделению (вплоть до взвода) в армии она может оказаться полезной.

После появления Ярива в Военной разведке все командиры рот и батальонов начали систематически получать новейшие карты районов, где они действовали, а также подробную информацию о сопротивлении, которое могли встретить в ближайшем к их расположению секторе.

Ярив настаивал и на встречных действиях. Офицер разведки в каждом подразделении получал указание собирать по крупицам доступную ему информацию и отсылать ее в штаб. Все это давало основание для создания новых исправленных карт.

Бесспорно, Исер Харел был выдающимся человеком. Но Амит и Ярив своей деятельностью начали новую эпоху в истории израильской разведки, превратив ее в организацию, которая превзошла все достигнутое под началом Харела.

Часть пятая

СМЕНА ГЕНЕРАЛОВ

Глава пятнадцатая

Меир Амит начал без отлагательства полную перестройку секретной службы. Самым значительным событием в цепи перемен было назначение генерала Ярива руководителем Военной разведки. С годами Ярив и Амит стали друзьями.

Впервые Мосад был настоящим партнером Военной разведки. Позади остались (во всяком случае в это время) все разногласия, которые отравляли отношения между двумя родственными организациями. В самом Мосаде Амит реорганизовал всю систему отношений, существовавшую при Хареле. Они стали значительно более формальными. По мнению некоторых старых сотрудников, это привело к бюрократизации аппарата и, как следствие, к полной потере способности Мосада функционировать как единое целое.

Каждый начальник отдела Мосада теперь имел постоянный доступ к исследовательским материалам Военной разведки. Каждый начальник отдела действовал в строго отведенных ему пределах, географических или оперативных. Неожиданным образом эта система способствовала расширению его кругозора, а не замыкала в круге узких проблем.

В прошлом Мосад приступал к обсуждению того или иного вопроса по мере того, как он появлялся. Теперь от его сотрудников требовалось понимание общих задач Мосада. Поначалу многим казалось, что установленный Амитом принцип приоритета информации, непосредственно связанной с нуждами вооруженных сил, ограничивает сферу деятельности разведки. Это опасение не подтвердилось. Оперативная активность Мосада (которая в общем выросла) вовсе не была полностью подчинена интересам военных.

Как это ни парадоксально, далее оказалось, что систематический анализ данных, полученных даже из далеких от Ближнего Востока стран, может быть непосредственно связан с интересами Израиля, хотя не всегда это сразу становится очевидным.

К примеру: агент Мосада в одной из африканских стран сообщил, что министр страны досадовал на то, что доставленное из СССР военное оборудование почти все оказалось устаревшим, т. е. не соответствовало достигнутой ранее договоренности. Одновременно в Мосад стали поступать отрывочные сведения такого же рода из других мест. Это могло означать только одно — русские решили оружие, предназначенное этим странам, направить в те районы мира, которые в данный момент показались им политически более важными. Когда через некоторое время из Каира поступили сведения о том, что египетские офицеры из отделов военного снабжения и артиллерийских частей поехали в Советский Союз, нетрудно было уже догадаться, куда направляют русские свое вооружение.

Израиль, таким образом, уже заранее, еще до того как соответствующие соглашения между Советским Союзом и арабами были подписаны, мог предупредить об этом американскую администрацию, которая без промедления восстановила нарушенное соотношение сил в этом районе.

Амит придавал большое значение новой технологии в своем деле, но отдавал себе при этом полный отчет в том, что самая совершенная техника не может не только заменить агента, но даже просто уменьшить значение его деятельности.

Вскоре он понял и другое: специфические способности агента ни психологическими тестами, ни самыми подробными исследованиями установить невозможно. Можно получить только самое общее и поверхностное представление о его характере.

Амит в самом начале своей деятельности отправил в Бейрут молодого израильтянина. Бейрут, хоть и арабский город, но считался одним из наименее опасных для проникновения израильских агентов. Во всяком случае, менее опасным, чем, скажем, Каир, Дамаск или Багдад. Агент подавал надежды. Всем казалось, что его ждет блестящая карьера. Он был способным и честолюбивым человеком. На службе в израильской армии показал себя мужественным и искусным солдатом. Как и все израильские агенты, он прошел самую полную психологическую проверку — результаты ее были великолепными.

Сразу же из аэропорта Бейрута он направился в отель, номер в котором был заказан для него заранее. Получив ключи, он благополучно в него вселился, но выйти из него наотрез отказался. Ни разумные доводы, ни уговоры на него не действовали. Выяснилось, что в бейрутском аэропорту, где он должен был пройти паспортный контроль со своими фальшивыми документами, он страшно нервничал. Произошел нервный срыв.

Положение стало трагикомичным, когда выяснилось, что агент не только не может выполнять свои функции, но отказывается выйти из номера даже для того, чтобы улететь в Израиль. Перед Мосадом маячила перспектива пожизненно оплачивать пребывание одного из своих агентов в фешенебельном бейрутском отеле.

Чтобы выйти из этой ситуации, пришлось обратиться за помощью к ЦРУ. Агента усыпили и в этом состоянии отправили в Израиль. Дома он пришел в себя, к нему вернулись и силы, и мужество, и он даже стал просить, чтобы его испытали еще раз.

После этого комичного эпизода Мосад постигла уже настоящая катастрофа. Эли Коген в Дамаске и Вольфганг Лоц в Каире — оба агенты самого высокого класса — были арестованы. Ни один из агентов израильской разведки в арабских странах — за исключением Макса Беннета, который, как помнит читатель, случайно связался с командой Лавона в Каире, был арестован и покончил с собой в тюрьме перед тем, как предстать перед судом, — не был пойман.

И Эли Коген, и Вольфганг Лоц были мастерами своего дела. Агенты, работающие в самой гуще событий на неприятельской территории, хорошо понимали, что одна-единственная ошибка может стоить им жизни. Информация, которую передавал Исеру Харелу Лоц относительно немецких ученых, оказалась несерьезной, но общий его вклад в дело израильской разведки — неоценим. Единственный недостаток Лоца состоял в неумении оценивать техническую информацию, во всем остальном он был на недосягаемой высоте. Чувствуя себя совершенно уверенно, он вращался в египетском высшем свете, был на дружеской ноге с генералами и офицерами египетской разведки и потому легко получал сведения, которые так важны были для Израиля.

Меир Амит вначале, так же как в свое время Харел, был настроен скептически по отношению к Лоцу. Но вскоре оценил его по достоинству и эксплуатировал сверх всякой меры. Он требовал информации обо всем — слухах, сплетнях, настроениях. Запас информации Лоца, однако, был так велик, что по существу передавать ее с помощью передатчика из ванной комнаты он был не в состоянии. И в конечном счете погубило его именно непрестанное давление Тель-Авива.