Вор и убийца (СИ) - Флейм Корвин

Оставив лейтенанта в двух шагах от Альбрехта Огсбурга, генералов и Дамана, солдаты вернулись. Кажется, они возвращаются по мою душу… Проклятый пепел! Так и есть! Подофицер указал заостренной бородкой на мою закутанную в плащ фигуру. Пнув кованным сапогом для острастки, мне тоже заломили руки. Спустя четверть минуты, я стоял перед важными огсбургцами, опустив голову и спрятав лицо в тень капюшона. Кровь и песок! Мое положение стремительно менялось: от плохого к худшему!

— Он! Это он! — кричал Конрад. Хотя нет, более правильным будет сказать, что Даман вопил. — Герардова ищейка! Его прислали, чтобы следить за мной!

— Как видно, я прибыл сюда не зря, — с каменным лицом сказал Тейвил, когда Даман замолк, чтобы перевести дух. — Жаль, что оказался в Бранде слишком поздно.

Конрад Даман побагровел. Еще мгновение, и его снова разорвёт поток истеричной желчи.

— Довольно, — чеканно произнес герцог.

— Ваша светлость, я всего лишь хотел…, - попытался возразить Даман.

— Вы не услышали меня? — герцог Альбрехт говорил с ноткой равнодушия в голосе, но в его глазах отчетливо мелькнуло раздражение. Когда Конрад Даман заткнулся, огсбургец перевел взор на лейтенанта.

— Это так? Вы посланы на север с… — герцог замялся, подбирая нужное слово. Он изъяснялся на общем языке практически без акцента, — с тайной миссией?

Тейвил оставил обращенный к нему вопрос без ответа.

— Что ж, — после короткой паузы продолжил Альбрехт Огсбург, — у нас отыщутся те, кто поможет сделаться более сговорчивым. Уведите его!

Рундаширы повели барона прямиком к тюрьме. У входа в здание их нагнал кузнец, который принялся сбивать с ног Тейвила кандалы, однако ничего хорошего это ему не сулило.

Герцог Альбрехт заговорил с генералами на имперском наречии, Даман переминался с ноги на ногу в сторонке, а я обливался потом под шерстяным плащом. Про меня как будто забыли. Но нет, ненадолго. С меня сорвали капюшон.

Брат императора со скукой разглядывал мою небритую физиономию с ссадинами и синяками. Ну что за интерес допрашивать какого-то купца? Зато Даман превратился в большую толстую рыбу: таращил глаза и беззвучно открывал рот, силясь что-нибудь выдавить из себя. Экс-вице-король Заморской Арнии узнал меня с первого взгляда. Эх, лучше бы орки избили до неузнаваемости.

Альбрехт Огсбург заметил необычное поведение Дамана и теперь с гораздо большим любопытством посмотрел меня. В свите герцога тоже не оставили без внимания происходящее, уж больно яркими пятнами пошел Конрад Даман.

— Ты, — наконец смог произнести Даман, — Живой!

— Да и ты, как погляжу, не издох.

Тирада, что последовала после этих слов, была достойна самого дна любого из злачных мест, какие только можно представить. Даман орал, что есть мочи и даже попытался подступиться ко мне, однако был остановлен одним из серебряных. Кричал Даман без стеснения, на всю округу.

— Кто это? Вы знаете имя сего человека? — спросил герцог, как только Даман заглох на мгновение, чтобы достать платок.

Даман переводил маленькие глазки то на меня, то на имперца, постепенно он приходил в себя. Герцог терпеливо ждал, чего не скажешь об его свите. Высокопоставленные офицеры вовсю шептались позади Альбрехта Огсбурга и как будто насмехались над Даманом.

— Ваша светлость, — заговорил Даман, — это очень опасный преступник. Он вор и пират, убийца…

Конечно, Конрад загнул, назвав меня убийцей, но в целом мне было безразлично, что он наплетет. Стало все равно, что будет со мной дальше; хуже, чем мог представить, точно не будет. Надо ж так глупо попасться!

— … и надлежит четвертовать! — закончил свою речь Даман.

— Душа этого человека принадлежит Церкви! Это дело церкви! — вдруг громогласно объявил отец Томас. Я и не заметил, как он очутился близ герцога и теперь буравил меня взглядом. Его взор прожигал насквозь. Истинный инквизитор!

— Душа каждого из здесь присутствующих принадлежит империи! — левый глаз герцога дернулся. Хорошее расположение духа и выдержка покинули его. Альбрехт Огсбург вплотную подошел к инквизитору и медленно проговорил. — А здесь я олицетворяю власть Его Императорского Величества, и только мне решать, забрать ли эту душу либо поступить с ней иным способом.

Над окрестностями тюрьмы повисла гробовая тишина.

— Напоминаю вам, святой отец о времени. Его Величество Карл Первый милостиво даровал вам и вашим чадам три дня на раздумье. Готова ли инквизиция Северной марки…

— Инквизиция Арнийского Сумеречья! — Томас Велдон перебил Огсбурга своим железным тоном, от которого у обывателей Бранда тряслись коленки.

Герцог побледнел, но его пронял не страх, а ярость. Тем не менее, совладав с собой, он продолжил:

— Готова ли инквизиция… — Албрехт старался говорить, избегая острых углов, — Готова ли инквизиция Бранда дать клятву верности Его Императорскому Величеству?

Даже я был поражен, только что имперец предложил священнику подчиниться светской власти. Неслыханно! Церковь всегда стояла особняком от политических дрязг и войн. По меньшей мере, Матерь Церковь постоянно декларировала это. В любой стране духовенство подчиняется только папе — первосвященнику в Тиме и наместнику Бога Отца и Бога Сына на Орноре, но, видимо, в империи огсбургов с недавних пор все иначе.

— Однажды я уже дал обет, — молвил отец Велдон. Он воспринял слова герцога очень спокойно. Скорей всего слышал их не в первый раз. — Я давал обет Двуединому Святому Духу и Матери Церкви. Новая клятва может быть только Дьяволу!

Отец Томас Велдон невозмутимо сложил руки на груди и спокойно посмотрел в глаза Альбрехту Огсбургу. В лицо герцога, олицетворявшего власть Его Императорского Величества, как он сам выразился, было брошено страшное оскорбление. Я покосился на троицу инквизиторов, сбившихся кучкой в дюжине шагов позади, перед цепью оцепления. Они держались, стараясь сохранить невозмутимость, но церковникам было очень не по себе.

Герцог не выдержал напора черных глаз инквизитора. Он вернулся к своей свите, метнув через плечо подофицеру, притащившему меня и Тейвила за оцепление:

— Этого тоже увести!

Кинув на меня злой, мстительный взгляд, довольный Даман засеменил за имперцами.

— Я настаиваю! — Велдон сделал несколько шагов к огсбургцам, пока его путь не преградили двое серебряных. — Он совершил тяжкий грех! Он не только сбежал из тюрьмы, но и помог проклятому избежать упокоения!

Герцог замер и спустя один удар сердца резко развернулся на каблуках. Пальцы правой руки его светлости тарабанили по эфесу шпаги.