Солдатами не рождаются - Константин Симонов

– Вы кто по званию? – спросил Синцов.

– Старший сержант.

Синцов удивился. Думал: раз офицер связи, то хотя бы младший лейтенант.

– Потери были в полку, – отозвался провожатый. – Когда девятнадцатого ноября в наступление пошли, мало потеряли. А потом уже, в декабре, одну высотку брали, фронт ровняли: трое суток тыр-пыр, тыр-пыр…

Он вздохнул, не одобряя это «тыр-пыр».

– Лейтенант был, офицер связи, его – на роту, а меня – на его место.

Ветер дул прямо в лицо. Синцов на ходу потер рукавицами заледеневшие щеки и нос. Вещевой мешок, закинутый за одну лямку, упал на снег. Провожатый подхватил его.

– Давайте понесу, товарищ старший лейтенант.

– Несите, коли не лень.

– Больно легок, – прикидывая мешок на руке, сказал провожатый.

– Пехоте много не положено.

– Полушубок вам надо достать. Говорят, к наступлению в дивизию еще полушубков доставили.

– Мои полушубок в Сталинграде остался, – сказал Синцов.

– Как так в Сталинграде?

– В батальоне моем бывшем. Соединимся – возьму.

Провожатый присвистнул.

– До соединения еще далековато! – Потом сказал серьезно: – От нашего переднего края до центра города, если по прямой, сорок километров. Артиллеристы при мне считали. И половина – по открытому месту.

Синцов не ответил. Про полушубок сказал так, к слову. Конечно, со своим бывшим батальоном навряд ли встретишься, тут уж лотерея!

– А вот эта дорога к нам, – сворачивая впереди Синцова, сказал провожатый.

– Поливанова, комбата, не знали? – спросил Синцов о своем предшественнике.

– Нет. Я из первого батальона. У нас комбат с августа все тот же. А в третьем батальоне жизнь та же, а комбаты не задерживаются.

«Они не задержались, а я задержусь», – подумал Синцов.

Он уже несколько раз перед тяжелыми боями испытывал предчувствие, что какие бы ни были потери, а с ним ничего не случится, и слова о не задержавшихся в батальоне комбатах не испортили ему настроения.

Но провожатый, наверно, решил, что зря накаркал новому человеку, и опять стал говорить об артиллерии, что ее, как никогда, до черта наставлено и она завтра «как даст подготовочку, так у немцев на переднем крае сразу все умрет».

«Ну да, умрет! Какая ни будь артиллерия, а все же не щипцы – в каждый окоп не залезет и каждого немца не вынет», – подумал Синцов.

Дорога вывела в узкую балочку. Справа по снежному откосу темнели входы в землянки. Далеко впереди, там, куда тянулось устье балки, взлетела высоко в небо пулеметная трасса, и вдогонку сухо, морозно простучала очередь.

– Тишина-то какая, – сказал провожатый, выждав, не стрельнут ли еще.

И действительно, вся напряженность окружающей тишины почувствовалась лишь теперь, после этой вдруг простучавшей и бесследно потонувшей в снегах очереди.

– Вам к командиру полка, сюда, – показал провожатый на ближайшее темневшее в снегу пятно.

Маленькая землянка была тесно набита. Ближе всех к двери, с краю стола, сидел густоволосый большеголовый майор в накинутом на плечи полушубке. Он повернул к появившемуся из-под плащ-палатки Синцову крупное носатое армянское лицо, и Синцов, поняв, что это и есть командир полка майор Туманян, стал докладывать о прибытии.

– Обратитесь к заместителю командира дивизии, – сказал майор и недовольно повел тяжелой головой в сторону сидевшего в углу землянки гололобого полкового комиссара в очках.

Синцов, исправляя ошибку, попросил у того разрешения обратиться к командиру полка. Гололобый кивнул и, пока Синцов докладывал и предъявлял документы, подавшись вперед, внимательно смотрел на нового комбата.

Кроме этих двоих в землянке вокруг стола, впритык друг к другу, сидели еще три офицера: два молодых майора в шинелях, с артиллерийскими петлицами и третий, круглый, в полушубке, с большим артиллерийским биноклем на шее.

Когда Туманян, посмотрев документы Синцова, хмуро сказал, чтоб садился, крайний из артиллеристов, тоненький майор, тесня боком соседа, подвинулся, очистив Синцову краешек огибавшего стол накрытого соломой земляного выступа. Синцов сел.

– Бережной, – сказал гололобый и, раздвинув соседей, выпростав широкие плечи, потянулся короткой, толстой рукой. – Рад новому комбату. – Он стиснул руку Синцова и, еще раз раздвинув артиллеристов плечами, всунулся обратно. – Начальник штаба дивизии, – он кивнул на телефон, как будто телефон и был самим начальником штаба, – сказал, что вы старый сталинградец. Так?

– Так, – сказал Синцов.

– Тем более рад, – сказал Бережной. – И командир полка рад, только не имеет привычки показывать. А это наши боги войны, – поведя головой налево и направо, сказал он об артиллеристах. – Собственные, приданные и поддерживающие. В Сталинграде часто их у себя видели?

– С утра до вечера, – сказал Синцов. – Без них бы не жили.

– А где у вас огневые были? – спросил артиллерист в полушубке.

– Все огневые за Волгой, – сказал Синцов.

Еще в госпитале, слушая расспросы разных, в том числе, казалось бы, сведущих людей, он понял, что все же издали они плохо представляли себе действительное положение в Сталинграде, при котором уже в октябре нечего было и думать тащить через Волгу артиллерию на те узкие клочки берега, что еще оставались в наших руках.

– А связь? Телефонная?

– Телефонная.

– Не замыкало кабель под водой?

– Замыкало, – сказал Синцов. – Ракетами дублировали.

Пока шел этот разговор, Туманян, не обращая на него внимания, занимался своим делом. Позвонил по телефону, вызвал «двойку», потребовал какого-то Ильина и, узнав, что тот спит, приказал разбудить.

– Сюда вызвать хочешь? – спросил Бережной.

Туманян молча кивнул, подождал и сказал в трубку:

– Ильин, батальон можете оставить?.. Так. Понятно. Тогда через тридцать минут явитесь ко мне. А прежде чем уйти, вызовите к себе командиров рот…

– Он оторвался от трубки и посмотрел на часы. – На двадцать два сорок.

Туманян положил трубку, и Синцов тоже посмотрел на часы. Двадцать два сорок – через час. Этот Ильин исполняет обязанности командира батальона, потому и придет сюда. А когда они вдвоем вернутся в батальон, командиры рот уже будут собраны для первого знакомства.

Командир полка, видимо, не любил терять времени, да и обстановка не позволяла.

– С вашего разрешения, товарищ полковой комиссар, мы пойдем, – сказал тоненький артиллерийский майор, вытаскиваясь из-за стола.

Синцов встал и освободил проход.

– А чего пойдете, сидите, – сказал Бережной. – Вы боги, от вас секретов нет.

– Зайдем к начальнику штаба, еще раз кое-что уточним, – сказал тоненький майор.

Второй артиллерист тоже вылез из-за стола. Поднялся в круглый в полушубке.

– Разрешите отбыть, – сказал он, не входя в объяснение причин. И, протискиваясь мимо Синцова, добавил: – С вами неплохо бы до утра увидеться; мой НП недалеко от вашего.

Проводив глазами артиллеристов, Туманян развернул карту и начал не с вопросов к Синцову, а прямо с обстановки на фронте полка, с противника.

«Кто его знает, – подумал Синцов, – может, считает вопросы излишними. Кого бог и начальство дали в комбаты в ночь перед наступлением, с тем и воевать».

Смены частей немцы не производили, взятые накануне пленные показали, что перед фронтом полка прежний противник – части 14-й пехотной дивизии немцев. Полоса обороны состоит из трех позиций – по нескольку траншей каждая. Сидят уже три недели и хорошо укрепились.

– Да им это и особых трудов не стоило, – сказал Бережной, оторвавшись от вынутых из полевой сумки бумаг. – На одном из наших же сталинградских обводов сидят. Сидят, сволочи, в блиндажах и окопах полного профиля, вырытых сталинградскими трудящимися. Не то что мы – долбим теперь землю, как кость; пока голову и задницу спрячешь, семь потов спустишь!

Передний край батальона тоже не изменялся уже три недели, за исключением высотки на правом фланге, взятой неделю назад.

– Когда первый раз неудачно брали, – снова оторвался от бумаг Бережной, – командир батальона, до Поливанова был, Тараховский, погиб на ней по-дурацки.

– Не его вина была, товарищ полковой комиссар, – сухо сказал Туманян, и в его сдержанном голосе была обида за неизвестного Синцову, по-дурацки погибшего там, на высотке, командира батальона.

– А я не говорю, что его вина…

– Теперь наши силы… – Туманян памятливо, не заглядывая в лежавший перед ним блокнот, перечислил все, что имелось в батальоне и поступало под команду Синцова. – В стрелковых ротах по шестьдесят пять – семьдесят человек, ручных пулеметов комплект, в пулеметной роте одиннадцать станковых, в минометной – девять минометов. После общей артподготовки продвижение батальона будет поддерживать огнем тот самый майор в полушубке, который недавно ушел, командир приданного артполка.

Синцов прибавил к записям в своей полевой книжке еще одну: «Майор Голубев».