Тоомас Нипернаади - Аугуст Гайлит

- Ах вот как мне платят за мои благодеяния, - грустно произнес  Нипернаади. - Я спас старику жизнь, вылечил его, собрал его урожай, а теперь он отбирает у меня мою Кати! Вот угодил — прямо в разбойничье гнездо, ничего не скажешь! Странно, что мой пиджак еще на мне. Отчего бы им не отобрать у меня сапоги, рубашку, каннель? Пусть берут их и вышвыривают меня в лес нагишом.

Он остановился перед Кати, погладил ее по голове и, глубоко задетый сказал:

- А я-то радовался, воображал, как ты будешь счастлива у меня в усадьбе. Что я скажу теперь своим близким, когда спросят меня, куда я дел свою Кати. Я написал родным письмо, а в нем так и сказал: у меня есть маленькая Кати, я хочу видеть ее своей женой и вашей хозяйкой. Она любит меня, эта птаха, и сам я от нее без ума. О Боже, если б я только знал, что сказать дома родным? Они радостно выбегут мне навстречу, захотят поприветствовать счастливых молодоженов — ан Кати-то и нет. Я обманул их, я страшно обманул их!

Снова нервно зашагал по комнате, а Кати следила за ним печальными глазами.

- Видно, придется мне все-таки пойти с тобой, - печально заключила она. - Я обещала стать твоей женой и исполню свое обещание.

Нипернаади словно огорошенный обернулся и подбежал к Кати.

- Что ты сказала? - переспросил он. - Ты хочешь ехать со мной, в мой дом?

- Хочу поехать с тобой, - покорно повторила Кати.

- Ну уж нет, - отрезал  Нипернаади, - теперь из этого ничего не получится. Зачем мне видеть тебя несчастной? Я же знаю, Яак нравится тебе больше, чем я, тебе полюбились его мощь и сила, а мои слова тебе, как осеннее солнце — ничуть не греют. К чему мен делать несчастными вас обоих и терпеть угрызения совести. Лучше я уйду один, уйду, зная, что моя маленькая Кати обрела счастье и желанного мужа, этого кошмарного матадора. А мою боль и страдания не принимайте близко к сердцу.

- И ты в самом деле даешь мне свободу? - радостно выпалила Кати.

Нипернаади не спешил с ответом, походил по комнате, словно взвешивая, потом подошел к Кати и сказал:

- Что же с тобой поделаешь? Бери своего кошмарного матадора!

И девушка, сидевшая тихо, как мышка, вдруг вскочила, подбежала к  Нипернаади и расцеловала его. Обнимала его, счастливая, сияющая, щебетала и повизгивала.

- Яак, Яак! - позвала она рада-радешенька. - Яак, хозяин Хансуоя, иди же сюда!

И когда Яак вышел из задней комнаты и вопрошающе воззрился на Кати, девушка подбежала к нему и вскрикнула:

- Знаешь, Яак,  Нипернаади отпустил меня и сказал, что ты можешь на мне жениться!

- Правда? - спросил Яак, с сомнением глядя на  Нипернаади.

- Уж наверное, Кати говорит правду, - мрачно буркнул  Нипернаади. - Что мне с ней делать, раз она любит тебя?

- Я так и думал, - сказал Яак удовлетворенно. - Он спас мне жизнь, он вылечил меня и жену должен был дать тоже он. Но вот что я скажу, с пустыми руками ты с моего хутора не уйдешь. Пойди ко мне на конюшню, выбери лучшую лошадь и, когда завтра отправишься домой, поедешь на ней,  как на своей.

И не думай, что я отдаю тебе ее за Кати, просто ты хороший человек и я тобой доволен. Ты спас мне жизнь и помог мне убрать хлеб, не предлагать же тебе, богатому человеку, деньги, как какому-нибудь батраку или поденщику, вот и бери лошадь в знак моей благодарности, а если затруднишься с выбором, кликни Моормаа, этот заячий хвост знает моих лошадей, как хозяйка своих коров. Так, значит. А ты, Кати, беги свари нам кофе, и в шкафу еще должна быть остаться водка. Мой родственник Тоомас должен чувствовать себя не у чужих людей, он мой гость и друг. Вот так.

И вскоре явилась Кати с дымящимся кофейником. Они сели за стол, и хозяин Хансуоя благоговейно, дрожащей рукой разлили водку по рюмкам. Одну протянул Кати, другую Тоомасу и сказал:

- За наше здоровье и за то, что мы так замечательно поладили! А ты, Тоомас, не печалься, что все получилось так, а  не иначе! На то была воля божья, а уж если он что придумал, то не стоит нам взбрыкивать на манер лошадей. Он-то знал, кому отдать Кати, вот видишь, выбрал меня, хозяина Хансуоя.

- Знаешь, Яак, - дружелюбно сказала Кати, держась за рукав Яака, - когда выпадет снег, съездим к   Нипернаади в гости. Живет он неподалеку, мы сможем часто его навещать.

С улыбкой обернулась к  Нипернаади и добавила:

- Обязательно хочу увидеть твой роскошный дом, и ту замечательную комнату, что ты мне предлагал, помнишь, ту, что покрыта мягкими шкурами и коврами. И лес хочу посмотреть, как он шумит и раскачивается в осенние бури. Но прежде ты сам еще разок приедешь сюда, когда нас с Яаком обвенчают — этого ждать недолго. И привезешь свадебный подарок — эту Лоо, ладно? Яак, ты еще не знаешь, у нег есть замечательная борзая, и я хочу получить ее — это будет свадебный подарок.

- К свадьбе он найдет подарок и получше! - добродушно заметил Яак.

- Что-нибудь получше и Лоо тоже! - поправила его Кати. - Но Лоо обязательно и что-нибудь получше тоже. И запомни — ровно через три недели после воскресенья. Смотри, приезжай непременно, а то и мы к тебе ни ногой.

- Как — уже и день свадьбы назначен? - поразился Нипернаади.

- Мы его назначили, еще когда ездили к доктору, - откровенно признается хозяин Хансуоя.

- Ну, не скажи, - выговаривает ему Кати, - не так это было. Ты в тот раз и правда сказал, что тогда-то и тогда-то, но я считала иначе. Я казала: «Если Тоомас разрешит, я согласна, но ты поговори с Тоомасом».

- Я и поговорил, - поддержал ее хозяин Хансуоя, - как приехал, так и поговорил. Я так и сказал: «Тоомас, отдай девушку мне». А он ответил: «Не отдам».  И я сказал: «Дурак будешь, если отдашь!»

- Да замолчи ты! - вдруг рассерженно восклицает Кати. - И вообще — не слишком-то заносись! Да, да, мы еще у пастора не были, и я пока вольная птичка. Лечу, куда хочу. Что ты скажешь, если утром встану с петухами, увяжу свои вещички в узелок да и уйду с Тоомасом? У него усадьба не чета твоей, дом из свежетесаных бревен и даже с высоченной башней. Ну, что скажешь, если уйду к нему в усадьбу?

- Никуда ты не уйдешь! - угрюмо отвечает хозяин и сжимает кулак, вот-вот трахнет им по столу.

Кати вдруг прыскает со смеху, смотрит на Яака сияющими глазами и треплет ему волосы.

- Ну и медведь! - веселится она. - Яак, знаешь, Тоомас называет тебя горе-матадором и разбойничьим атаманом. Он сказал: «Попал я в разбойничье гнездо, здесь меня наверняка разденут, сапоги, рубашку и те отберут». И верно, смотрю я на тебя, ты как великан, дикарь, выбежавший из чащи, такой огромный, неповоротливый, из одной твоей рукавицы мне целый костюм выйдет. И все же я тебя не брошу, верно ты сказал — никуда я не уйду. Останусь с тобой, горе-матадор и атаман разбойничьей шайки, останусь с тобой, пускай Тоомас моложе, красивей и у него роскошный дом.

Нипернаади поднялся, поблагодарил за кофе и водку и взял шляпу.

- Уже уходишь? - спросила Кати. - Не хочешь больше попить с нами кофе и поболтать?

- Уже вечер, - ответил Тоомас. - Мне еще хочется побродить тут, да и лечь надо пораньше. Завтра вставать с петухами, к обеду хочу быть дома.

Встал из-за стола и хозяин Хансуоя, добродушно потрепал  Нипернаади по плечу и сказал:

- Чего тебе спешить, поедешь завтра вечером или даже послезавтра. И помни, что я тебе сказал про лошадь. Сейчас еще светло, поэтому сходи-ка ты на конюшню и выбери себе подходящую. И скажи этому Моормаа, чтобы пошел с тобой. И завтра, пока не позавтракаешь, я тебя в дорогу не пущу, на лошади ты за два часа доберешься. А Кати завтра испечет тебе пирогов в дорогу, сварит кофе, яйца пожарит. Верно, Кати, завтра пожаришь яйца, сваришь кофе и дашь  Нипернаади с собой гостинец — пироги — а, Кати?

- Уж я об этом позабочусь, - важно и самоуверенно говорит Кати.

И когда  Нипернаади уже уходит, хозяин Хансуоя кричит ему вслед:

- Тоомас, не забудь выбрать себе лошадь, самую лучшую в моей конюшне!

Нипернаади не пошел на конюшню. Уже вечер, на небе появились холодные свинцово-серые тучи. Порывистый ветер гуляет над голыми полями, холодны, пронизывающий. Лийз появляется из амбара, проходя мимо  Нипернаади, останавливается, будто хочет что-то сказать, но нет, презрительно улыбается и исчезает в доме.  Нипернаади вздыхает и лезет на сеновал. Здесь уже лежит батрак Моормаа, попыхивает зажатой в кулак трубкой. И когда  Нипернаади укладывается рядом Моормаа говорит:

- Слышал я, ты завтра уходишь с нашего хутора? Последний раз покурю еще твою трубку из розового корня, потом верну. Хороша трубочка, дорогая и сладкая трубка, на ярмарке такую поди не купишь?

- Нет, Моормаа, - отвечает  Нипернаади, - такую и в городе не купишь. Она сделана далеко, за границей, и стоит добрую корову. И все-таки я дарю ее тебе. Кури себе на радость и вспоминай друга Тоомаса. Почему бы мне не отдать тебе трубку из розового корня, если уж я оставляю на этом хуторе кое-что подороже?

Он вздохнул, потер лоб и грустно произнес:

- Знаешь, Моормаа, моя невеста остается у вас здесь хозяйкой. И станет женой Яака. Помнишь, как мы пришли сюда, заливались себе счастливо, как две щебетушки-пташки. И вот Яак женится на моей невесте, а я завтра ухожу отсюда один. Ах, дьявол, в жизни не видел такого дикаря! Отбирает самое дорогое и вышвыривает. Когда я вернусь в свою усадьбу, велю запрячь в сани шестерку горячих коней и по первому снегу прилечу сюда обратно. Надену меховой полушубок, шикарную шапку и лаковые сапоги. И в таком виде — прямо как с картинки, въеду в ворота Хансуоя, Кати от испуга упадет в обморок. Верно, подумает про себя — глупая же была, дурочка была, упустила такого замечательного парня и вышла за медведя, он же пень неотесанный! А я с форсом пройдусь по двору и на Кати даже не взгляну.