Пляски с волками - Александр Александрович Бушков

если наточить как следует. На хуторе у вдовушки такой и нашли – красавчик его старательно отмыл, но немного осталось между лезвием и рукояткой, оказалось, той же группы, что у убитого. Тут мы обоих и взяли, допрашивали, понятно, поодиночке и раскололи быстро – оба такого финала не ждали, подготовиться не пришло в голову, брехали неумело, во многом друг другу противоречили. Ну, был суд, оба надолго отправились в дальние лагеря…

– Интересные у вас дела творились, – сказал я. – Как в романах…

– Ну, иногда в жизни случается и такое, что ни в каком романе не прочтешь, а иногда романисты берут сюжеты из жизни… В общем, дела обстоят следующим образом. По гестаповцу мы никакой работы не ведем – по большому счету, кому интересен покойник, явно не на нелегалку здесь оставленный, а укрывшийся где-то в укромном местечке? Конечно, как водится, мы этот случай включили в сводку, она должна была и в Смерш поступить…

– Не читал, – сознался я. – И никаких разговоров об этом у нас не было. Видимо, и нашим это показалось неинтересным и абсолютно бесперспективным…

– Наверняка. Ну а вторым покойником мы, в общем, не занимаемся тоже. Нет ничего, что свидетельствовало бы, что это наш клиент. Угрозыск, конечно, дело держит на контроле, хоть и передал все бумаги нам – налицо несомненное уголовное преступление, убийство, совершенное во времена, когда стали опять действовать советские законы. Вдруг да появится ключик… Что самое интересное – есть особая примета. Хотя… С одной стороны, это особая примета, а с другой – на нее не тянет. Татуировка на груди. Вот, посмотри.

Мне хватило беглого взгляда на снятую крупным планом татуировку, чтобы испытать нешуточное охотничье возбуждение. Прежде я ее не видел, разумеется, но она была подробно описана в московских бумагах…

Это была татуировка Кольвейса! Мастерски выполненный большой царский двуглавый орел с тремя коронами и пониже большие буквы, искусным мастером наколотые: БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ! Неужели наконец-то обозначился след? Маловероятно, чтобы здесь, в глухомани, в одно и то же время оказались два человека со схожими наколками на груди. И ранения! Три старые раны у покойника, три ранения в послужном списке Кольвейса еще в бытность его царским офицером… Никак не совпадение!

Я постарался сохранить внешнюю невозмутимость. С одной стороны, Гармаш – человек свой, с другой – посторонний. Абверовский архив – исключительно наше дело, а значит, его надо держать в секрете от любых посторонних…

Отложив фотографию (и твердо решив, что следует немедленно уведомить Радаева и дело это у Гармаша забрать – чему он, есть сильные подозрения, будет только рад), я спросил:

– А по поводу второго покойника какие-нибудь версии родились?

– Конечно, – сказал Гармаш. – Конечно, чисто предварительные наметки, но куда же без них? Видишь ли, Чугунцов, хотя судмедэксперт и ручается, что жуткие раны – безусловно, не дело рук человеческих, не стоит зацикливаться на версии о волке. Допустим, волк был бешеный, оттого и забежал в город. Но прошло десять дней, а он нигде больше не объявлялся. Это неправильно. Бешеное животное, волк ли, собака ли, от людей не прячется в каком-нибудь укромном местечке, как раз наоборот: рыщет в людных местах, ищет случая напасть на человека или домашнюю животину… С тем же успехом покойника могла так обработать и крупная собака. Правда, бешеных собак за эти десять дней тоже не объявлялось, но кто сказал, что собака непременно должна быть бешеной? Дрессированных собак тоже можно использовать для убийства. «Собаку Баскервилей» читал?

– Доводилось.

– Вот… А я с таким сталкивался в жизни, был случай в тридцать четвертом, конечно, не здесь, в России. Двое молодчиков не поделили девушку. Бывает. Девица, как это с красотками часто случается, оказалась вертихвосткой, играла глазками, подавала надежды обоим. Вот один и задумал соперничка извести. Тот работал техником на автобазе, а другой, что задумал убийство, – проводником в питомнике служебного собаководства НКВД, как раз и разводил псов по объектам: фабрики, склады, большие магазины… Зверюги были те еще, натасканные кидаться на любого постороннего и пускать клочки по закоулочкам. Жил злодей не в квартире, а в частном домишке. Вот и привел однажды здоровенного кобеля, выпустил во двор, дал команду «Охраняй!». Никто в питомнике ничего не заподозрил: так у них водилось, иногда кто-то брал любимца домой – домашними лакомствами побаловать, детям показать, если были дети. А сам позвал соперника к себе, сказав, что хочет с ним решительно объясниться насчет девушки, тот и пришел. Дальше, как в басне Крылова: крестьянин ахнуть не успел, как на него медведь насел… До смерти его дог не загрыз, но порвал качественно: бедняга долго лежал в больнице, оттуда вышел инвалидом – глаза лишился, одна рука осталась парализованной: пес ему сухожилия порвал. Только жениться на предмете своей страсти, как собирался, гад не успел. Совершенно по-русски запоролся: однажды, через пару недель, распустил язык в застолье, прямо ни в чем не признался, но намеки сделал прозрачные. Один из собутыльников заявил куда следует. Судили, дали приличный срок. Я эту историю знаю не по собственному опыту – она была в очередном обзоре… Вот ее-то я и вспомнил первым делом. Вполне тянет на предварительную версию. Кто-то нашего покойничка не любил настолько, что решил убить. Подстерег на улице и спустил собаку. Именно на улице: судя по кровище, там все и произошло, никак не похоже, чтобы труп откуда-то принесли. Цепных собак в Косачах изрядно, главным образом в частных домах. Сам понимаешь: нереально проверить алиби каждого владельца, вдобавок при полном отсутствии свидетелей и улик. Вот и остается версия версией. Забрал бы кто это дело – бутылку поставил бы, а то и литр. И не спихнешь его никуда, и нормальное следствие не проведешь, а в архив списывать рано. – Он посмотрел на меня определенно с надеждой. – Чугунцов, а, Чугунцов… С чего это ты вдруг начал неопознанными трупами интересоваться?

– Ну, есть повод… – сказал я и неожиданно для себя самого спросил: – Ефимыч, а что ты про Жебрака скажешь?

– Про которого? – ничуть не удивившись, деловито спросил Гармаш. – Их же двое. Отец – мельник, а у сына слесарная мастерская в Косачах.

– Сын меня не интересует, – сказал я. – Исключительно мельник.

– Интересно… – протянул Гармаш. – Вот никогда бы не подумал, что ваши будут мельником заниматься… Ну да расспрашивать не буду, все равно не ответишь…

– Извини, Ефимыч, не отвечу…

– Понятно, – сказал он без малейшей обиды – твердый был профессионал, службу начал, когда я еще в школу не ходил. – Тебе как, полную раскладку?

– Желательно бы.