Слава Византийской империи - Александр Васильев

В течение продолжительного времени, насколько позволено нам, конечно, сказать, имея в виду несовершенство и неполноту изучения вопроса, в Византии, по-видимому, не существовало какого-либо определенного, всеми принятого общего термина для обозначения царских пожалований, если только таким термином не был харистикий; но изучение последнего именно с этой точки зрения еще не сделано, так что в данном случае мы можем высказать это лишь в виде предположения, хотя, с нашей точки зрения, и весьма правдоподобного. С XI же века в византийских памятниках появляется такой термин, который раньше прилагался в виде второстепенного эпитета к харистикию, а затем стал употребляться специально в смысле царского пожалованья. Таким термином была прония.

Грамматическое происхождение этого слова иногда смущало некоторых ученых, которые неправильно производили его от немецкого слова Frohne («барщина», «тягло») и, встретив этот термин в сербских памятниках раньше, чем узнали его из памятников византийских, даже предположили, что сербы заимствовали это слово еще в то время, когда соседствовали с готами[619]. Само собой разумеется, «прония» есть греческое слово (ттролюїа), означающее «забота», «попечение», а в христианском смысле «промысел». Конечно, слово «прония», получив специальное значение царского пожалования, не утеряло своего первоначального, только что приведенного смысла, так что в византийских документах с определенного времени параллельно встречаются оба употребления этого слова, подобно тому, как и на Западе бенефициальная система не вытеснила слова beneficium в обычном смысле благодеяния.

Лицо, просившее и получавшее монастырь в пожалованье (харистикий), обещало за это иметь о нем заботу, попечение, то есть, по-гречески, «пронию». Поэтому получивший такое пожалованье назывался иногда не только харистикарием, но и проноитом (προνοήτης), то есть попечителем. Со временем же самое пожалованное поместье стало называться пронией. Под термином «прония», согласно Ф.И. Успенскому, в Византии «разумеется пожалованье служилым людям населенных земель и других приносящих доход угодий в награду за оказанную услугу и под условием исполнения определенной службы с пожалованья»[620]. Причем под этой службой подразумевалась, главным образом, военная служба, обязательная для прониара. Надо также иметь в виду, что прония не является родовой или вотчинной собственностью, так как прониар не имеет права ни продавать, ни завещать, ни дарить пожалованную землю. Другими словами, прония отождествляется с теми военными участками, о которых речь была выше и которые ведут свое начало еще из времени языческой Римской империи. Прония жаловалась императорами или, от их имени, министрами.

Уже в X веке в источниках встречается употребление слова «прония», которое может быть истолковано в смысле земельного пожалования на условии военной службы. С полной же очевидностью специальное значение «прония» пока засвидетельствовано документами лишь начиная со второй половины XI века. Но последнее обстоятельство отнюдь не должно служить доказательством того, что этого значения прония не могла иметь раньше. Опубликование новых, более ранних документов и изучение с этой стороны других источников может открыть специальное значение пронии и для времени до XI века. В эпоху Комнинов система пожалования проний была уже обычным явлением. В связи же с крестовыми походами и с проникновением западноевропейских влияний в Византию, особенно во время латинофильского императора Мануила (1143–1180), на Востоке появляются в греческой оболочке настоящие западноевропейские феодальные названия вроде «леннике» (λίζιος = средневековому латинскому слову ligius). Интересно отметить, что, когда крестоносцы Четвертого похода, то есть западноевропейские феодалы, стали устраиваться на занятых ими территориях Восточной империи, они нашли местные земельные отношения весьма схожими с западными и без труда приспособили их к своим западным рамкам. Пожалования византийских государей в одном документе начала XIII века называются феодом (de toto feudo, quod et Manuel quondam defunctus Imperator dedit patri meo)[621]. Другой документ того же времени свидетельствует, что западные завоеватели продолжали держать покоренное население в прежних условиях жизни, ничего больше от него не требуя, как только что оно обычно делало во времена греческих императоров (debemus in suo statu tenere, nihil ab aliquo amplius exigentes, quam quod facere consueverant temporibus graecorum imperatorum)[622]. Обильный материал для изучения феодальных отношений на территории Византии дает Морейская хроника. Институт проний просуществовал до конца империи.

Изучение вопроса о пронии в Византии, взятого в связи с харистикием и военными участками, заслуживает самого глубокого внимания и может привести к любопытнейшим результатам[623] не только в смысле лучшего и более правильного уразумения земельных отношений и вместе с ними вообще внутренней жизни империи, но и в смысле поучительных и разъясняющих аналогий с другими странами, западными, славянскими и мусульманскими, включая сюда и позднейшее Оттоманское государство.

Термин «прония» является довольно обычным в сербских памятниках. Если же обратиться к русской истории, то иногда пронию сопоставляют с русским «кормлением». Но в последнем случае говорится, что в русском «кормлении» служебный характер не связывается с территорией и что под «кормлением» разумеется лишь управление городом или волостью с правом брать с них доходы (кормы и пошлины) в свою пользу. Поэтому византийская прония соответствует скорее поместью Московского государства, то есть земле, данной служилым людям именно за военную службу.

Римский патронат (patrocinium), или западноевропейская коммендация-мундиум, также хорошо известны в Восточной империи. Кодексы Феодосия и Юстиниана содержат целый ряд указов начиная с IV века, в которых патронат частных лиц, именуемый в кодексах patrocinium, сурово карался, так как люди, отдававшие себя под защиту более богатых, хотели этим самым избавиться от несения различных государственных повинностей, чего государство допустить не могло. В новеллах же Юстиниана и позднейших государей появляется и соответствующий равнозначащий греческий термин для patrocinium, а именно «простасия» (προστασία), то есть «предстательство», «защита», которая, в какой бы форме она ни проявлялась, подвергалась запрещению. Но, несмотря на запретительные меры центрального правительства, крупные землевладельцы-властели продолжали столь выгодную для них практику патроната-простасии, являясь как бы третьим лицом, каким-то посредником между государством и податным населением, и с этим злом императорская власть справиться не могла. Новелла Романа Лакапина от 922 года, запрещающая властелям делать какие-либо приобретения от бедных, упоминает среди первых способов угнетения последних простасию, то есть патронат.

Институт иммунитета (immunitas) известен также в Византии под словом экскусии, или экскуссии (εξκουσσεία), которое представляет собою вместе с производным от него глаголом (εξκουσσευειν, ξκουσσευεσθαι) не что иное, как грецизированное латинское слово excusatio (глагол excusare) с аналогичным значением. Ввиду того, что до самого последнего времени ученые, специально занимавшиеся или вообще интересовавшиеся экскуссией, исходили из того положения, что самый ранний хрисовул, жалующий экскуссию, относится лишь к половине XI века (к 1045 году), не могли видеть в этом институте, оторванном на столько веков от римского времени, пережитка прежнего иммунитета и происхождение экскуссии старались объяснить иными влияниями. Один ученый, Н. Суворов, ведет начало византийских иммунитетов-экскуссий к западным источникам, к подражанию западному образцу, перешедшему в Византию уже в германской оболочке. По его мнению, «невозможно установить историческую связь между ними и иммунистами римского права. Если даже и предположить, что германский иммунитет имеет римские корни, то в Византию он перешел уже во франкском образе»[624]. Другой исследователь, специально занимавшийся вопросом об экскуссии, П.А. Яковенко, не соглашаясь с только что приведенным мнением, приходит к мысли о том, что это учреждение возникло и развилось в Византии самостоятельно, но тем не менее отказывается приводить в связь экскуссию с римским иммунитетом, так как между этими двумя понятиями замечаются сильные различия. По его словам, «римский иммунитет уступал место средневековому, и именно уступал, а не видоизменялся… Начало экскуссии следует искать в той политической неурядице, которая возникла в Византии вследствие перерождения римских государственных порядков. Наряду с ней оказывало свое влияние смешение публично-правовой точки зрения на государство с частноправовой. Под действием этих причин создалось зерно экскуссии – воспрещение доступа представителям государственной власти во владения пожалованного и даровано было ему право собирать казенные доходы»[625].