Мессия. Том 1 - Бхагаван Раджниш

Я спрашивал людей: «Куда вы идете?» А в Индии ходить к святому называется сэва — служение. Они будут служить святому. Святой не может трудиться, не может творить, это самая бесполезная личность — ненужное бремя несчастной страны, — и ему необходимо служить.

Я знал прежде поистине замечательного человека, Магга Бабу. Его чрезвычайно утомили эти люди, непрерывно служащие ему, ведь всему есть предел. Бывало, они не давали ему уснуть! Десять человек массировали его… он был такой простой, невинной душой, что не хотел говорить ничего. «Пускай занимаются…»

Но как-то ночью он исчез. Он обычно исчезал не по своей воле. Он был, наверное, единственным человеком, которого беспрерывно похищали. Потому что когда одно село послужило ему достаточно, какое-то другое село, воспользовавшись случаем, обязательно похищало его, а ему не хотелось ничего говорить. Если ему говорили: «Садись в рикшу», — он обязательно садился.

Много раз его находили в разных деревнях и приводили назад. Но в конце концов, он так устал…

Я был студентом университета в те дни и время от времени наведывался к нему — просто посидеть около этого молчаливого человека, ведь он обычно никогда ни с кем не разговаривал. Но я был счастлив, потому что если рядом больше никого не было, он шептал что-нибудь мне на ухо. И последнее, что он прошептал мне на ухо, было: «Слезы наворачиваются на мои глаза, потому что я не смогу увидеть тебя снова».

Я спросил: «Что случилось? Какое-нибудь указание на похищение?»

Он сказал: «Нет, я так устал от всех этих людей, которые служат мне. Я не могу заснуть, поэтому я собираюсь просто исчезнуть в горах. И я не возвращусь, потому что человечество — это не место, где можно жить молча».

Он был просветленным существом, но ни одна книга по истории никогда не упомянет о нем. История, по-видимому, одержима убийцами, власть имущими — людьми, которые сотворили всевозможные беды в мире и стали не помощью или благословением, а проклятьем.

Если возникнет новое человечество, первым делом надо будет сделать костры из всех этих исторических книг. Избавьтесь от Александра Великого, Наполеона Бонапарта, Ивана Грозного, Адольфа Гитлера, Иосифа Сталина, Бенито Муссолини, Рональда Рейгана. Пусть ваши детские умы не отравляются этими людьми!

Истории следовало бы отмечать созидателей, людей, которые — никто; но из-за того, что они никто, они превратились во флейты — полый бамбук. Дует ветер — и флейта превращает ветер в песню. Это те люди, кого любит сущее, потому что они украшают его.

Но все религии против жизни. Они говорят: «Отвергайте жизнь», — а жизнь включает труд, жизнь включает любовь, жизнь включает все. «Отвергайте жизнь, ибо ваше отвержение жизни станет после вашей смерти входом в рай». Но это всегда после смерти.

Все эти религиозные люди и политики сердиты на меня просто потому, что я говорю людям, что жизнь здесь и сейчас — не после смерти, не ждите. И жизнь — в любви, жизнь — в созидании, жизнь — в понимании своей сокровенной сущности. Ибо только так сможете вы стать постоянно переполняющимся источником красоты, любви и радости.

Кому нужна жизнь после смерти? Жизнь существует перед смертью, а если вы можете жить всей полнотой, для вас смерти нет. Это опыт всех тех, кто вошел в безмолвие. Они были свидетелями величайшего чуда: их сокровенная сущность, их сознание — вечно. Жизнь может забрать одежду, тело, но жизнь не может уничтожить вас. Но только созидатель — и созидатель от любви — превосходит смерть.

Труд — это любовь, ставшая зримой.

Если вы не можете трудиться с любовью, а трудитесь лишь с отвращением, то лучше вам оставить ваш труд, сесть у врат храма и собирать милостыню у тех, кто трудится с радостью.

Если вы не можете быть созидателем, если вы не можете любить труд, если вы не можете любить жизнь, тогда единственная возможность для вас — это просто быть нищим. Любящий — это император, созидатель — это император — без завоевания всего мира. Он пленил целую вселенную чистым, любящим созиданием. Но если вы не способны на это, то, по крайней мере, садитесь перед храмом, как нищий.

Почему же он предлагает именно храм? Потому что если храм является живым храмом, — а я подразумеваю под живым храмом такой, где мастер все еще жив, — туда будут приходить искатели, любящие, созидатели, и вы постоянно будете видеть, что они такие же человеческие существа, как и вы. Возможно, вы начнете стыдиться нищенствования. Возможно, однажды вы сможете пробудиться и войдете в храм не как нищий, но как искатель истины, как искатель любви, как обучающийся созиданию.

Если вы печете хлеб равнодушно, то хлеб ваш горек,

И он лишь наполовину утоляет голод человека.

Если вы точите из гроздий сок с недобрым чувством, то оно отравляет вино.

Если даже вы поете, как ангелы, но не любите петь, то вы не даете людским ушам услышать голоса дня и голоса ночи.

Пение беспрерывно. Птицы поют, цветы поют. Слышите вы это или нет, дело другое. Вы думаете, цветы не поют? Можете считать себя глухими! Потому что я слышал их пение, танец. Даже темной ночью тишина — это песня. Если вы не способны делать что-нибудь, то по крайней мере позвольте сущему войти в ваше существо. Оно трансформирует вас.

Я называю науку трансформации медитацией.

Просто сидя здесь, слушая птиц, вы наполняетесь вечным созиданием.

Я пробыл в этом саду семь лет, прежде чем уехать в Америку. Мои люди посадили небольшие саженцы, а сейчас это настоящие джунгли, такие прекрасные, что вам не нужно делать ничего — просто сидите тихо в тени дерева и слушайте, что деревья шепчут друг другу. Между небом и землей есть постоянное общение.

И если вы услышали этот шепот, ваше сердце начнет плясать от радости. Этот шепот станет вашей песней жизни. Этот шепот позволит вам понять Песнь Соломона.

Странно, но в Ветхом Завете, святой книге евреев — а они не приняли Новый Завет в свою святую книгу; Новый Завет посвящен Иисусу и его поучениям… Так вот, в Ветхом Завете есть только одно произведение, которое имеет какое-то духовное значение, — это Песнь Соломона. Но евреи очень боятся, что люди могут узнать об этой песне. Она не обсуждалась в их синагогах, потому что это песня жизни — не отречения, но радости. Это песня любви. Это единственная часть Ветхого Завета, которая действительно религиозна. Ветхий Завет без Песни Соломона не имеет вообще ни ценности, ни значения.

Но рабби, синагоги, ученые — все, кто интересовался Ветхим Заветом, — так или иначе стыдились, что там есть Песнь Соломона, — что с нею делать? А это единственная красота во всем Ветхом Завете, самая суть духовности.

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.

15. ПО ТУ СТОРОНУ РАДОСТИ И ПЕЧАЛИ

15 ЯНВАРЯ 1987.

Возлюбленный Мастер,

Потом просила женщина:

«Скажи нам о Радости и Печали».

И он ответил:

«Ваша радость — это ваша печаль без маски. Тот источник, из которого доносится ваш смех, часто бывал полон вашими слезами.

А разве бывает иначе?

Чем глубже печаль проникает в ваше естество, тем большую радость вы можете вместить.

Разве чаша, что хранит ваше вино, не была обожжена в печи гончара?

И разве лютня, что утешает ваш дух, не была вырезана из дерева ножом?

Когда вы радуетесь, вглядитесь в глубину своего сердца, и увидите, что ныне вы радуетесь именно тому, что прежде печалило вас.

Когда вы печалитесь, снова вглядитесь в свое сердце, и увидите, что воистину вы плачете о том, что было вашей отрадой.

Некоторые из вас говорят: «Радость сильнее печали», — а другие говорят: «Нет, печаль сильнее».

Но я говорю вам: они нераздельны.

Вместе они приходят, и, когда одна из них сидит с вами за столом, помните, что другая спит в вашей постели. Истинно, вы как чаши весов колеблетесь между своей печалью и радостью.

Лишь когда вы пусты, вы в покое и уравновешены. Когда же хранитель сокровищ возьмет вас, чтобы взвесить свое золото и серебро, ваша радость или печаль непременно поднимется или опустится».

Халиль Джебран иногда, почти касается центра вашего существа, а иногда он совершенно упускает цель. И те, кто понимает только поэзию, не смогут отличить — когда он на залитых солнцем вершинах, а когда он, совсем как вы, во тьме долин.

Да, даже когда он с вами во тьме долин, он великий поэт. Он способен изрекать слова, которые звучат очень глубоко. Но они абсолютно пусты. Сегодняшние изречения относятся к этой категории — прекрасная поэзия, но крайне бессодержательная.