Русофобия. История изобретения страха - Наталия Петровна Таньшина

* * *

Как видим, Прадт весьма прагматичен как в своих страхах перед Россией, так и в её защите. И неприязнь к России, и её оправдание глубоко просчитаны и рациональны, для Прадта это лишь механизм внутриполитической борьбы, попытка формирования идеологии, в которой страхи и раздражение в адрес России используются как козырные карты.

Образ России, созданный аббатом Прадтом, оказался весьма эластичным, подвижным, зависимым от политической конъюнктуры. Он запросто меняет свои взгляды на Россию на противоположные в зависимости от ситуации. Когда речь заходит о поисках союзников, Прадт обращает свой взор на Россию и представляет её на страницах своей работы совершенно иной. Россия буквально на глазах преображается, а все её прежние негативные стороны трансформируются почти в достоинства. Это лишь подтверждает тезис о русофобии как механизме решения собственных национальных задач. Как отмечает В. А. Мильчина, «обольщение теми или иными аспектами русской жизни всякий раз объяснялось в первую очередь внутренними потребностями французов. Всякий раз они искали у русских то, чего им недоставало у себя: то просвещённого реформаторства, то непреклонного традиционализма, то духовности, соборности и антибуржуазного коллективизма…»[813] В то же время неизменной чертой сочинений Прадта остаётся характерная для постнаполеоновской Франции оптика превосходства и изображение России колоссом на глиняных ногах.

Метаморфозы аббата Прадта лишь подтверждают, что образ России конструируется в зависимости от ситуации, и его адаптация связана с конкретными внутриполитическими задачами, стоявшими перед Францией. Не от политики России, а от текущей политической ситуации во Франции и Европе в целом зачастую зависело, становился ли этот образ русофобским или русофильским.

По иронии судьбы аббат Прадт, никогда не симпатизировавший России, оказал ей большую услугу в 1812 году, будучи послом в Варшаве. Именно на него Наполеон возложил ответственность за катастрофу Великой армии, поскольку тот не обеспечил её снабжение ожидаемыми воинскими частями и лошадьми.

Рациональная русофобия прагматичных англичан

Причины французской русофобии следует искать не в экономических или внешнеполитических противоречиях между двумя странами. Главная причина, скорее, была идейной, цивилизационной. Франция по-прежнему воспринимала себя центром цивилизации: пусть былой престиж по окончании Наполеоновских войн был утрачен, она сохранила за собой статус страны, являвшейся оплотом передовых идей и либеральных взглядов. Поэтому если самодержавная Россия вызывала отторжение, то Россия, ставшая могущественной и занявшая, по сути, место Франции, — презрение и раздражение. Французская революция ознаменовала начало формирования общества среднего класса, а Россия воспринималась как нация, лишённая этого важного элемента социальной конструкции. Французы, ощущая своё культурное превосходство над Россией, не воспринимали её как европейскую страну и нацию. Всё это содействовало быстрому прогрессу антирусских настроений и страхов перед Россией[814].

Если французы считали, что Россия представляет угрозу их либеральным ценностям, то прагматичные англичане видели её способной составить конкуренцию в морском деле и колониальных предприятиях. При этом и те и другие активно использовали тему «русской угрозы» во внутриполитической борьбе.

Как уже отмечалось, именно в середине 1830-х годов англичане вводят в оборот термин «русофобия» и, как и во Франции, именно в это время в английском обществе наблюдается настоящий шквал антирусских настроений и публикаций. Памфлеты, запугивающие читателей российскими планами господства на Ближнем Востоке и завоевания Индии, появлялись регулярно, а пропагандисты-русофобы ссылались на них как на объективные источники информации[815].

Как подчёркивал Дж. Х. Глисон, английскую русофобию можно объяснить с помощью двух подходов. В соответствии с первым, следует учитывать столкновение имперских амбиций двух великих держав, усилившихся после разгрома наполеоновской Франции. Согласно второму подходу, находящемуся на стыке политики и общественного мнения, причина английской русофобии коренится не только в столкновении интересов империй, но и в борьбе английских политических партий за голоса избирателей, поэтому истинную причину русофобии следует искать в британской внутриполитической жизни. Политические партии эксплуатировали страхи перед Россией с целью подвергнуть критике излишне примирительную, с их точки зрения, политику правительства перед лицом русской опасности для Британской империи. Кроме того, тема «русской угрозы» использовалась с целью оправдания операций по военному или экономическому захвату новых территорий, которые следовало присоединить до того, как ими овладеют русские «варвары» и «деспоты»[816].

Как справедливо отмечает Г. Меттан, «пока французские философы бились на идеологическом поле, обсуждали преимущества демократии и оттачивали аргументы против азиатского деспотизма, англичане открывали торговые пути и неустанно завоёвывали новые рынки»[817]. Поэтому, делает вывод исследователь, у английской русофобии не было ни религиозной, ни философской основы: «Любые упрёки русскому деспотизму были случайны и использовались главным образом в пропаганде, направленной против царя»[818].

Безусловно, на распространение антирусских взглядов в английском обществе влияли и экономические факторы, а именно конкуренция на Ближнем и Среднем Востоке. Кроме того, необходимо учитывать полонофильские настроения англичан, особенно сильные в Ньюкасле, Глазго и Манчестере[819]. Различия в политической системе между Россией и Великобританией также содействовали распространению русофобии. Как утверждал Дж. Х. Глисон, вполне вероятно, что отвращение, с которым практически все англичане относились к политическим институтам и социальной системе России, способствовало зарождающемуся антагонизму между двумя странами, однако в пропагандистской борьбе с Россией речь шла об отдалённых заморских территориях. В итоге незначительные, по сути, разногласия приобрели изначально непропорциональный размах. Отсутствие сочувствия к России порождало недоверие, подозрительность рождала ненависть, союз превращался в соперничество[820].

В 1836 году, как уже отмечалось, термин «русофобия» начинает активно использоваться в английской прессе радикалами, высмеивавшими тотальный ужас перед Россией, охвативший английских политиков. Как отмечал Дж. Х. Глисон, если взгляд на Другого описывать через некую «шкалу немилости», то в случае с Россией применимо к 1830-м годам можно говорить о высшей степени враждебности. При этом неприязнь, по крайней мере, умеренная, к чему-то далёкому и незнакомому — почти универсальное человеческое свойство. По словам историка, все люди, за исключением сентиментальных эмигрантов, относились к иностранному миру с некоторой долей неодобрения. Однако эта неприязнь к России, по мнению Дж. Х. Глисона, в 1830-е годы стала настолько сильной, что вполне можно говорить о «фобии», и этот термин с тех пор стал привычным. Русофобию исследователь именует «парадоксом британской истории», подчёркивая, что неприязнь к России, возникшая в Великобритании в начале XIX века, стала «наиболее ярко выраженным и устойчивым элементом национального видения внешнего мира»[821]. Известный британский историк Э. Кросс также пишет о «всеобщей волне русофобии» применимо к истории Великобритании XIX века[822].

Вполне обоснованным представляется вывод Дж. Х. Глисона