Никон - Владислав Бахревский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позади стрелецкой повозки бодро шла лошадка, нанятая протопопами. Вместе с Аввакумом провожать Неронова отправился и костромской протопоп Данила. Данила был тучен, а ногами слаб. Он ехал в телеге.
— Эх! — покрутил головой Аввакум. — Столько уж лет подле тебя, батька. Жил, а наговориться не наговорился. Все было недосуг! Авось, да небось, да потом! А потом-то этого и не случается.
— Говорили мы, — улыбнулся Неронов. — Много и сладко мудрствовали.
— Плохо без тебя, батька, будет.
— Да я, чай, ненадолго! Поучат меня монахи уму-разуму да и отпустят.
— Волк, коли на одну овцу напал, так всех перекусает.
Десятник Агишев покосился сердито на Аввакума, но опять ничего не сказал. Только ткнул кулаком возницу в спину. Возница хлестнул лошадь кнутом, та рванула, Аввакум невольно вцепился в борт телеги, его потянуло. Он споткнулся, ухнул на колено, тотчас, правда, и вскочил.
Агишев захохотал, а стрельцы, что были с ним, перекрестились:
— Человек чуть под колесо не угодил.
Аввакум шагнул вслед за телегой, остановился, поглядел на ладонь: саднило кожу.
Подъехала телега Данилы.
— Тешат дурь свою, — сказал Данила.
— Один Агишев веселится.
Аввакум сел в телегу, потом лег.
Задремал.
Ему приснилось, что он как его Прокопка. Глазки блестят, мордочка счастливая. Сидит он на возу. На высоченном возу сена. Дорога разбитая, воз качает. Того гляди, телега опрокинется, а ему весело. До неба близко!
Открыл глаза — облако. Белое, с жемчужной каемкой.
— Перекусить остановились, — сказал Данила.
Аввакум сел. Взял свой узел с едой.
— Пошли к Ивану.
Неронов сидел на траве, расстелив перед собой женский платок. Ел, кроша желтком, вареное яйцо.
— Вертались бы вы, ребята! — сказал Аввакуму и Даниле.
— А они тебя не уморят? — покосился Данила на Агишева.
— Не уморят.
— Как знать! Никон — человек злодейский. — Аввакум тоже покосился на Агишева. — До места тебя проводим.
— Ну, мне-то хорошо с вами, — сказал Неронов. — Ешьте!
— Ты свое приберегай. Наше вот бери, — угощал Данила. — Мало ли что у них на уме.
Аввакум, жуя хлеб, встал, поглядел, где остановились.
— Деревенька под горой. За молочком бы сбегать.
— Ничего, тут рядом родник. Вода вкусная, — сказал Неронов.
Стрельцы кормили лошадь и сами тоже ели, от протопопов особняком. Аввакум пошел и тоже дал лошади овса.
К роднику подошла старушка. Долго из-под руки глядела на людей, расположившихся возле придорожных берез. Попила водицы, снова поглядела на проезжую братию, пошла к стрельцам.
— Хто начальник-то у вас? — спросила строго, безбоязненно.
— Должно быть, я! — разулыбался старухе Агишев.
— На Соловки, что ли, бедных попов везешь?
— Как ты догадалась, что это я их везу? Может, они меня везут!
— Слух идет — патриарх больно строгий достался нам, — сказала старуха. — Дозволь милостыню попам подать.
— Экая богачка! — захохотал Агишев. — Ну, подай, подай!
Старушка подошла к Неронову:
— Благослови, батюшка!
— Вот они благословят, с меня скуфью сняли, — сказал Неронов.
— Ты меня благослови. Страдалец Господу Богу ближе и угодней.
Неронов благословил.
— Возьми-ка яблочко. А это вам — на двоих. Больше-то не взяла.
— Спаси тебя Христос, — сказал Аввакум.
Старушка стояла, глядела на дорогу.
— Теперь много людей погонят.
— Отчего же? — спросил Неронов.
— Патриарх больно строгий достался.
— Как молишься-то?
— А вот этак! — подняла два пальца.
— Ну и слава богу! Молись. Антихрист в мир явился.
Старушка вздрогнула и, ничего не сказав, пошла в деревню. У родника остановилась, поглядела на протопопов из-под руки, черпнула воды ладошкой, умылась. Осенила крестным знамением протопопов, подумала и стражу их тоже перекрестила.
14В богатом селе Рыженькой гонимому протопопу Неронову еды принесли два полных куля, а крестьянин Малах лисью шапку пожертвовал.
— Зачем мне летом шапка! — удивился Неронов.
— В северную сторону тебя везут. Август на дворе.
— Да ты хоть знаешь, кому даешь? — подступился десятник Агишев к Малаху.
И Малах сказал твердо:
— Знаю. Протопопу Неронову.
— А знаешь ли ты, что сей Неронов у патриарха Никона в немилости?
— Ради милостей на Север не повезут, — ответил Малах строго. — Только ведь и царь тюремным сидельцам милостыню из рук своих дает.
Зашипел Агишев, как гусак, но и только. Тресни мужика — самого прибьют. Народу — толпа, на стрельцов смотрят нехорошо.
В Рыженькой Неронов распрощался с Аввакумом и Данилой.
— Возвращайтесь к детям своим духовным. В такой смятенный час оставили вы их без слова Божьего, укрепляющего.
Омыли Аввакум с Данилою ноги Неронову, взяли у него благословение, и разошлись у них пути.
Навеки разошлись.
Агишев, освободясь от протопопов, задурил. Как из Рыженькой наутро выехали, шапку у Неронова отнял. Из двух кулей припасов со всяческой едой дал один сухарь.
Но дорога привела в Вологду. В Вологде поглядеть Неронова сбежался весь город. Агишев струсил, когда Неронов стал говорить людям слово. Однако протопоп про Агишева и не вспомнил. Просил молиться не ради живота, но ради души, ибо пришел ныне в мир Антихрист и время праведным людям страдать, приготовляясь к вечному царству.
Из Вологды Агишев поспешил убраться в тот же день. И однажды вечером по горизонту разлился серебряный тихий свет. То светилось Кубенское озеро.
Сумерки уже были густы, когда подводы выкатили на прямоезжую дорогу, ведущую к белым монастырским стенам.
И вдруг зарокотали колокола, а потом раззвенелись, золотя серый воздух. Ворота монастыря распахнулись, и навстречу сирой подводе вышел крестный ход.
— Кого встречаете?! — крикнул обеспокоенный Агишев, и ему ответили:
— Протопопа Неронова.
— Не на честь я к вам приехал, — сказал, склоняясь перед игуменом в земном поклоне, новоприбывший. — Под начало послан. Велено мне быть в хлебне, муку сеять, ходить в черных служках.
— Ни-ни! — облобызав Неронова, объявил игумен. — Это мы все пришли под твое начало. Приказывай, святой отец, с радостью станем служить тебе.
Агишев, улучив минуту, сунул Неронову лисью шапку и шепнул побелевшими губами:
— Прости, святой отец, и не погуби.
— Святой, значит? — засмеялся Неронов и сказал очень даже сердито: — Зачем мне тебя губить, сами вы себя погубите. Да уже и погубили.
15В Москве Аввакум с Данилой написали царю новое челобитье, подклеили к нему листы с подписями прихожан, и Аввакум понес свиток Стефану Вонифатьевичу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});