Франсиско Франко - Хелльмут Дамс

«Престиж Рамона Франко (младшего брата Франсиско. — А. Е.) в те дни (зимой 1930 г. — А. Е.) поднялся до небес… Вся пресса посвящала личности Рамона пространные статьи. Реакционеры с негодованием требовали применить к нему самые строгие меры. Левые же горячо симпатизировали Рамону… Вся Испания говорила о Рамоне Франко. Слава первого авиатора, совершившего перелет через Атлантический океан (перелет из Европы в Буэнос-Айрес состоялся в 1926 г. — А. Е.), ясность политических позиций, враждебных диктатуре и королю, мужество, с которым он открыто заявил о своих убеждениях, опубликование в газете письма, в котором он резко выступал против собственного брата, называя Франсиско Франко фашистом и реакционером… создали вокруг его личности романтический ореол. Он стал всеобщим любимцем. Реакция считала его своим смертельным врагом. Рамон Франко сыграл немалую роль в установлении республики в Испании».

«С Франко (Рамоном. — А. Е.) меня связывала большая дружба, долгое время мы вместе служили и, полагаю, обоюдно ценили друг друга. Я знал его хорошие и плохие качества. Он был умен, легко и быстро ориентировался в обстановке и в то же время обладал рядом привычек и странностей, которые никому не удавалось искоренить в нем. Одной из них была привычка небрежно одеваться. Он всегда носил потрепанную и грязную гражданскую одежду или военную форму. Порой он совершал довольно странные поступки, нисколько не беспокоясь об их последствиях. Это был настоящий дикарь, и ему очень подходило полученное в авиации прозвище Шакал».

«…Рамон Франко в те дни (в начале 1931 г. — А. Е.) считался в Париже «звездой» первой величины. Газеты и журналы помещали его фотографии, рассказывали эпизоды из его жизни, многое преувеличивая и присочиняя. В кинотеатрах показывали хронику о том, как Рамон Франко и я гуляем в Люксембургском саду. В тот день мы пригласили Рамона отобедать в нашем пансионе. Одна из старых англичанок, видевшая эту хронику, узнала его и, поскольку читала только реакционные газеты, поносившие нас, должно быть сильно перепугалась, обнаружив, что живет под одной крышей с такими опасными и страшными преступниками, задумавшими свергнуть симпатичного Альфонса XIII. Она сообщила о своем открытии соотечественницам и заявила о намерении сменить пансион. Встревоженная хозяйка рассказала нам о случившемся. Она ничего не имела против нас, но не хотела терять и более солидных клиентов. Тогда мой двоюродный браг Пепе, считавший себя истинным испанским идальго, в необычайно изысканных выражениях произнес перед англичанами речь о том, что им не стоит утруждать себя переездом, так как мы, испанцы, сами покинем пансион. Эти слова повлияли на перепуганных англичанок. Они решили остаться».

«Уже больше месяца мы жили в Мадриде (осенью 1935 г. — А. Е.), но я еще не видел Рамона Франко. Рассказывали, что он… не хочет иметь ничего общего с левыми, и вообще его поведение оставляет желать много лучшего. Как-то раз, когда я был один в своем кабинете, открылась дверь и появился Рамон Франко. По выражению его лица я понял, что мою дверь он открыл по ошибке. Мгновение Рамон колебался, но затем вошел и протянул мне руку. Я сказал, что рад его видеть, ибо до меня дошли слухи, которым не хотелось бы верить. Вначале он говорил несколько уклончиво, но затем подтвердил, что они соответствуют действительности. Я поразился его цинизму. Казалось, со мной разговаривает настоящий фашист. Никогда не забуду его последней фразы: «Знаешь, Игнасио, если выбирать между тем, чтобы мне давали касторку или я ее давал, предпочитаю последнее». (Имеется в виду пытка, применявшаяся фашистами, — насильственное вливание арестованному касторки.) Эти слова переполнили чашу моего терпения. Очень резко я ответил, что с этого дня между нами все кончено, и попросил покинуть кабинет. Это была наша последняя встреча».

«Главной целью Франко с самого начала войны (имеется в виду гражданская война 1936–1939 гг. в Испании. — А. Е.) и до Гвадалахарского сражения в марте 1937 года был захват Мадрида. Гитлер и Муссолини поощряли это стремление Франко, все увеличивая посылку различных видов оружия и войск и обещая признать его правительство, как только он войдет в Мадрид. Многочисленная Франкистская армия, снабженная самым современным оружием, быстро продвигалась к столице и вскоре подошла к ее окраинам. В эти критические дни авиация противника как на фронте, так и над Мадридом «действовала в свое удовольствие», ибо республиканская была практически уничтожена. Фашистские самолеты полностью господствовали в воздухе и безнаказанно производили бомбардировки и обстрелы.

Взять столицу было поручено четырем хорошо вооруженным вражеским колоннам, поддерживаемым мощной артиллерией и многочисленной авиацией. Именно тогда генерал Мола (Эмилио Мола — один из франкистских генералов, одно время бывший главнокомандующим испанскими войсками в Марокко. — А.Е.) сделал одному из иностранных корреспондентов известное заявление о том, что Мадрид будет завоеван «пятой колонной» «национальной» армии, которая атакует красных в их наиболее уязвимое место. С тех пор термин «пятая колонна» во всем мире употребляется для обозначения внутреннего врага.

Мировая реакция уже не сомневалась, что Мадрид потерян для республиканцев. Фашисты были уверены, что он падет в указанный Франко день (т. е. 7 ноября 1936 г. — А.Е.).

В этот день несколько корреспондентов газет из Сарагосы нисколько не сомневаясь, что войска Франко уже дефилируют по улицам столицы, подъехали на автомобилях к нашим (республиканским. — А.Е.) линиям. Когда журналистов взяли в плен, они подумали, что фашистские солдаты ради шутки решили попугать их, переодевшись в форму красных ополченцев.

Вот другой факт, свидетельствовавший о том, что путь к площади Пуэрта дель Соль («Ворота солнца», главная площадь Мадрида) представлялась фашистам военной прогулкой. Мне рассказал о нем попавший к нам в плен летчик-франкист, присутствовавший при подготовке Франко к въезду в столицу.

Из Севильи франкисты привезли знаменитую статую девы Марии, намереваясь нести ее впереди марокканских частей и Иностранного легиона, которые должны были первыми войти в город. Статую сопровождали представители высшей церковной иерархии, священники и благочестивые граждане и гражданки в парадных одеяниях.