Поймай меня, если сможешь - Фрэнк Абигнейл

— Сэр, мне нужно получить добро мистера Джеймса, нашего вице-президента, и он наверняка его даст. Вернусь буквально через секунду.

Войдя в кабинет Джеймса, он сказал (как я узнал позднее) в точности то, на что я выработал у него условный рефлекс:

— Сэр, тут мистер Лиман из Джанкшена, ему нужно обналичить этот довольно крупный чек. Он личный друг мистера Финансона, и хотел повидать мистера Финансона, но, как вам известно, мистер Финансон в Сан-Франциско.

— Личный друг старика?

— Да, сэр, и деловой партнер, как я понял.

— Так обналичьте! Нельзя же, чёрт возьми, сердить партнёров босса.

Минуту спустя молодой служащий передал липовый чек кассиру:

— Обналичьте его этому джентльмену, пожалуйста. Мистер Лиман, рад, что смог вам помочь.

А вот меня это жульничество с собаками Павлова не порадовало. Честно говоря, не доставило ни малейшего удовольствия. Я покинул город в тот же день, а несколько дней спустя остановился в отдалённой вермонтской деревушке, чтобы пораскинуть умом. Мной овладели мрачные раздумья.

Я уже не живу, думал я, а лишь стараюсь выжить. Грязным очковтирательством, махинациями и жульничествами я скопил целое состояние, но отнюдь не радовался плодам своих беспутных трудов. И заключил, что настало время уйти от дел, забиться, как лиса, в какое-нибудь глубокое и надёжное логово, где можно будет отдохнуть и приступить к строительству новой жизни, свободной от преступлений.

Я мысленно пересматривал в атласе памяти все места, где побывал. Вспоминая поездки последних лет, я был слегка ошеломлён масштабами своих странствий. Я исколесил земной шар вдоль и поперёк, от Сингапура до Стокгольма, от Таити до Триеста, от Балтимора до Балтики и прочих мест, посещения которых напрочь изгладились из моей памяти.

Но одно место я всё-таки не забыл, и его название то и дело всплывало в моей памяти, когда я выискивал тихую гавань: Монпелье, Франция.

Монпелье. Вот где моя тихая гавань, наконец решил я. И, приняв такое решение, больше не раздумывал.

А следовало бы.

9. Входят ли в счёт за камеру чаевые?

Количественно виноградники Нижнего Лангедока производят больше вина, чем все три остальные грандиозные французские винодельческие провинции, вместе взятые. Качественно же — за одним-двумя исключениями — лангедокские вина по букету, выдержке и вкусу не отличить от выдохшейся свекольной браги. Заботливый хозяин подаёт столовое лангедокское вино только с лежалыми мясными обрезками — и чаще всего гостю, видеть которого больше не желает.

В общем, откровенно мерзкое пойло.

К счастью для Франции, изрядную часть лангедокских вин поглощают виноградари, виноделы, виноторговцы и огромное большинство населения провинции. Экспортирует Франция лишь свои великолепные вина с виноградников Бургундии, Бордо и Шампани, справедливо славящиеся своим прекрасным качеством.

В Монпелье я узнал о виноградарстве всё. И первым делом, — что не стоит даже пробовать vins du pays, вина местного разлива.

Вероятно, во всём городе спиртного не потреблял один я. Впрочем, в Монпелье я приехал не ради вина, а ради убежища. Постоянного, как я надеялся. Я взошёл на пик преступной карьеры, и вид оттуда открылся отнюдь не захватывающий дух. Теперь мне хотелось спуститься в долину честности, чтобы спрятаться в какой-нибудь низинке.

Монпелье я миновал, когда ехал на автомобиле из Марселя в Барселону во время одной из первых европейских вылазок с липовыми чеками. За городом я остановил машину под раскидистой оливой, устроив себе пикник из сыра, хлеба, колбасы и молока, купленных в городе. Поблизости сборщики винограда суетились в обширном винограднике, как муравьи, а вдали блистали на солнце укутанные вечными снегами вершины Пиренеев. Я ощутил уют и покой, чуть ли не счастье, — будто вернулся на родину.

В каком-то смысле так оно и было. Моя мать родом как раз из этого уголка южной Франции. Здесь она родилась, и после её замужества с моим отцом и вспышки партизанской войны в Алжире её родители вернулись сюда вместе с остальными своими детьми. Мои дед и бабка по материнской линии, несколько дядьёв и тёток и выводок кузенов и кузин до сих пор жили в часе езды от той оливы, и я не без труда подавил вспыхнувшее в душе желание свернуть с дороги, чтобы навестить родню матери. И покатил в Испанию.

Но так и не забыл ту восхитительно безмятежную интерлюдию под Монпелье. И в двадцать лет ощутив приближение старости, решив расстаться с образом жизни фиктивного человека, торгующего мыльными пузырями оптом и в розницу, убежищем своим избрал Монпелье. Я был не в восторге от того, что возвращаться туда придётся под очередной маской, но большого выбора у меня не было.

Во многих отношениях Монпелье подходил для моих целей идеально. Город, расположенный слишком далеко от Средиземного моря, чтобы заманить поклонников Ривьеры, туристов не привлекает, но находится достаточно близко от побережья, чтобы добраться до моря после короткой поездки, если вздумается искупаться.

Он достаточно велик (в то время — 80 тысяч жителей), чтобы американец, осевший там надолго, не привлекал излишнего внимания, но слишком мал, чтобы обзавестись крупным аэропортом или заинтересовать крупные гостиничные сети. В Монпелье не было ни «Хилтонов», ни «Шератонов», а его крохотное лётное поле принимало только легкие самолёты. Отсутствие авиасообщения и шикарных отелей было мне на руку: очень мала вероятность встретить пилота, стюардессу или сотрудника отеля, которые могли бы меня узнать.

В Монпелье я представился Робертом Монхо, преуспевающим писателем и киносценаристом из Лос-Анджелеса; «преуспевающим» — чтобы объяснить солидный счёт, открытый мной в одном из местных банков. А ведь я положил на депозит далеко не все деньги, которые прихватил в Монпелье, иначе не миновать бы мне любопытства по поводу истинных источников моих доходов. При себе я оставил втрое больше, сплошь наличными, припрятанными в моём багаже. Действительно, жители Монпелье любопытством не отличались. Когда я принялся утверждаться в качестве прижившегося у них эмигранта, вопросы мне задавали лишь необходимые и ни к чему не обязывающие.

Я купил небольшой коттедж — прелестный уютный домик с тесным задним двориком, обрамлённым высоким дощатым забором, где предыдущий владелец разбил миниатюрный сад. При выборе подходящей мебели и декора ей под стать владелец магазина, где я покупал мебель, позволил мне воспользоваться услугами его жены — опытного дизайнера по интерьерам. Одну комнату я отдал под кабинет и библиотеку, чем подчеркнул свой образ писателя, занятого исследованиями и литературным творчеством.