Торговец пушками - Хью Лори

Франциско великодушно кивнул, словно помогал мне разрешить трудную проблему с подружкой:

– Конечно, Рикки. Кто-то за нас платит. Кто-то всегда должен платить.

– Во! Я так и думал. Кто-то должен платить. Ну, я, типа, и подумал… в смысле… кто?

Какое-то время он смотрел вперед, а затем медленно повернул голову и взглянул на меня. Долгим взглядом. Таким долгим, что мне пришлось все время отвлекаться на дорогу, чтобы убедиться, что мы сейчас не врежемся в колонну фур-дальнобоев.

А в перерывах еще и успевать глупо хлопать глазами под его пронизывающим взглядом. «Рикки не опасен, – сигнализировал я. – Рикки – честный солдат. Рикки – наивная душа, он просто хочет знать, кто платит ему зарплату. Рикки не представляет, не представлял и никогда не будет представлять никакой угрозы».

Я нервно хихикнул:

– Ты не хочешь посмотреть на дорогу? В смысле, типа… ну, ты знаешь.

На миг Франциско закусил губу, а затем вдруг засмеялся и перевел взгляд на шоссе.

– Помнишь Грега? – спросил он немного нараспев.

Я сморщил лоб. Очень старательно. Рикки не помнит почти ничего, что происходило больше чем несколько часов назад.

– Грег, – повторил он еще раз. – У которого «порш». Тот, что с сигарами. Он еще фоткал тебя на паспорт.

Я выждал еще немного, а затем энергично закивал:

– Грег, точно, помню. У него «порш».

Франциско улыбнулся. Возможно, подумал: «Какая разница, что я ему тут наговорю? Он же все равно забудет это раньше, чем мы доберемся до Парижа».

– Точно. Так вот, этот Грег – очень толковый мужик.

– Да? – удивился я, словно для меня это было что-то новенькое.

– Еще какой. Реально толковый. Толковый мужик с бабками. И не только.

Я снова задумался:

– А по мне – так он полный придурок. Франциско удивленно взглянул на меня, но тут же заржал как лошадь и забарабанил по рулю кулаком.

– Точно, придурок, – орал он. – Придурок долбанутый!

Я заржал вместе с ним, сияя от гордости, что смог рассмешить моего командира. Угомонились мы не сразу. Отсмеявшись, Франциско даже вырубил наконец Брюса Спрингстина. Я чуть не расцеловал его за это.

– Грег работает в паре с еще одним мальцом. – Лицо Франциско вдруг посерьезнело. – Из Цюриха. Они типа финансистов. Крутят бабки, заключают сделки, проворачивают крупные дела. Разные дела. Врубаешься? – Он посмотрел на меня, и я послушно сдвинул брови, демонстрируя работу мысли. Похоже, именно это ему и требовалось. – Ладно, проехали. Короче. Грегу звонят. Потом приходят деньги. И делай с ними чего хочешь. Хочешь – в банк клади, не хочешь – трать. По фиг.

– То есть у нас, типа, есть счет в банке? – спросил я, лыбясь во весь рот.

Франциско тоже осклабился:

– Конечно, у нас есть счет в банке, Рикки. У нас целая куча счетов в целой куче банков.

Я покачал головой в изумлении от такой изобретательности, а затем снова сдвинул брови:

– Значит, Грег платит бабки за нас? Но не свои же?

– Нет, не свои. Он их крутит и имеет свою долю. Я думаю, неслабую, судя по тому, что он рассекает на «поршаке», а мне приходится ковылять на какой-то сраной «альфе». Но это не его бабки.

– А чьи? – спросил я. Наверное, чересчур поспешно. – В смысле, кого-то одного? Или, типа, многих, а?

– Одного.

Франциско вперил в меня еще один – последний, долгий, решающий – взгляд. Проверяя, взвешивая, пытаясь вспомнить, сколько раз я раздражал его и сколько раз он оставался мною доволен. Соображая, достаточно ли я старался, чтобы заслужить бесценную информацию, знать которую мне не полагалось ни по рангу, ни по праву, ни по поводу. Наконец Франциско отвернулся и шмыгнул носом, как он всегда поступал, когда собирался сказать что-то очень важное.

– Я не знаю его имени. То есть его настоящего имени. Но для денежных дел у него свое имя. В смысле, в банках.

– Да?

Я изо всех сил старался, чтобы Сиско не заметил, как я затаил дыхание. Теперь он явно издевался надо мной, растягивая удовольствие.

– Да? – повторил я снова.

– Лукас, – сказал он наконец. – Майкл Лукас. Я кивнул:

– Круто.

Спустя некоторое время я прислонился головой к окошку и притворился спящим.

Есть одна штука, и Христос про нее знал.

Я предавался размышлениям под монотонное гудение движка, приближавшее нас к Парижу. В любом деле есть своя философия. Просто раньше я об этом как-то не задумывался.

Я всегда полагал, что первым в списке стоит «не убий». Самая главная заповедь. Ну разумеется, еще нельзя пялиться на задницу соседки, прелюбодействовать, сотворять себе кумиров и без почтения относиться к папе с мамой.

Но прежде всего, «не убий». Заповедь с большой буквы. Которую помнят все, потому что она кажется самой правильной, самой истинной и самой абсолютной.

Однако есть еще одна заповедь, о которой все почему-то забывают. «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего». Да, конечно, по сравнению с «не убий» это кажется пустяком. Мелочевкой. Примерно как нарушить правила парковки.

Но когда эту заповедь швыряют тебе прямо в лицо, когда кишки твои реагируют раньше, чем мозг, – вот тогда ты внезапно понимаешь: мораль, принципы и ценности – все это не более чем пшик.

Умре прострелил Майку Лукасу горло – и это был один из самых бесчестных поступков, какие я когда-либо видел в жизни – жизни, отнюдь не стерильной. Но оказалось, что есть поступки и похуже. По расчету ли, ради хохмы или в силу административной аккуратности, но Умре не только убил Майка, он оболгал его, забрал у него жизнь не только физическую, но и моральную, он лишил его всего – существования, памяти, репутации, доброго имени. И все это с одной лишь целью – замести собственные следы и повесить все свои будущие преступления на молодого парня из ЦРУ.

И в тот момент, когда я осознал это, для меня изменилось все. С этого самого момента я разозлился уже не на шутку.

5

Похоже, у меня отлетела пуговица с ширинки.

Франциско дал нам десять дней отпуска – отдохнуть и восстановить силы.

Бернард сказал, что собирается в Гамбург. Сообщил он это с такой хитрющей мордой, что сразу стало ясно – без секса здесь не обойдется. Сайрус уехал в Эвиан-ле-Бен, так как его мать была при смерти, – хотя позднее выяснилось, что при смерти она была в Лиссабоне и Сайрусу просто хотелось оказаться как можно дальше, когда она наконец отправится на небеса. Бенджамин с Хьюго улетели в Хайфу – понырять с аквалангом, а Франциско завис в нашей парижской квартире, ломая комедию о командирском одиночестве.

Я же объявил, что собираюсь в Лондон, и Латифа тут же решила ехать со мной:

– Слушай, мы так классно оторвемся! Я покажу тебе кучу мест. Лондон – потрясный город!

И она сладко улыбнулась.

– Да пошла ты! – отрезал я. – На хрена мне, чтоб ты за мной таскалась?!

Да, согласен, грубо, и мне совсем не хотелось так говорить. Однако риск, что какой-нибудь идиот, заметив меня с Латифой на лондонской улице, вдруг заорет во все горло: «Томас, старина, сто лет тебя не видел! А что это с тобой за телка?» – был так велик, что мне даже думать не хотелось об этом. Мне требовалась свобода передвижения, и единственным способом получить ее было сбросить Латифу с хвоста.

Разумеется, можно было насочинять басен про стареньких дедулю с бабулей, про семерых детишек или про визит к личному консультанту-венерологу, но в конечном счете послать ее на три буквы показалось мне проще всего.

Из Парижа в Амстердам я перелетел по паспорту Бальфура, а затем битый час избавлялся от всевозможных американцев, у которых могло хватить ума проследить за мной. И не то чтобы у них были какие-то особые причины. Стрельба в Мюррене убедила большинство из них в том, что со мной можно иметь дело, да и Соломон наверняка порекомендовал ослабить поводок.

И все же я хотел, чтобы в ближайшие несколько дней ни одна бровь не взлетела в изумлении и чтобы никто не смог воскликнуть «а это еще что?», следуя за мной по пятам. Вот поэтому-то, оказавшись в аэропорту Схипхол, я купил и тут же выбросил билет до Осло, обзавелся новой одеждой и солнцезащитными очками и вскоре вышел из туалета Томасом Лэнгом, хорошо известным «пустым местом».

В Хитроу я добрался к шести вечера и поселился в отеле «Пост-Хаус». Кстати, весьма удобное местечко, поскольку расположено недалеко от аэропорта, и одновременно местечко кошмарное, поскольку расположено недалеко от аэропорта.

Я долго отмокал в ванне, а затем плюхнулся на кровать и, вооружившись пачкой сигарет и пепельницей, набрал номер Ронни. Хотелось попросить ее об одной услуге – услуге, о которой прямо в лоб не скажешь, – так что я устроился поудобнее, зная, что разговор предстоит долгий.

Мы и в самом деле долго болтали о том о сем, и это было очень приятно. Приятно само по себе, но вдвойне приятно потому, что за наш разговор придется платить Умре. А также за шампанское со стейком, которые я заказал прямо в номер, и за лампу, которую я разбил, когда запнулся о ножку кровати. Разумеется, я прекрасно понимал, что при его доходах ему хватит на это сотой доли секунды, но на войне надо уметь радоваться и микроскопическим триумфам.