Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

«Как было бы здорово, если бы большой угав прогремел на всю Меирию. И куда только Гилад и Ронен исчезли?» — мрачно проговорил Рувик, Шмулик невесело качнул головой. — «Наверно, занимаются монтажом большого угава в Неве-Меирии, решили упредить там события…» — бурчал недовольно Ирми.

«Но мы не можем никуда двинуться! Нельзя оставить Меирию фанфаразматикам на растерзание, посёлок надо срочно спасать! Видите же, что происходит! Это что, просто стихия?» — взвился Рувик. — «Да нет, какая там стихия!.. — медленно пробормотал Ирми. — Они назвали «это» ораковением Меирии…» — «А мы им, стало быть, мешаем!..» — подал голос Цвика. — «Всё куда хуже, ребята. Они откуда-то откопали, или сами нарисовали документы, что вся Меирия, или её большая часть… принадлежит клану то ли Аль-Тарейфа, то ли Навзи… Ну, этим наркоманам и бандитам из Аувен-Мирмия», — тихо проговорил Ирми. — «Чушь какая-то!» — резко отозвался Ноам. — «Чушь — не чушь, а они за это ухватились… Вот, почитай, астронавт! Максим за всеми этими вещами не забывает следить, а мы… — бросил Ирми в руки Ноаму газету. — Прошляпили колпакование!»

После завтрака Ирми показал девочкам содержимое принесённого мешка со старой одеждой: «Это нужно привести в порядок: нам всем понадобится маскировка. В фиолетовом прикиде мы теперь не можем выйти на улицу. Ты, Ренана, правильно придумала серую подкладку к кипам «Типуль Нимрац», то же надо сделать и нам с Ноамом. Максим вообще рекомендует картузы или кепи попроще, двусторонние, блёклых тонов. Ну, а тут… Видите? — тут как бы бесформенное и серо-буро-малиновое тряпьё. В общем, сообразите. Не мне вам подсказывать. Машинку я тебе в следующий раз достану, если смогу…» — «Ладно, мне меньше всего нужно, чтобы ты на это тратил время и рисковал! — огрызнулась Ренана, тут же подняв на Ирми смущённый и чуть виноватый взор. — Спасибо за идею и за то, что дал нам с Ширли занятие…

Некогда будет думать…» — «Да, а вам лучше парички какие-нибудь, типа мальчишеских. И вам тоже нужны брюки, я слышал, у религиозных девочек входят в моду брюки под юбку… Придумай что-нибудь…» — «Не волнуйся, за этим дело не станет!» Девчонки радостно принялись за дело, а Ирми тем временем несколько раз перечитывал статью безвестного репортёра в «Silonocool-NEWS», пока Ноам с ребятами занимался Торой. Ирми до такой степени был потрясён прочитанным, что некоторое время сидел, уставившись в пространство, пока Ноам не предложил: «Шмулон, давай-ка продолжим с тобою ночные эксперименты. Хочешь? И ты, Рувик, присоединяйся!» Ирми тут же подсел к братьям и попросил Шмулика: «Поиграй-ка на флейте и угаве, по очереди, ну, как ты это умеешь… И направь звук сначала прямо на антенну моего ницафона. Свой ницафон тут положи, но немного под углом…» Всех четверых воодушевило участие в новом эксперименте, предложенном Ноамом и Ирми, и они с жаром принялись предлагать варианты. Так они провозились до ночи. Прошёл ещё один день, и наступил вечер…

2. Водевиль под покровом мрака

После ужина Ренана с Ширли сидели в салоне, трудясь над «маск-костюмами». Ренана так и сяк вертела лоскуты мешковины, то и дело прикладывая к ним обычную линейку — за неимением портновского метра. Ширли ей помогала, предлагала идеи, набрасывала эскизы. Она вздыхала, вслух выражая тревогу, что никак не может связаться с родителями, сетовала: «И кузенам тоже не связаться со своими…

Угишотрия, колпакование, ораковение! Словечек напридумывали!» — «Ага! Как же фанфаразматики обойдутся без громких слов! Смотри, как они назвали свою дурацкую ракушку! — «Цедефошрией»! Да уж, вся Арцена просто светится от счастья…» — « Если бы только словечек… Они и делов натворили…» Тут прямо напротив них осветился экран давно бездействовавшего старенького телевизора. Им в голову не могло придти, что телевизор, который, как, впрочем, и во всех домах Юд-Гимеля, уже больше недели не работал, вдруг сам собой включится.

Ренана пробурчала: «Ну, вот, только вспомнила этот… силуфокульт — и он тут как тут! Нам-то оно зачем! Ведь снова будут передавать свои…» — и вдруг, опешив, уставилась в экран. Там как раз показывали заставку ОФЕЛЬ-ШОУ, хотя день был будний. Этой передачей, обычно идущей по пятницам вечером, руководство арценского телевидения фиолетовых фанатиков с самого начала «не баловало».

В бешено крутящемся калейдоскопе лиц, между отливающим зеленовато-жёлтым личиком очаровательной Офелии и столь же неестественно-ярким Зямой она увидела папино лицо, того же странно-болезненного оттенка.

Ренана громко вскрикнула, уставившись на экран остановившимся взглядом, потом почти на грани истерики заголосила: «Па-па!.. Ирми, мальчики! Папу показывают!!!» Ирми в тот же миг прибежал, с тревогой глядя на Ренану, нервно указывающую пальцем в сторону светящегося из угла экрана телевизора. Он тут же перевёл взгляд на экран, затем сел перед нею на пол и проговорил: «Ну, не надо так…

Успокойся, родная моя…» — он попытался погладить её волосы, но девушка резко отшатнулась, и Ирми виновато уставился в экран. В дверях уже толкались братья Ренаны и кузены Магидовичи.

ОФЕЛЬ-ШОУ началось под традиционную заставку: уже упомянутый бешеный калейдоскоп лиц участников шоу под оглушительный грохот десятка «стиральных досок ихних бабушек». По ним изо всех сил лупили показанные крупным планом длиннопалые лапы экзальтированных «Шавшеветов».

Грохот постепенно стих, и сквозь него прорезалось чёткое скандирование самых хлёстких цитат из статей Офелии, клеймивших главаря банды антистримеров, который — «ну, что бы вы думали!!!» — эту фразу они прокричали трижды, меняя интонацию и застыв в беге на месте, — совершил целую серию преступлений, угрожавших срывом Большого! Музыкального! Турнира! «Он чуть не вывел из строя наши войтероматы!!!

Нашу уги-шот-ри-и-и-и-ю-у-у-у!!! Наш АШЛАЙ! Наш любимый АШЛАЙ, мы тебя не забудем!!! Не забудем!!!» Наплыв его портрета в широченной чёрной рамке, снова мелькание длинных рук и ног «Шавшеветов»… И так — несколько раз… Когда начало казаться, что эта «живая шарманка» заведена на бесконечно-длительное время, они вдруг оборвали гневный вопль на высоком и громком звуке. И… растворились в быстро темнеющем и густеющем жёлтом тумане, за которым ненавязчиво проглядывало чуть грустное лицо покойного рош-ирия Эрании. «Шавшеветы» унеслись куда-то в желтоватом вихре, грохот сошёл на нет, и на экране высветилась студия Офелии с обилием колышущихся драпировок всех оттенков болотной радуги.

Офелия Тишкер восседала в центре на унитазо-кресле ярчайшего оттенка отливающих старым золотом зыбучих трясин. Над её головой висел портрет Ашлая Рошкатанкера, только чёрная рамка была чуть уже и не столь вычурна.