Маски времени - Роберт Силверберг

Нигде в «Новозападном откровении» конкретно не прозвучало, был ли Вонан, по мнению Филдса, настоящим или самозванцем, но он отчетливо обрисовал — что я разделаю всем сердцем, — как мы сами сделали Вонана божеством. Мы нуждались в новом вероисповедании, и мы получили его. В своей книге Филдс анализировал человечество, а не Вонана.

Но, разумеется, человечество в основном не поняло этого. Для них это была красная книга, в которой Вонан объявлялся богом! Различные увиливания от прямого ответа и выдумки уже не имели значения, так же как непонятные научные рассуждения. «Новозападное откровение» стало священным писанием. Разве не было напечатано черным по белому, что это духовное лицо? Разве можно было не обратить на эти слова внимания?

Книга превзошла все ожидания. Ее перевели на все языки, и она служила оправданием сумасшествиям вонанистов. А Мортон Филдс стал святым Павлом, проповедником слова. Несмотря на то что больше он не встречался с Вонаном и не принимал активного участия в движении, которое непреднамеренно проповедовал, Филдс, благодаря своей книге, стал незримым лидером вонанизма, который уже охватил весь мир. Его бы зачислили в сан святых, если бы существовали такие в новоявленной религии.

Прочитав труд Филдса в начале августа, я не догадывался, что он вызовет такой толчок. Я бегло просмотрел ее с таким чувством, словно поднимал валун на морском берегу, чтобы посмотреть на налипшие к нему ракушки, и, удивленный и разочарованный, отбросил в сторону.

В нужное время я прибыл в Сан-Франциско, чтобы встречать Вонана На космодроме все было как обычно — использовали обычные увертки. Пока кричащая толпа размахивала «Новым откровением», Вонана вывели подземными путями.

— Лео, тебе стоило там побывать, — , сказал Вонан, тепло пожимая мне руку. — Это истинное наслаждение. Я бы сказал, что этот курорт на Луне триумф вашего времени. Чем ты занимался?

— Читал, Вонан. Отдыхал. Работал.

— Удачно?

— Никаких результатов.

Он был отдохнувшим, свежим и уверенным, как всегда. Часть его энергии передалась Астер, которая стояла возле него. Но это была не та Астер, которую я помнил — непроницаемая, отсутствующая и непорочная. Это была теплая страстная женщина, в которой полностью пробудились все чувства. Это чудо перевоплощения, естественно, совершил Вонан. Наши взгляды встретились, и я заметил в ее глазах скрытую улыбку. Элен Эмсилвейн, наоборот, как-то постарела и высохла; ее лицо стало дряблым, волосы поседели, тело обмякло. Она впервые выглядела на свой возраст. Позднее я понял причину такой перемены — она чувствовала себя побежденной Астер, потому что долгое время считала себя как бы супругой Вонана, но теперь эта роль перешла к Астер. Хейман тоже казался подавленным. Его титаническая неуклюжесть, так не нравящаяся мне, исчезла. Он мало говорил, даже не здоровался и казался измотанным и обессиленным. Он напомнил мне Ллойда Колфа в последние недели его жизни. Долгое пребывание рядом с Вонаном было опасно. Даже Кларик, всегда такой подтянутый и жизнерадостный, выглядел переутомленным. Он вяло взял мою руку и попытался ее пожать.

Встреча прошла приятно. О напряженности обстановки и идиотской книге Филдса не было сказано ни слова. Мы ехали в автоколонне до нижнего Сан-Франциско, и нас приветствовали толпы, словно ехал какой-то очень важный человек.

Вонан уже достаточно посмотрел в Соединенных Штатах, так что программа была полностью выполнена. Теоретически миссия нашего правительства на этом заканчивалась. Нам следовало вручить Вонана в другие руки при его продвижении на запад. Но все вышло по-другому. Санди Кларик был вынужден по-прежнему сопровождать Вонана, поскольку являлся правительственным деятелем мирового масштаба. Астер, Хейман и я тоже понеслись по орбите пришельца. Я не возражал, потому что совершенно не хотел сталкиваться со своей работой.

Итак, мы путешествовали. Мы побывали в Мексике, посетили мертвые города Чичен-Ица, бродили среди пирамид майя, потом отправились в Мехико, чтобы посмотреть на самую бурную столицу полушария. Вонан молча впитывал увиденное. Его сдержанность сохранялась по-прежнему. Он больше не совершал никаких выходок и непредсказуемых поступков. Он не нарушал программы, которую ему предлагали. Его действия стали какими-то механическими и судорожными. Он не пытался рассердить нас. И я не мог понять почему. Может, он заболел? Его улыбка оставалась по-прежнему ослепительной, но безжизненной. Он превратился в живую маску. Он совершал поездки, почти не реагируя на увиденное. Кларика это расстраивало. Он тоже предпочитал Вонана-демона Вонану-автомату и никак не мог понять, что вызвало такую перемену.

Я провел рядом с Вонаном много времени. Мы вместе отправились из Мехико на Гаваи, оттуда — в Токио, Ангару, Мельбурн, Таити и Антарктику. Я окончательно потерял надежду выудить из него какую-либо полезную для себя информацию. Зато узнал кое-что о самом Вонане.

Он потерял к нам всякий интерес.

Мы наскучили ему. Наши привязанности, наши памятники, глупости, города, пища, конфликты, страхи — он все это понял. К тому же, как он сам однажды признался, ему надоело быть постоянно на виду.

— А почему же ты не возвращаешься в свое время? — спросил я.

— Еще рано, Лео.

— Но, если тебе все надоело…

— Я еще побуду здесь. Я могу долго терпеть скуку. Я хочу посмотреть, как станут разворачиваться события.

— Какие события?

— События, — ответил он.

Я передал его слова Кларику, но тот только пожал плечами.

— Остается надеяться, чтобы все произошло побыстрее, — сказал он. — Не только он устал от кругосветного путешествия.

Темп путешествия стал нарастать, словно Кларик хотел измотать Вонана впечатлениями от двадцатого столетия. Все закружилось и замелькало. Осмотрев просторы Антарктики, мы переместились в тропический зной Цейлона. После чего последовали Индия, Ближний Восток, Нил, Африка. Где бы мы ни появлялись, нас ожидали пышные приемы. Тысячи людей собирались, чтобы почтить появлявшееся божество. К тому времени — а был уже октябрь «Новозападное откровение» успело уже проникнуть всюду. Аналогии Филдса принимались за голословные утверждения, потому что даже при отсутствии вонановской церкви, народная истерия принимала форму религиозного движения.

Мои опасения, что Вонан захочет возглавить все это, не оправдались. Он также устал от толп, как от лабораторий и энергетических станций. Он взирал на людей с балконов подобно Цезарю, поднимая вверх палец, но от меня не ускользали дрожавшие ноздри и сжатые губы.

— Чего они хотят от меня? — раздраженно спросил он.